Солнце уже коснулось верхушек лапсенской рощи, когда он остановился на горе у дуба. Бурый горностай с белыми пятнышками по бокам прошмыгнул в кучу кольев и жердей, припасенных для просушки льняного семени, и, высунув оттуда мордочку, смотрел бегающими блестящими глазками. Аист наверху тихо щелкал клювом, беседуя с женой, и хлопотал вокруг своего гнезда: двое детей подросли, очевидно необходимо расширить жилье. Светлые и темные пятна бривиньских полей простирались вниз по склону. На спилвском лугу яркая желтизна лютиков скоро закроет всю зелень; на другой половине луга, по краю острова, пылали красные пятна смолки. Рожь отца казалась несколько буроватой и густо заросла метлицей. Сквозь молодую, зелень овсяного поля еще проглядывала серая вспаханная земля.
Но Андр покачал головой, отгоняя неприятные мысли. Земля такая зеленая, жизнь такая широкая; палец, перевязанный белой тряпочкой, почти не болел, скоро совсем заживет, и шутя можно будет поднимать вилы с навозом… Лето еще только начиналось, до осенней слякоти далеко, деньги у хозяина почти не тронуты — можно будет сапоги справить, если только у отца не будет особой нужды… С Юрьева дня он лелеял эту мечту, только говорить о ней никому не решался…
Перейдя мостик через ручей, он взобрался на другую гору и глубоко вздохнул. Хотя настоящее было не такое, как хотелось, зато будущее сулило столько хорошего и неожиданного, что хотелось смеяться. Лаура только что вышла из дома и свернула к калитке цветника, ее гладкие черные волосы блеснули на солнце рыжеватым отливом.
Словно услышав зов, Лиена выглянула из клети. Уже издали был заметен лукавый вид Андра. Широко улыбаясь, он подмигнул ей, долго засовывал руку в карман пиджака, еще медленнее вытаскивал. Она не могла дождаться, даже ногой притопнула.
— Ну, показывай скорей, увалень этакий!
Андр торжественно протянул горсть, но не раскрыл полностью до тех пор, пока содержимое не перешло в руку Лиены.
— Это он просил передать тебе. Мы встретились с ним у Вайнелей и шли вместе до рощи Карлсонов.
Кто был он — Лиене говорить не нужно. От счастья она так покраснела, что слезы набежали на глаза. Андр не смеялся над ней, ведь Карл ему близкий приятель, и от всего сердца они желали добра друг другу. Андр был счастлив и гордился тем, что ему они доверили свою тайну. Карл тоже не назвал ее по имени.
«Это передай ей… скажи — от меня» — так он сказал.
Катыня и Пичук — тут как тут, ловили его за брюки: «И мне! И мне!» От этих волчат другого и не услышишь. Он сделал страшное лицо, чтобы напугать их, но они все равно не отставали.
Лиена не могла оторвать трепетного взора от своей раскрытой ладони, будто на ней лежало целое сокровище. С ее алых щек сбежал румянец, на загорелом лице осталась только улыбка, как нежный отблеск от распускавшихся кругом цветов яблони. Вдруг она, заметила внизу у изгороди две пары алчных глазенок и два перепачканных, жадно раскрытых ротика, — точно впервые увидела этих ненасытных лакомок.
Да разве не хватит ей? И бросила каждому по драгоценной конфетке, и рассмеялась, когда они начали жадно сосать, а потом хрустеть зубами. Нагнулась, концом передника утерла нос девочки, а Пичука схватила и так сжала, что тот запыхтел, стараясь освободиться.
Когда она поднялась, откуда ни возьмись подбежала Тале. Тале не смотрела с мольбой, лицо серьезное, требовательное, длинные выдающиеся зубы прикусили нижнюю губу: если дали тем двоим, то и ей, конечно, следует, без возражений и немедленно. Лиена понимала ее и признавала незыблемость ее прав, но у самой ведь оставалась только одна конфетка. Трудный вопрос! Что делать? Но вдруг она расцвела: почему бы не разделить поровну? Вскоре обе сосали свои половинки и, улыбаясь, кивали друг другу: это справедливо и честно.
У калитки цветника Андр Осис остановился. Сердце так полно всем пережитым, что непременно нужно еще что-то сделать, с кем-то поговорить, может быть рассказать еще раз о том, как нечаянно встретил старого друга Карла из Заренов и шел с ним до Карлсоновой рощи. Нагнув ветку сирени, Лаура ломала цветы, которые за день совсем распустились, должно быть хотела поставить букет в комнату. Можно отдать ей челноки. Вдруг Лаура повернулась так резко и взглянула на него так холодно, что восторг мгновенно развеялся, Андр почувствовал себя неловко.
На кухне хозяйка Бривиней взяла челноки и порадовалась на образцовую починку: «Хотя и нехристь и придурковат, но ремесло свое знает». Мать даже не взглянула на свои починенные шпульки, а взволнованно и выжидательно смотрела на Андра, полная любопытства: какие новости он принес с собой из Вайнелей? Отец тихо лежал в кровати; дурман, кажется, прошел, но он не спал, мрачный — как всегда с похмелья.
На воскресный ужин Осиене приготовила особенно лакомое блюдо — молочный суп с клецками из тертого картофеля. Сегодня Андр должен поужинать с ними, а не на хозяйской половине. Сама села напротив, украдкой наблюдая за всеми, в ожидании чего-то важного. Андр даже нахмурился, он догадывался, что она хочет знать, — не впервой ведь.
— Как вы наказывали, так и сделал, — ответил он только для того, чтобы не сверлила его глазами. — Он сегодня боронит. Две лошади впереди, мешок на бороне, а сам лежит и читает.
— Вот шут! — гневно отозвалась мать, очевидно не того ожидая. — А все от этих несчастных книжек, от них он дураком стал.
— Дураком? Эх, если бы вы были такая умная! Чего только он не передумал, голова кружится, слушая.
— У него самого кружится. Живет один, как сурок, две коровы на всех просторах, сам доит людям на посмешище.
— А вы видели его коров? Скребницей вычищены, вымя до земли, от двух выдаивает больше, чем другой от четырех.
Мать снова рассердилась.
— Пусть выдаивает хоть ведро! Пей воду, если ты нищий, но живи так, как все, чтобы люди не смеялись.
Теперь возмутился Андр.
— Люди! Люди! Что вам дали люди, чего вы от них ждете?
Ему все равно, что говорят другие, он живет и делает так, как сам задумал.
Осис приподнял голову и оперся на локоть:
— Умными его затеи никто не назовет. На горе лучшая земля уже пятый год стоит под паром, поросла щавелем и чертополохов, смотреть больно. Держал бы батрака и батрачку, все бы мог обработать и жить по-человечески. А теперь — как часто бывает — квашня заведена, а муки нет, чтобы хлеб замесить, нужно бежать к Карлсонам, к Заренам одалживать.
— Ну и что ж, что одалживать? Разве он кому-нибудь не отдал?
— Этого нельзя сказать, честен-то уж он во всяком случае, за соломинку и то в долгу не останется. Давно, когда я еще был мальчишкой, а он по корчмам с заикой Берзинем шатался, нашел Иоргис на улице в Клидзине кошелек старого Рутке. А Рутка только что вернулся с ярмарки в Нерете,[37] где лошадей продал, в кошельке была тысяча рублей. Берзинь точно угорелый: «Вот так начнется пир! Вавере может ложиться спать, Чавар в Балансной корчме тоже, мы идем к Шлосу в клуб, в городской сад!» Но Иоргис Вевер и слышать не хотел, отнес кошелек Рутке и сказал: «Что ты деньги по дороге разбрасываешь? Скажи портному, что карманы для прасола нужно шить глубокие». Рутка ему рубль за находку, а Иоргис швырнул ему деньги в бороду: «Что, ты меня нищим считаешь? Мне твоих грязных денег не надо!..» Странный человек этот Иоргис Вевер.
Осис почесал затылок. Андр, соглашаясь, кивал головой.
— «Воровать, говорит, не хочу, мне не надо того, что другой заработает». Поэтому и обрабатывает только то, что ему под силу. Земля — что пух, как на капустном огороде, и самому хватает, и помещику ренту выплачивает.
— Две ренты смог бы оплатить. В Вайнелях земля! Какой горох растет! На горе — картошка, а вдоль болота — лен. Сколько берковцев в год там можно снять!
Все это было не то, чего ждала Осиене:
— Он снимет? Склеить шпульки, полотно соткать — это да, но как земледелец он слабоват. Ну, а что Альма? Здорова?
Это она спросила как бы невзначай, так, между прочим, но особенно елейным голосом.
У Андра сразу пропало всякое желание есть, он отставил миску, бросил на стол ложку, встал и сейчас же растянулся на сеннике у плиты.
— Здорова, кто ее съест! — буркнул он и только теперь проглотил последний, казалось застрявший в горле кусок пищи. — Сырое мясо жрет…
Осиене заволновалась и принялась убирать со стола.
— Что ж тут такого, если кусочек съест. Он морит ее голодом, все так говорят.
— Сам мясо не ест, — подтвердил Осис. — Диву даешься, чем только жив этот человек? Лесорубы — те ко всему привыкли, и то мерзлый ломоть хлеба и кусок сала всегда при себе в кармане имеют. А Иоргис Вевер сидит на возу и закусывает печеной брюквой. «В печеной брюкве, говорит, больше силы, чем в таком же куске соленого мяса». Силы! Мне от мяса пить хочется, а ему от брюквы приходится по три раза соскакивать с воза и бегать в кусты у дороги. Ведь в брюкве только и есть, что вода.
