Эльза не появилась и на концерте. Я все глаза проглядел, всматриваясь в зал.
— Что-то случилось, — забеспокоился я.
— Это все Кофман, — мрачно изрек Алан. — Он мне с первой минуты не понравился. Озлобленный и жестокий. Такой на все способен.
— После концерта махну к ним, — решил я.
— Поставим в известность Аслана Георгиевича, — и к ней.
Но Аслан Георгиевич категорически возразил:
— На ночь глядя? Нет. Вы возвратитесь вместе с ансамблем в отель и ни шаг не отойдете от меня. А завтра я сам с тобой поеду. Договорились?
… Автобус приблизился к отелю. Из-под козырька, нависшего над входом, шагнула навстречу тень. Алан закричал на весь салон:
— Это она, Олег!
Я пулей выскочил из автобуса.
— Где ты была?
— Я сегодня сделала большой дело, — заявила она, и сияющие глаза ее подтвердили это.
— Я волновался, — признался я. — Этот Кофман…
— О-о, не напоминай о нем. Несчастный человек, он несет неприятности и другим.
— Вчера мы не подвели тебя? — спросил я. — Отец не очень ругал нас?
— Я ему сказала, что мне кроме тебя никто не нужен.
— Ты отчаянная… — прошептал я и с удвоенной нежностью прижал ее к себе.
И как она только отважилась на такое признание? Ведь, в сущности, ей приходится выбирать между мной и отцом, и я понимал, как это нелегко. И все же, и все же… выходит, любовь ко мне оказалась сильнее? И ради этой любви она приносит в жертву взаимоотношения с отцом и вообще все свое благополучие? А что, если разразится скандал?
— Еще я сказала, что уезжаю…
От счастья губы у меня растягивались в улыбке сами собой, и я имел, наверно, довольно глупый вид. Полчаса назад я изнывал от несправедливости устройства мира, усталость от гастролей усугубляла горечь. Мюнхен, погруженный в яркую иллюминацию неоновых светильников, казался муравейником, по которому сновали туда-сюда приземистые стальные чудовища с глазищами-фарами, ослепляя прохожих и проносясь мимо со зловещим шипением. Теперь я готов был обнять этот несправедливый мир, простить ему все. Лица людей стали добрыми, приветливыми. Носятся машины? Ну и пусть, они ничуть не мешают наслаждаться летним августовским вечером. И звездный шатер неба как нельзя кстати дополняет неоновый блеск площадей и улиц. Как можно в такой вечер спать?
— Пойдем, погуляем.
— Может, поедем? Я недалеко припарковала машину…
— Угу! — кивнул я, и мы поспешили к стоянке.
Это была удивительная поездка по ночному Мюнхену. Мелькали улицы, площади, толпящиеся у шоу-клубов подростки в черных кожанках и крагах, девицы с растрепанными волосами. Урывками обрушивалась на нас музыка, вырывавшаяся из поблескивающих разноцветными вспышками входов в рестораны, ночные бары, секс-шоу и другие, незнакомые мне, заведения. Какофония звуков и грохот ударных инструментов не раздражали, а, наоборот, завораживали, словно в них пульсировала ночная жизнь чужого города. Скоро, очень скоро мы окунемся совсем в другие, более родные мне волшебные звуки, рожденные самой природой: шум реки и журчание родников, грохочущие порывы разбойника-ветра перед грозой и барабанную дробь града.
— Перво-наперво мы с тобой позаботимся о средствах на «Жигули», чтоб ты не разучилась так залихватски водить машину, — сказал я.
Она засмеялась.
— Не произноси это слово. «Жигули» очень созвучно с французским словом, обозначающим мужчину, живущего за счет женщины. Для импорта вы, небось, дали этой машине другое имя.
— Хорошо, куплю тебе «Ладу», так и быть, — расщедрился я.
— Спасибо! Ой, держи руль, я умираю…
— А-а, ты не веришь?! Ничего. Через три года будешь извиняться за сегодняшний смех. — Я погрозил ей пальцем. — Но я тебя не прощу!
— Простишь, — заверила она меня. — Я буду нежная, послушная жена, и ты меня будешь носить на руках…
— Я готов делать это и сейчас!
— Лучше через десять лет, — попросила она серьезно.
Мы несколько минут ехали молча, не смея взглянуть друг на друга.
— Олег, ты… ты окончательно решил?
— Конечно! А ты?
Она молчала.
— Почему ты не отвечаешь?
Она была глуха и нема.
— Испытываешь мое терпение?
Не глядя на меня, она наконец произнесла:
— Чтоб ответить на такой вопрос, девушка сперва должна услышать предложение…
— А-а, — спохватился я. — Постой. А разве наши разговоры и поцелуи не то же самое?
Она медленно повела головой из стороны в сторону:
— Не-ет, дорогой. Ни одна девушка в мире не захочет упустить такой важный момент. Услышать от любимого: «Выходи за меня замуж», — и отвечать не сразу, зная, что теперь от твоего слова все зависит… О-о, это необыкновенное счастье! Как ни хочется девушке поскорее произнести «да!», она медлит, продлевая эта минута! Олег, не лишай меня такого удовольствия…
— Ну-ка, останови машину!
— Зачем?
— Не стану же я на ходу делать тебе предложение. Да и жизнь мне дорога, еще закружится твоя хмельная голова…
— Ты… хочешь… прямо сейчас?
— Прямо сейчас. Зачем тебя мучать?
Машина замерла. Мимо шли люди и никому не было дела, какое великое таинство совершается в «Ауди».
— Эльза… — прошептал я. — Наступил долгожданный момент!
Принимая эту взрослую игру, я поразился тому, с каким серьезным видом приготовилась меня слушать Эльза. И опять, в который раз я подумал: как же мы, мужчины, плохо знаем женскую душу… Или суровый быт начисто лишил нас природной интуиции? Ей хотелось, чтобы этот день сохранился в памяти, как яркое событие, о котором можно было бы вспоминать, закрыв глаза. И совершенно не имело значения, что обстановка была, мягко говоря, не соответствующая, что тесен салон машины, который освещается тревожным прерывистым неоновым светом, придающим нашим лицам бледно-синеватый оттенок. Сейчас произойдет самое-самое важное событие в нашей жизни, и, сказав друг другу «да», мы соединим не только свои судьбы, но и своих родителей, родственников, будущие поколении. Два рода, две фамилии, до этого не связанные никакими узами, станут близкими, а на свете станет одной семьей больше… И, конечно, тысячу раз правы женщины, что ждут этой минуты, мечтают о ней. Это мы, мужчины, сухи, бесчувственны, для нас важен итог, а не сам процесс, и мы поскорее стремимся достичь определенного результата, забывая, что есть и другие минуты, когда нужно остановиться и задуматься, и принять единственно важное решение, чтобы потом не спотыкаться в жизни и не жалеть ни о чем. И минуты эти не менее упоительны, чем воплощение мечты, ведь рядом — любимая, и вы творите новую, теперь уже общую, судьбу…
— Ты что-то хочешь сказать? — Эльза старалась не смотреть на меня.
— Да, хочу, — прошептал я.
— Я слушаю, — она опустила голову.
— Эльза… — начал я и запнулся: какими-то очень холодными показались мне традиционные слова: предлагаю руку и сердце… — Эльза… — повторил я и взял ее за руку, она была безвольной и горячей. Лихорадочно перебрав в уме все возможные варианты и не найдя нужных слов, я сдался. — Нам нельзя врозь, Эльза, — выдохнул я.
Шутливо-укоризненно глянув на меня, она покачала головой:
— Ты не все сказал…
— Конечно, не все. Эльза, — очень торжественно продолжил я — Будь моей женой. — И, не выдержав тона, поспешно добавил: — Все равно ж я тебя никому не отдам.
Улыбнувшись одними глазами, Эльза отвернулась.
— Эльза…
— Не мешай. Я думаю…
— О чем?
— Как о чем? Какой ответ тебе дать…
— И какой же…
— Да! Ну, конечно, да! — воскликнула Эльза и прижалась горячими губами к моим, онемевшим от счастья.
Мне показалось, что «Ауди», единственный свидетель нашего разговора, закружился на месте, завертелся и взлетел ввысь, унося нас на какую-то другую планету, непохожую на нашу…
… Когда ансамбль заполнил салон автобуса, Аслан Георгиевич сообщил, что сегодня у нас весьма ответственный концерт, на котором пожелали присутствовать представители городских властей. В зале будут находиться и компаньоны Елизаветы Фридриховны, владельцы фирм-поставщиков сырья и фирм-посредников по реализации продукции. Видимо, она рассчитывала на то, что в шоковом состоянии они будут более податливы при переговорах об условиях взаимовыгодного сотрудничества.
— Бизнес… — усмехнулся Алан.
— Да, бизнес, — подтвердил министр. — В бизнесе все средства хороши, важно одно — опередить конкурентов. Вот она и старается. — В его голосе послышались насмешливые нотки: — Или вы не желаете принимать участия в бизнесе? Мне понятна такая позиция, сам до последнего времени придерживался ее. Но в этом мире без бизнеса не обойтись. Или протягивай ножки, или дерись, как боксер на ринге. Слава богу, в данном случае грязи нет. Более того, я думаю, что такой способ воздействия на своих компаньонов оригинален и интересен.
