Но как только солнце переваливало через гранитные хребтины сопок, сразу же багряные краски восхода сменялись ярким светом утра. Тогда отовсюду слетали и недолговечная позолота, и кованая медь, и отшлифованный мрамор. Медные скалы Уссурийского залива обретали прежний хмуроватый вид, золотые валуны Орлиного Гнезда вновь одевались коричневой ржавчиной, а из потускневших заводских труб устремлялись в небо буднично-черные дымы.
Задолго до первого гудка просыпался рабочий Владивосток. Он встречал утро еще до солнцевсхода. Призывный зов Дальзавода, госмельницы, электростанции, депо заставал многих дальзаводцев, первореченцев, портовиков, грузчиков уже в пути, идущими к своим станкам, причалам, пароходам, эстакадам. С Орлиного Гнезда, из Голубиной пади, из Рабочей и Матросской слободок, с Эгершельдских сопок — отовсюду шли люди, в одиночку и группами, стекаясь в говорливые ручейки. Они вливались, как в русло, в главную магистраль города — Ленинскую улицу. Тут людской поток постепенно мелел, исчезая в широко распахнутых воротах завода, порта, мастерских. Запахи перегорелого угля, отработанного пара, нагретого железа, сдержанное дыхание не успевших отдохнуть за ночь цехов, полусонное бормотание пароходных лебедок — все напоминало людям о хлопотливой жизни заводских корпусов, о неисполненных делах, о новых заботах, о труде.
Егор Калитаев, не изменяя стародавней привычке, ходил на Дальзавод не низом — по Ленинской улице или по берегу Золотого Рога, как делали многие, а по гребням сопок — от Орлиного Гнезда, где он жил, через Голубиную падь, до клуба имени Ильича. Там он сворачивал вниз, спускался к Шефнеровской улице, к главным воротам завода. Эту «верхнюю дорогу» — так называли в семье Калитаевых едва приметную тропку, ведущую от их домика через каменистые кручи к заводу, — проложил некогда дед Калитаева — первый строитель города и кораблей на берегах Золотого Рога. По этой тропке ходил и отец Егора — Степан Прохорович. По ней пошел на завод Егор. А после гражданской войны отправился по той же дороге на тот же завод и Андрей.
Потом Андрей избрал более удобный путь, норовя добраться до завода на трамвае, чтобы не тратить попусту время на ходьбу. И только Катюша любила ходить вместе с отцом по щебенистым осыпям. Им было по пути: фабзавуч, в котором училась Катя, находился на территории Дальзавода.
Сегодня Егор Степанович вел на завод по старой рабочей дороге Федоса Лободу с Семеном. Шли молча, думая свои думки.
Отправился впервые в этот день на завод и Сергей Изместьев. Бессонно проворочавшись ночь, он чуть свет отправился в типографию «Красного знамени». Там уже ждал заспанный парень, который должен был заменить Сергея на посту разносчика газет. «Красное знамя» доставлялось городским подписчикам не почтой, а самим издательством. На эту работу шли подростки и ранним утром разносили по своим участкам пахнущую типографской краской газету.
Сергей притащил огромную сумку из сыромятной кожи, предохранительно пропитанную ворванью — от владивостокских туманов, дождей и сырого весеннего снега. Показал новичку, как удобнее носить ее, помог подогнать ремень по росту и, взяв из макулатуры свежий номер, сел рядом с парнем на тюк с газетами в очереди к окошку экспедиции.
Сергей начинал чтение газеты с четвертой страницы. Здесь печатался отдел «Морской день», в котором рассказывалось о прибывающих в Золотой Рог и уходящих из порта кораблях. Сергей знал наизусть названия многих десятков японских, английских, норвежских, китайских, датских, греческих, немецких пароходов и насчитывал иной раз до пятидесяти и более иностранных флагов на рейде. Он видел перед собой дальние страны, которые представлялись ему такими, как они выглядели на почтовых марках из его коллекции: яркие краски, волнующие названия — Сиам, Перу, Гаваи, Камерун… Перед глазами возникали корабли, паруса, вулканы, пальмы, пирамиды и сфинксы, неправдоподобная синева океанов и такая же синь нездешнего неба, солнечная желтизна песчаных пустынь, изумрудная зелень джунглей. Читая, Сергей забывал обо всем на свете, и запах типографской краски казался ему запахом моря.
Сегодня в отделе «Морской день» Сергей прочитал небольшую заметку о шхуне «Мираж», которую разрушил грибок. Автор заметки предлагал шхуну сжечь, чтобы она не заразила грибком деревянные катера и дома Владивостока. Сергей не был уверен в том, что шхуна представляет такую опасность: было жаль ее. Вот бы ему эту шхуну!
Неизвестно, сколько бы еще мечтал Сергей, но сменщик уже толкал его в плечо: подходила их очередь за газетами.
Сергей для начала показал парню, как происходит получение газет в экспедиции, заставил еще раз прочитать маршрут и фамилии подписчиков, помог надеть сумку, и они отправились в путь.
Снег пуржил меньше, ветер тоже стихал, и по всему было видно, что день ожидается погожий.
Новый разносчик шел, сильно подавшись вперед грудью, — видно было, что ему тяжеловато, да и не привык еще. Сергей хотел сначала помочь ему, но передумал: пусть приучается.
Всех своих подписчиков Сергей знал не только по фамилиям, но и по их положению, привычкам, характерам. Он знал даже, как и что читают некоторые из них. Вот японец Хосита. Он разворачивал газету и сразу устремлял взор на внутренние страницы, рассказывающие о делах на заводах, в селах, на рыбных промыслах. Хосита восклицал: «Ага, опять критика!..», «О, ударники вступают в партию!» И всегда — в таком роде. А вот Егор Степанович Калитаев, так тот начинал с первой страницы — о международном положении: «А ну-ка, Серега, чего там пишут про акул империализма?..»
Но были и такие подписчики, которых Сергей никогда не видел в глаза. У них на дверях висели почтовые ящики или были прорезаны щели. Сергей просовывал туда газету и уходил. Это были неизвестные, неразгаданные люди. Сергею иногда казалось, что их вообще нет на свете, а за дверной щелью — тишина и пустота и ничего больше.
Только перед одной такой дверью всегда в непонятной тревоге билось Сергеево сердце. Дверь была крепкая, дубовая, с медной, ярко начищенной ручкой. На правой филенке привинчена массивная, литая из бронзы табличка с рельефными буквами: «Л. А. ИЗМѢСТЬЕВЪ, корабельный инженеръ». А ниже — белая костяная кнопка звонка. Позвонить? Откроется широкая дверь, и Сергей увидит просторную прихожую с алой ковровой дорожкой на ярко-желтом, словно выкрашенном яичными желтками полу. У стены — зеленую кадку с каким-то капризным тропическим деревцом. На дверях, ведущих в комнату, плюшевые портьеры с гарусными помпонами. Портьеры раздвинутся, и навстречу Сергею выйдет сутулый немолодой человек с темными близорукими глазами — отец Сергея. Он обрадуется приходу сына, возьмет сам свою газету и, поднеся ее близко к лицу, начнет торопливо читать. Потом спросит Сергея, нравится ли ему работа, как поживает мама и здоров ли дед Сергея? Наверняка посочувствует, что Сергею приходится так рано вставать — задолго до рассвета. Сергей же скажет, что сегодня он в последний раз доставил газеты. Побывав еще у Калитаева, домом которого заканчивается участок, Сергей пойдет в заводоуправление Дальзавода оформляться учеником электросварщика. Теперь они будут встречаться с отцом каждый день: ведь оба они в одном цехе. Отец, конечно, обрадуется и похвалит Сергея за выбор специальности: недаром же его так увлекало все, что связано с электричеством, моторами, динамо-машинами, трансформаторами. Над чертежами и рисунками Сергей мог просиживать часами.
Но Сергей не позвонит в эту дверь. Он никогда и не звонил сюда. Он не знает, что там за ней. Отец даже и не подозревает, что вот уже почти два года каждое утро в дверную щель просовывает газету не какой-то незнакомый разносчик, а его собственный сын. И Сергей все чаще читает фамилию на бронзовой дощечке как чужую, ничего общего не имеющую с теми Изместьевыми, которые живут в другом доме и фамилия которых пишется по-новому — без буквы ять и твердого знака.
Спустившись с крылечка отцовского дома, Сергей идет дальше. Вот дом Хоситы. Здесь нет почтового ящика. Надо звонить. Хосита открывает дверь сам. Вот и сегодня он вышел на порог в своем сером кимоно. Хосита любит поболтать с Сергеем по-русски. Он здорово говорит по-русски, но иногда скажет какое-нибудь слово так потешно, что не рассмеяться бывает очень трудно.
— Снеговая погода. Не замерзнули? — спросил Хосита и вбуравился глазами в газетные страницы, где, как фронтовые сводки времен гражданской войны, стояли столбцы сообщений и цифр о социалистическом соревновании, о путине, судоремонте, транзите, фрахте, ударных бригадах, об успехах и неудачах. «Ага! Намечается реконструкция Дальзавода! Очень интересно», — услышал Сергей за спиной возгласы Хоситы.
По дороге Сергей наставительно поучал парня, который к концу маршрута уже нес сумку как заправский разносчик. И Сергей даже позавидовал тому, как быстро и ловко освоил парень дело и даже внес в него свою поправку: подходя к очередному дому, он заранее вытаскивал газету, на ходу складывал ее и, не задерживаясь ни минуты, опускал в ящик и шел дальше.
