Мефистофель входит к себе в уборную. В кресле сидит Горький:
— Здорово поешь, Федор. До слез довел…
Мефистофель наливает себе бокал шампанского и усмехается:
— Вот пел я вчера у купца Арсентьева… Ростовщик, плут! А плакал дитей малым… Потом р-рраз! Три «катеньки» на стол…
Горький улыбается:
— Вот, кстати, дай-ка мне из них половину.
— Ты что, всех социалистов России кормишь?
— Всех не всех, а хорошим действительно помогаю.
Мефистофель берет со стола бумажник, достает две кредитки, протягивает Горькому:
— На, чорт с тобой! Помяните меня во царствии своем.
По лабиринтам кулис быстро проходит, не оглядываясь, Свердлов. За ним торопится Казимир Петрович. Его останавливают, требуют пропуск. Свердлов завернул за угол.
Казимир Петрович показывает свой пропуск и бежит догонять Свердлова. Но как только он заворачивает за угол и видит Свердлова, ему наперерез несут декорацию «рая» и прижимают его к стене.
Декорацию проносят, и открывается пустой коридор. Свердлов исчез.
В уборной перед зеркалом стоит артист, поправляя грим:
— А Спиноза-то твой придет или нет? Хоть бы поглядеть, кому даю.
Дверь открывается, в дверях Свердлов. Первое, что ему бросается в глаза: во весь рост из зеркала смотрит на него Мефистофель.
Артист поворачивается к Свердлову.
Яков выглядит очень усталым, он говорит подошедшему к нему Горькому:
— Простите, что опоздал. Еле удрал от филера.
Горький успокоительно хлопает Свердлова по плечу и обращается к певцу, легонько подталкивая Свердлова:
— Познакомься, тоже бас! — говорит он с лукавой улыбкой.
— Бас! Где у него может быть бас?
Свердлов смущен, но старается это скрыть; он говорит с добродушной иронией:
— Я-то сам пою охотно, а вот окружающие этого терпеть не могут!
Певец расхохотался:
— Так я и знал! Все выдумки Горького!
Расправляя могучие плечи, он говорит с довольным видом:
— Бас фигуры требует!
— Не скромничай, Яков, — с улыбкой подмигивает Горький, — покажи голос.
Неожиданно Свердлов запевает:
За кулисами Казимир Петрович слышит голос Свердлова и начинает метаться.
Певец в уборной даже вскакивает с кресла. Он с бесконечным удивлением оглядывает Свердлова.
— А ведь верно, бас! — говорит он, качая головой. — Таким басом рыбу глушить можно!
Свердлов усмехается:
— А мне и невдомек. Не знал, что с ним делать. Теперь сяду на берегу да на одну «Дубинушку» пуда два рыбы выловлю…
Горький смеется. Ему вторит певец. Потом он внимательно оглядывает Свердлова и с сожалением качает головой:
— С таким голосом да в революцию! Жалковато.
Горький встает:
— Ну, нам бы поговорить малость!
Певец показывает им на зеркало:
— Там дверь… Заходите туда… Низвергатели!.. Все ваши Марксы и Энгельсы ничего не стоят против одного Ницше.
Горький приостанавливается и говорит иронически:
— Берегитесь, Яков, спорить с человеком, который за всю жизнь прочел только одну книгу, да и то не помнит какую…
Певец говорит им вслед с явной бравадой:
— С моим голосом я и без книг проживу.
Певец садится в кресло. За спинкой кресла дверь, которая видна в зеркале. Певец берет яйцо, ловко проделывает дырочку и выпивает, закинув голову, содержимое. Вдруг рука с яйцом застыла, певец смотрит в зеркало…
В зеркале отражается дверь, которая медленно приоткрывается, и в щель просовывается сначала голова, а потом и вся фигура Казимира Петровича.
За высокой спинкой кресла Казимир Петрович не замечает певца. Он оглядывается, видит себя в зеркале, от неожиданности пугается и делает быстрое движение назад, но, поняв, что это зеркало, он снова крадется к небольшой двери, ведущей в гардеробную, и припадает к замочной скважине.
Актер не выдерживает и громким басом восклицает:
— Что это за фигура?
Испуганный Казимир Петрович озирается по сторонам. Перед ним во весь свой могучий рост вырастает Мефистофель. Он грозно спрашивает:
— Вам что?
Казимир Петрович в невероятном затруднении:
— Мне бы… видите… я, собственно, хотел бы… предложить купить жеребца!
Певец серьезно интересуется:
— Вот как, жеребца?
Казимир Петрович решает, что «клюнуло», и более уверенно продолжает:
— Английской крови… Знаете, нынче овес подорожал… Держать дорого.
Певец догадывается, кто перед ним.
— Так, так… — повторяет он, что-то соображая, потом говорит с большой сердечностью: — Скажите, а вы никогда не пробовали петь? Тембр голоса у вас прекрасный! А? Вот бы и себя и жеребца прокормили…
Казимир Петрович опять теряет почву под ногами:
— Вы шутите.
Но тот очень искренне и задушевно говорит ему:
— Ну, какие там шутки! Признайтесь, голубчик, небось дома упражняетесь!
Казимир Петрович польщен:
— Иногда действительно: под гитару…
Слышен звонок к началу действия.
Певец уговаривает:
— Спойте, голубчик! Если есть данные, в хор обещаю зачислить…
Казимир Петрович растаял от ласкового обращения.
— Чтобы такое спеть? — задумывается он.
— Все равно что… Только сейчас действие уже началось, и чтобы не услышали… пройдите, голубчик, сюда.
Певец отодвигает задвижку на двери в гардеробную и, впустив туда Казимира Петровича, прикрывает дверь и тихонько задвигает задвижку.
— Пойте как можно громче! — кричит он, а сам подходит к двери за зеркалом и делает знаки Свердлову и Горькому.
Все трое, давясь от смеха, на цыпочках идут к выходу.
Певец кричит:
— Пойте, чорт возьми!
В гардеробной за дверью надрывается шпик:
Если красавица в любви клянется…
Певец говорит у двери капельдинеру:
— Как кончит петь, выпусти этого болвана! Да смотри, чтобы чего-нибудь не украл…
Певец, Горький и Свердлов уходят.
В гардеробной шпик перестает петь. Прислушивается. Далекая ария Мефистофеля.
Дверь гардеробной трещит под ударами Казимира Петровича.
Нижний-Новгород. Аллея бульвара над Волгой. Вдоль аллеи навешаны лампионы на изогнутых резных арочках, перекинутых над дорожкой, плотно усыпанной желтым песком, по бокам благоухают распустившиеся к ночи цветы белого табака.
В глубине аллеи раковина оркестра. Доносятся плавные звуки модного вальса. Взад и вперед прогуливается публика.
По аллее идет Миронов. С ним миловидная девушка, с обожанием глядящая на него.
Миронов говорит взволнованно:
— После сегодняшнего разговора со Свердловым все решилось. Я в университет не пойду… Нельзя итти в университет, когда кругом гнет, произвол… когда твой народ в цепях!
Девушка робко возражает:
— Но ведь ты, Костя, мечтал об университете… Мы хотели вместе поехать в Петербург…
— Свердлов мне тоже говорил, что можно работать и в университете. Но я задал ему вопрос: почему же он бросил гимназию? Почему он ушел в революцию?
Они проходят мимо скамейки, на которой сидит уже знакомый нам шпик Казимир Петрович. При упоминании имени Свердлова он вскакивает и осторожно идет за Мироновым и девушкой.
Миронов страстно декламирует:
— Нет, Зина, лучше тюрьма, каторга, но только не мещанская благополучная жизнь.
Зина вздыхает:
— А я бы хотела стать врачом, поехать в деревню лечить людей…
Миронов иронически улыбается:
— Эх! Зина, Зина, прежде чем лечить, их надо накормить! Бери пример с Якова. Ведь он тоже мог бы быть доктором, юристом…
Миронов с Зиной свернули в боковую аллейку. Казимир Петрович за ними.
Обрыв над самой Волгой. Живописная беседка, вся обвитая повиликой в цвету, будто смотрится сверху в зеркало Волги. По реке мелькают разноцветные фонарики лодок.
К беседке подходят Зина и Миронов.
Миронов, картинно протянув руку в сторону Волги, говорит:
— Он и сейчас, в ночи, одинокий, преследуемый, гонимый, пробирается на ту сторону реки с новым печатным станком.
Казимир Петрович быстро исчезает.
— Он выбрал тяжелый, но благородный путь… И мой долг, и твой долг, Зина, отдать свою жизнь народу!
Зина, не спуская с него влюбленных глаз, соглашается:
— Ты прав, Костя… И я пойду с тобой…
Костя обнимает одной рукой Зину, подняв другую к вечернему небу, и декламирует:
— Так поклянемся же, Зина, всю жизнь служить революции! И что бы ни случилось, какие бы ни встретились муки на нашем пути, — не отступать!
Зина, как клятву, повторяет вместе с ним:
— Не отступать!
Миронов прижимает Зину к себе, говорит тихо:
— Теперь помолчим. Вот так!
