— Начальство больше знает, — пожал плечами Боков. _— Так чего мне фрезеровать?
Разыскивать Костылева было бесполезно. Смена уже началась, и отправить парней обратно значило бы «завалить» задание…
— Будете фрезеровать спинку к стулу, — сказала Таня.
Оттопырив губу, Боков свистнул:
— Не выйдет номер.
— Это почему? — спросила Таня.
— Заработок на этой детали плёвый, — пояснил Боков. — Я чего — уборщица вам, что ли? Давайте мне щиты или заднюю ножку к стулу. Шпульников мои пожелания всегда учитывал, и вы обеспечьте мне материальную заинтересованность. Закон и точка!
— Вот что, товарищ Боков, — раздельно и спокойно проговорила Таня, — или приступайте к работе, или можете уходить, справимся и без вас. Другой работы не будет. Вот вам и точка, и закон. Поняли?
Решительным жестом опустив сжатые кулаки в карманчики своего халата, Таня ушла к шипорезу. К Бокову «подплыли» его друзья.
— Ну как, Нюрка? Чего она поет? — обратился к Бокову Мишка Рябов, коренастый парень со смуглым лицом и огромным черным чубом, застилавшим весь лоб.
— Чего, чего! — передразнил Нюрка. — Поет натурально, как по нотам. Тоже мне инженерша! — Он сердито сплюнул и нехотя поплелся к своему фрезеру.
— Работы не дает, что ли? — поинтересовался третий из компании, Колька Зуев, худощавый и длинноносый, с маленькими свинцовыми глазками.
— Пес ее разберет, — недовольно отмахнулся Мишка, — жди вот теперь.
Однако ждать долго им не пришлось: работу получили все.
…В середине смены к Тане подбежала взволнованная Нюра Козырькова. Лицо у нее было в красных пятнах, волосы растрепались, вылезли из-под косынки.
— Татьяна Григорьевна, что же это, а? — скороговоркой начала она. — Это зачем же в смену-то нашу этих обормотов направили, а? Там с ними намаялись досыта, так нам надо, да?
— Что случилось, Нюра? Расскажи толком, помедленнее говори, — успокаивала ее Таня.
— Да то и случилось! Идемте скорее ко мне, посмотрите, чего мне от них на шипорез притащили! — продолжала Нюра.
— Так ты не принимай, если брак. А волноваться-то зачем?
— Как так зачем? — не успокаивалась Козырькова. — А на склад что вы-то сдавать станете? Я сказала Бокову, так он меня облаял всяко.
Добрая половина деталей, поданных к шипорезу от станков боковской тройки, действительно была браком.
— Что я дура, что ли, принимать дрова-то? — не унималась Нюра. — Вы же сами меня учили, вот… — Она, торопясь и роняя на пол то эталон, то тетрадочку с условиями обработки, то калибр, достала из шкафа все нужное. — Ну, глядите…
Таня и так видела, что детали испорчены. Она сдержала улыбку, любуясь, как ревностно Нюра выполняла свои дополнительные и новые обязанности контролера.
— Вот! И не буду зарезать! Я им сказала и эталон в глаза сунула, и условия вот эти — всё, — горячилась Нюра, — а Мишка Рябов мне эталон в нос ткнул. А Боков говорит: «плевал я на ваши порядки»… Вы еще не знаете, какой он вредный! А я все равно сказала: нет! и вот к вам пошла. Прими от них! А в получку только распишешься, и всё! Что я дура, что ли?
Таня привела к шипорезу всех троих. Боков покосился на эталон, пренебрежительно сморщил нос и махнул рукой:
— У меня обработка законная.
Остальные двое настороженно молчали.
— Придется расплачиваться, Боков, — строго сказала Таня.
— Не согласен, — заявил Нюрка, — актов не подписываю. Не нравится — браковщика ставьте, а эта трещотка мне не закон. Я к главному инженеру пойду.
— Дело ваше, — все тем же спокойным тоном сказала Таня, — но работу я вам не запишу. После смены явитесь на десятиминутку. Ясно?
Но на десятиминутку боковцы не пошли. Как только кончилась смена, они, как ни в чем не бывало, направились прочь из цеха. Таня окликнула их. Никто из троих не обратил на это внимания. Тогда, опередив приятелей, она остановила их у дверей:
— А на десятиминутку за вас кто пойдет? Что же это, за одну смену и брак, и нарушение порядка? — сказала она. — Народ у нас дружный, и порядок ломать не имеет права никто. Пойдемте!
Боков стоял впереди, подбоченясь, с нахальными, светящимися, как у кота, глазами.
— Идите сейчас же, — повторила Таня, — не задерживайте людей.
Боков потянулся, широко зевнул и, с хлопающим звуком сомкнув губы, проговорил:
— Передайте вашему народу, товарищ мастерша, большущий привет и скажите: мы их ни на тютельку не задерживаем. — Он изобразил на мизинце «тютельку» и добавил: — И разрешаем расходиться по домам. Мужики, пожелайте нашему мастеру спокойной ночи. — Боков повернулся к спутникам.
«Мужики» Рябов и Зуев сделали масляные рожи и утробно загоготали.
— Значит, не пойдете? — голос Тани прозвучал строго.
— Голуба, поверь, ну никак невозможно, — с деланной озабоченностью проговорил Боков.
— Бессовестные вы люди! — возмутилась Таня. — Браку нафрезеровали, смену подвели и скрыться пробуете?
— Натурально! — согласился Боков. — Наше дело знать, сколько бумажек в карман ляжет! — он похлопал себя по карману. — А поскольку вы нас нынче на брачке купили, кушать сегодня нечего…
— Хватит трепаться, пошли! — Колька Зуев потянул Бокова за рукав. Нюрка предупредительно поднял ладонь.
— Ты, голуба, нам не препятствуй, — продолжал он, не сводя глаз с Тани, и, подавшись вперед, пояснил, конспиративно прикрыв рот рукой: — Причина уважительная — девочки в общежитии дожидаются. Ты расстроила, а они успокоят, накормят… — произнес он шепотом, но как можно громче, и прищелкнул языком.
Его приятели снова расхохотались. Таня вспыхнула и, круто повернувшись, пошла прочь.
5
Несмотря на то, что август не принес заметного улучшения в работе фабрики и на третью декаду оставалось почти шестьдесят процентов плана, а перестройка системы контроля затормозила работу цехов, на лицах людей, в их разговорах, в заметной приподнятости — во всем угадывалось что-то новое, особенное. Раньше этого не замечалось. Люди ждали нового, второго рождения давным-давно позабытой славы северогорских мебельных мастеров.
«Бои» за эту славу развернулись на двух фронтах. Одним была начатая перестройка, вторым — подготовка новых образцов мебели.
Все дороги на фабрике вели теперь в гарнитурный цех. Если еще недавно цех этот считался уголком, где старейшим отведено сносное место для спокойного доживания оставшихся им считанных дней, нынче о нем говорили как о месте, где рождается и вот-вот снова встанет, на ноги слава.
Изготовление образцов, однако, подвигалось не слишком быстро. После того как художественно-технический совет одобрил предложенную Гречаником идею унификации мебельных узлов и бригада Сысоева начала создавать первые образцы, детали менялись неоднократно. Гречаник увлекся поисками новых, дополнительных вариантов. Часто до глубокой ночи сидел он над расчетами в своем кабинете или комбинировал что-нибудь, забравшись в цех. А утром Илья Тимофеевич находил приклеенную к инструментальному шкафику записку: «И. Т.! Прошу до моего прихода не трогать щиты и тали, отложенные на верстаке справа. Гречаник». А бывало и так, что Сысоев заставал Гречаника у образцов с чертежами или метром в руках.
Старик после подолгу ворчал:
— Вот неспокойная душа, всю ночь сидел, да и высидел на грех новую заковыку. — И тут же добавлял: — А это, между прочим, дельно! Лешак с ним, переделаем! После в работе большое облегчение будет. — И если выражал недовольство кто-нибудь из членов бригады, он урезонивал: — Пораскинь-ка самоваром своим, какое удобство людям будет от твоей переделки! То-то вот! А ворчать — дело не хитрое, Жучка и та умеет.
6
Сентябрь начался первым утренним заморозком. Солнце вставало ярко-оранжевое, большое и чистое, как будто умытое. Лучи скользили по крышам и еще не грели, но под ними уже исходил легким парком иней. Он лежал сплошным белым налетом на ступеньках крылечек, на мостках, перекинутых через канаву. Остеклянелая трава была серой и неподвижной.
Дверь дома, где жил главный механик фабрики Горн, отворилась. Александр Иванович вышел на крыльцо, прищурился на солнце, сделал несколько гимнастических телодвижений, потом довольно потер руки и сказал:
— Хорошо! Исключительно хорошо! — Он сошел с крыльца, цыкнул на собаку, которая скулила и царапала дверь, порываясь за ним, и быстро пошел к фабрике.
Несмотря на то, что Горн с работы пришел поздно ночью, он почти не чувствовал усталости. Нужно было спешить. Осталось меньше суток до срока, назначенного Токаревым. Завтра в пять утра гидравлический пресс должен быть сдан.
Прошедшая неделя была для Горна, пожалуй, самой беспокойной и ответственной. Монтажники почти без отдыха возились с прессом. Гречаник торопил:
