— Как это говорится в народе: «Коготок увяз — всей птичке пропасть».
Аким повернулся на козлах, хитро подмигнул Якову Михайловичу и в тон ему отвечает:
— Может, пропасть, а может, и нет! Как это у нас в народе говорится: «Бабушка надвое сказала».
Яков Михайлович доволен:
— Вот-вот, елки-моталки, не всяко слово в строку пишется, да и птицы разные бывают!
Оба заливаются веселым смехом, к ним присоединяется и доктор. Лошадка по лужам рысцой везет их дальше.
В квартире Сухова в сборе весь комитет партии. Миронов с жаром продолжает какой-то спор:
— Нет, товарищи, нет никакого позора в том, что сейчас мы должны временно забыть о вооруженном восстании по всей России. Мы не исключение. Рабочая организация разбита. Ее лучшие представители посажены в тюрьму, сосланы в ссылку, ранены и убиты. Схватка с царизмом проиграна революцией. Надо уметь смотреть правде в глаза.
Миронова перебивает голос Свердлова:
— Правильно, большевики должны уметь смотреть правде в глаза, товарищ Миронов.
Все оглянулись.
На пороге стоят Свердлов и доктор.
Свердлов раздраженно продолжает:
— Подпольные собрания, на которые собираются большевики, надо тоже уметь организовывать. А то приходят два человека и спокойно стоят в сенях и слушают весь разговор. У дома нет наблюдателя! Прямо ловушка какая-то!
Свердлов оглядел комнату. В углу, возле большого самовара, возится, раздувая его, Ленька.
Свердлов подходит к нему и конфиденциально отзывает к печке:
— Есть поручение: выйди на дорогу, подальше, заляг в канаву и, если увидишь полицейских, по канаве кубарем сюда. Понял?
Мальчик понятливо мотнул головой, хочет итти. Свердлов остановил его:
— Стой! Я тебе, что ли, обещал… шоколадку… или другому какому Леньке?
Ленька расплывается в улыбке:
— Мне, Михалыч!
Свердлов делает очень удивленные глаза:
— Разве я Михалыч?
Ленька задорно:
— Бороду наклеил — думаешь, я не узнаю?
Яков Михайлович смеется, треплет его по щеке и дает тоненькую шоколадку:
— Держи, чтобы тебе в канаве не скучать! Только следи, Леня, в оба: дело очень серьезное.
Ленька, очень довольный поручением, стремглав выбегает из дому.
Свердлов возвращается к столу, в его голосе звучит неутихшее раздражение:
Если бы я не был уверен, что шпики и жандармы сейчас ждут меня на вокзале, то я бы в эту западню ни за что не вошел.
Через перрон вокзала проходит последний пассажир, приехавший почтовым поездом.
Вдоль поезда мечутся шпики и жандармы, невзирая на проливной дождь.
Раздается третий звонок: железнодорожник, высадивший у водокачки Свердлова, пронзительно свистит и, лихо вскочив на подножку, козыряет совершенно запарившемуся Казимиру Петровичу.
Самойленко держится уже сейчас как неприступное «начальство».
Казимир Петрович униженно козыряет ему:
— Не обнаружен, ваше высокоблагородие!
— Для этого не к чему было специально посылать вас из Петербурга, — пренебрежительно цедит Самойленко.
Казимир Петрович заискивающе лепечет:
— Но… может быть… со следующим поездом?
Самойленко только удивленно поднял бровь:
— Через десять часов? — Саркастически усмехнулся. — Извольте дежурить, не уходя с вокзала. Если сможете обнаружить, немедленно доложите.
Казимир Петрович виновато утирает вспотевшую лысину…
В квартире Сухова посередине комнаты стоит возбужденный Свердлов.
Трофимов с восхищением смотрит на Якова Михайловича, и его губы шевелятся, будто он повторяет про себя слова Свердлова.
Зина помогает доктору, осматривающему больную ногу Сухова. Доктор молчалив и серьезен.
Свердлов говорит:
— И вот Миронов предлагает нам смотреть правде в глаза, но он при этом забывает, что на правду фактов можно смотреть глазами революционера или глазами обывателя. Миронов смотрит, как обыватель! Я же предлагал смотреть на каждый пройденный нами шаг по-ленински! По-ленински — это значит, изучая ошибки, укреплять опыт и устремляться только вперед, только к победе революции, и тогда наше славное декабрьское восстание научит нас не отступать, а еще серьезней готовиться к вооруженному восстанию, еще организованней готовить пролетариат к бою. Так, а не иначе, товарищ Миронов. Так, если мы большевики и ленинцы!
Он крепко ударяет стулом об пол, как бы ставя точку. Потом он продолжает уже спокойнее:
— А сейчас, как уполномоченный ЦК, я это совещание отменяю. В этой мышеловке мы не должны больше оставаться ни минуты.
На пустыре, в канаве, укрывшись от дождя под мостиком, Ленька с удовольствием облизывает пальцы, запачканные шоколадом. От времени до времени он с видом заправского «следопыта» вглядывается в сумеречную даль.
Яков Михайлович обращается к Вотинову:
— Вотинов, склад оружия цел?
Вотинов спокойно:
— Перевел.
Свердлов встревожился:
— Почему? Куда?
Улыбается Вотинов:
— Все в порядке, товарищ Андрей. Перевел в более безопасное место. Я храню оружие в квартире самого начальника охранки Самойленко. Хотел к губернатору устроить, но решил, что у начальника охранки будет лучше. Губернатора-то могут обыскать, а уж этого никто и никогда.
Свердлов смеется:
— Восхитительно! Великолепно! Чорт! Откуда у тебя столько находчивости?
В это время доктор подошел к столу. Он тихо обращается к Свердлову:
— Яков, с больным плохо. Необходимо срочно везти в больницу. Ногу, вероятно, придется отнять.
Яков быстро:
— Товарищи, беги кто-нибудь за нашим извозчиком!.. Быстро, быстро! — И подойдя к Сухову: — Алексей, ты не волнуйся. Доктор говорит, надо в больницу. Где твоя жена?
Сухов виновато смотрит на Якова:
— Придет скоро… Ты ей, Михалыч, на глаза не показывайся… Грозилась кипятком обварить… Я ее боюсь, — может, в самом деле…
Врывается Ленька. Приглушенным голосом он кричит:
— Идут…
Свердлов быстро вынимает из кармана револьвер, оглядывается и протягивает его Леньке:
— Держи! Спрячь! Ничего не нажимай! Когда полиция уйдет, зароешь подальше.
Ленька, гордый доверием Свердлова, скрывается за занавеску, бережно прижимая револьвер к груди.
Свердлов оглядывает всех:
— Ну, бежать некуда. Этакая глупость! Додуматься надо. Дом на пустыре и удрать некуда.
Трофимов сжимает кулаки.
— Есть выход, Михалыч, забаррикадируем все окна, двери и будем отстреливаться. У кого, товарищи, есть оружие?
Свердлов строго останавливает Трофимова:
— Не горячись, Трофимов, и не делай глупостей. Одного-двух полицейских подстрелишь — всех нас подо что подведешь?
Трофимов в бессильном бешенстве кричит:
— А так самим фараонам в руки даться?!
Свердлов все так же строго:
— Надо бы раньше об этом думать!
Миронов прижимает к себе Зину, говорит дрожащим от волнения голосом:
— Яков, может быть есть возможность хоть кому-нибудь спастись, ведь нельзя же всем…
Зина тихонько освобождается из объятий Миронова, и неожиданно для всех раздастся ее спокойный голос:
— Товарищи, во что бы то ни стало надо спасти Якова Михайловича — это самое главное.
С трудом приподнявшись на постели, говорит Сухов:
— Правильно, Зинаида Васильевна. И пристав у нас новый, он Михалыча еще не знает…
Дверь с силой рванули, и в комнату врывается полиция.
До сих пор молчавший доктор быстро и услужливо подает свое пальто Свердлову.
Зина поняла в чем дело, берет со стола чемоданчик и быстро протягивает его Свердлову.
Пристав кричит:
— Руки вверх!
Все подняли руки, только Яков Михайлович спокойно застегивает пальто, берет в руку чемоданчик.
Пристав грубо:
— Ну, а ты что?
Свердлов подчеркнуто спокойно:
— Не понимаю, почему «ты», и не понимаю, почему «руки вверх». Нас сейчас будут грабить? Тогда не понимаю, почему полиция?
Городовой шепчет на ухо приставу:
— Ваше благородие, это же доктор, доктор… я вам докладывал…
Яков достает паспорт из внутреннего кармана пальто:
— Вот мой паспорт. Я хирург Михаил Федорович Лейбсон.
Пристав меняет тон:
— Прошу вас, доктор, маленько в сторону… — Опять по-хамски: — Который здесь Яков Свердлов, по кличке «товарищ Андрей»? Ну-с, признавайся…
Все молчат. Пристав впился глазами в доктора:
— Ты?
Доктор спокойно отвечает:
— Не знаю.
Пристав выходит из себя, орет:
— Вот как, сам себя не знаешь? Дома разберемся! Забирай всех, Курептев!
Пристав самодовольно закручивает ус:
— Богатый денек!
Курептев, старший городовой, осклабившись, говорит ему на ухо:
