Лидия Вакуловская - Свадьбы

И другие музыканты-оркестранты столь же примечательные личности. Скажем, Яков Яковлевич Деревяненко (1-й альт, седой бобрик, грудь вперед). Он таких вам наплетет истории о своих охотничьих победах, что только держись. Как одним выстрелом сразу трех селезней: на взлете снял, как с секачом один на один вышел и срезал его первым жаканом, как раздал однажды десяток настрелянных зайцев незнакомым мазилам, чтоб тем не стыдно было домой с пустыми руками вернуться, и в том же духе. Однако никто и никогда не видывал тех богатых трофеев, какими хвалился Яков Деревяненко, и никто и никогда не угощался у лихого охотника ни зайчатиной, ни утятиной. Зато весь город знал, как год назад, в самый первый день открытия осенней охоты, сей меткий стрелок укокошил на речке двух свойских гусей, как был застигнут хозяйкой на месте преступления, после чего во избежание дальнейших неприятностей заплатил той же хозяйке по базарной цене за убитую живность.

Вот какой, извините за слово, отчаянный враль Яков Деревяненко.

А вот Нестер Козодуб (1-й тенор, козлиная бородка) известен тем, что в далекой молодости, приревновав к соседу свою жену, решил застрелиться, но подоспевшая жена успела выбить у него из рук двустволку. Однако ружье тут же само выстрелило, дробинки осами впились в лица супругов и навеки разукрасили Нестера и его жену крупными зелеными веснушками. Ну, а Григорий Пархоменко, к примеру (2-й альт, шея в три складки), являет собой самою гордыню и слова произносит только в самых крайних случаях: если с чем-то соглашается, говорит «так», а не соглашается, говорит «не так». Что до Прохора Груши (2-й тенор), то он отличается таким носом, какого еще мир не видывал. Так и кажется, что все лицо Груши состоит из этого превосходного носа, похожего на здоровенную пористую редьку, разросшуюся от уха до уха и сильно выдвинутую вперед. К тому же нос-редька имеет ярко выраженный буро-синий цвет. О носах такого цвета говорят: «Как у пьяницы». Но в том-то и дело, что Прохор Груша в рот не берет хмельного, даже папиросами не балуется, так как сильно заботится о своем здоровье, желая, видимо, прожить не одну, а две жизни. И другие музыканты ничем не уступают вышеописанным, а в чем-то и превосходят их.

Итак, вы, должно быть, убедились, что подобных оркестрантов не сыскать нигде, кроме как у нас. А значит, и нет на свете оркестра, подобного нашему. Если уж на то пошло, то о нашем оркестре можно смело историю писать. Скажем, так и назвать: «История оркестра города Н…». А внизу — надпись помельче: «В трех частях, с прологом и эпилогом». Окажись сочинитель данной истории человеком, умеющим излагать мысли лаконично, его труд выглядел бы, примерно, так:

До войны в городе Н… духового оркестра не было. В годы войны его не было тем более.

За два месяца до Победы городу Н… крупно повезло: домой из госпиталя вернулся Митрофан Сосна, кавалер ордена Славы и обладатель многих медалей. Митрофан Сосна не имел тогда лысины, не имел бородавки с седым волоском на кончике подбородка, и ноги его не были так резко выгнуты колесом. Он был молод и горячо взялся за дело по сплочению прибывавших демобилизованных воинов, которые обладали музыкальным слухом и умели на чем-нибудь играть.

Усилия Митрофана Сосны не пропали даром: вскоре в городе Н… подал голос духовой оркестр, гармонично вписавшийся в возрождающуюся жизнь. Впервые он выступил на празднике железнодорожников, где сыграл свой первый марш. Затем репертуар пополнялся, и оркестр стал обслуживать воскресные танцы в клубе («На сопках Маньчжурии» — вальс, «Катюша» — фокстрот, а также краковяк и полечка). Затем в городе Н… состоялся первый новогодний бал-маскарад, который был полон оркестровой музыки, огней и танцев. Заметим, что в это время оркестр, руководимый Митрофаном Сосной, уже обслуживал торжественные собрания, совещания и похороны.

Так начиналось становление.

Оно свершилось быстро. Коллектив подобрался дружный, творческий. Каждый работал на производстве и играл в оркестре в свободное время. Неумелых и неуживчивых быстро отсеяли. Их осталось пятнадцать, дружных музыкантов, являвших собой единую семью: один — за всех, все — за одного.

Репертуар пополнялся и усложнялся. Уже играли траурный марш Шопена, «Венский вальс» Штрауса и полонез Огинского. Популярность оркестра неудержимо росла: в выходные дни клуб не вмещал танцующих, которые приезжали даже из соседних городков, не имевших своей достойной музыки. Причитаемое за танцы делили по маркам, приравнивая марку к одному рублю послевоенных денег. При кажущейся простоте расчет был столь сложным, что нынче его просто невозможно понять. Кларнет, трубы, баритоны ценились высоко — 6 марок; альт, теноры и бас — ниже: 4 марки; барабан на месте (танцы) — 4 марки, барабан в походе (демонстрации, похороны) — 5 марок. Разница в оплате не огорчала тех, кто получал меньше. Все были молоды, преданны своему делу.

Так проходило становление.

Стабильность — вот отличительная черта оркестра на сегодняшний день. Их осталось десять, но это закаленные бойцы музыки. Они заметно постарели, полысели, убелялись сединами, но душой по-прежнему молоды и юны. Как и водится, все они претерпели большие нравственные изменения. В далекое прошлое ушло то время, когда заработок делился по маркам: кому больше — кому меньше. Теперь все делится поровну. Никаких марок! Правда, теперь оркестр не играет на танцах, так как молодежь в последние годы предпочитает отплясывать под музыку магнитофонов и всевозможных радиол. Но и нашим оркестрантам хватает дел: по-прежнему проходят торжественные собрания, совещания и заседания, праздники и массовые гуляния. К тому же в городе живет немало стариков и старух, а они, как известно, подвержены смерти.

Таков он, сегодняшний день.

Прошло много лет с тех пор, как в городе Н… родился духовой оркестр. Его неумолчный голос и поныне звучит в полную мощь. В его небольшом коллективе, как всегда, царит атмосфера дружбы, взаимовыручки, душевной теплоты и сердечности. И в этом залог будущих успехов.

Так держать, друзья-музыканты!»

Вот так мог бы написать человек, взявшийся изложить историю нашего оркестра. И все было бы чистейшей правдой, будь это написано до… Но не станем забегать вперед, расскажем по порядку.

Итак, какое, казалось бы, отношение имеет наш городок к Военно-Морскому Флоту? Да ровно никакого! Не то что моря у нас нет, но даже реки солидной, ибо наша река только у железнодорожного моста благодаря намытой дамбе и на реку-то похожа. А чуть влево по берегу возьмешь или чуть вправо — вброд эту речку одолеешь. Но человек в душе романтик, и романтическая душа человека постоянно тянется к тому, чего не зрит глаз его. Северянин мечтает о юге, южанин, случается, тоскует по северной прохладе, жителю степей снятся тенистые леса, моряк скорбит по берегу и так далее, и так далее. Видимо, в силу подобных причин и жители нашего городка, не имея под боком ни моря, ни Днепра или Десны, с большой помпой празднуют День Военно-Морского Флота. Пожалуй, с большей помпой, чем День железнодорожника, хотя едва ли не каждый третий житель городка работает на железной дороге.

В описываемый воскресный день, то есть в День Военно-Морского Флота, все горожане с утра устремились к реке, где их ожидало множество мероприятий: и гулянье, и соревнованье, и даже выпиванье, поскольку к реке прибыли на грузовиках два выездных буфета.

Стоял прекрасный солнечный день. Ветра не было, небо ярко голубело, трава и кустики ярко зеленели, вода в реке зеркально блистала, моторные лодки были расцвечены флажками, пионеры были в красных галстуках и белых панамках, в руках у оркестрантов горели начищенные трубы. Катер без устали утюжил реку, перевозя на правый, высокий берег пионеров, музыкантов, пловцов и устроителей соревнования. Словом, было очень празднично.

Наконец все было готово: зрители остались на левом, низком, берегу, участники соревнования выстроились на высоком, правом. Среди них были судьи с хронометрами и секундомерами, пионеры и духовой оркестр. Ровно в 12.00 на правом, на высоком, берегу в небо грохнула зеленая ракета, пионеры крикнули «ура», оркестр под руководством Сосны бухнул марш — и свершилось открытие праздника.

В ту же секунду с квадратных стальных ферм моста сорвалась туча испуганных ласточек, шарахнулась к воде, низко пронеслась над нею, задевая трепещущими крыльями золотистую воду, и столь же мгновенно растворилась в солнечном воздухе. И тогда из-за высокого мыска, скрывавшего от зрителей небольшой затончик, выплыли девушки-русалки с распущенными длинными волосами и в венках из белых лилий на голове. Оркестр с марша перешел на «Венский вальс». Достигнув середины реки, девушки расположились так, что на воде образовалась красивая белая лилия, и эта живая лилия под звуки вальса медленно поплыла вниз по течению — к стальному мосту.