— Но я же не могу вызывать вас каждый раз. Да и сами ваши советы принесут пользу лишь тогда, когда вы будете «вариться» не в собственном соку, а в общем котле. Ваши чертежи — это всего лишь изначальный этап огромной работы. Когда же за осуществление вашей идеи возьмется коллектив, вы безнадежно отстанете от разработки. Простите, но ваши советы тогда нам просто не понадобятся. По той простой причине, что вы скоро окажетесь некомпетентны. Но сейчас вы необходимы нашему коллективу, а коллектив — вам. Вашу идею можно оформить патентом на изобретение. Она этого вполне заслуживает. А там, как знать… — Тимофей Петрович многозначительно поднял бровь, намекая и на другие, более весомые поощрения в случае удачного осуществления идеи.
— Я свое дело сделал, а лавры позвольте оставить другим — тем, кто их заслужит.
— Да вы понимаете, от чего отказываетесь?
— Понимаю. И все-таки отказываюсь самым решительным образом.
— Да вы же кандидат наук, инженер до мозга костей. Вон где ваше место. — Тимофей Петрович ткнул пальцем в сторону зала, откуда на них не без интереса посматривали люди в белых халатах.
— Извините, но я свое место определил сам. Оно у меня — на ходовом мостике. Я им очень дорожу.
— Хорошо, не будем спорить, — примирительно улыбнулся Тимофей Петрович, но по его глазам было видно, что оставлять Ледорубова в покое он не собирался.
Захар поужинал в кафе на Невском проспекте. Потом купил в киоске журнал и уселся с ним на лавочке в небольшом скверике. Дневная жара начала спадать. С Невы потянуло прохладой. Захар наслаждался покоем и вечерними звуками большого города, который ласкал ему слух. И только мысль о жене омрачала настроение — серьезного разговора с ней, конечно, не миновать.
Глянув на часы, Ледорубов решительно встал и скорым шагом направился в сторону канала Грибоедова. Вот и знакомый дом, сумрак подъезда. Ледорубов поднялся на третий этаж. Он мог бы открыть дверь своим ключом, но теперь делать это считал не вправе. Нажал на кнопку звонка.
Долго никто не открывал. Потом послышались торопливые шаги. Щелкнул замок.
— Ты?.. — удивилась Тамара.
Она была в халатике, на голове тюрбан из мохнатого полотенца.
— Всего-навсего, — отвечал Захар, входя в переднюю.
— А я мыла голову, — сказала она. — У тебя же свой ключ. Потерял?
— Нет. Но будем считать, что потерял.
— Ну, как тебе угодно. — Она раздраженно повела плечами. — Проходи в комнату. Твой коллега, кстати, давно тебя ждет.
— Какой коллега?
— Альфред Волнянский.
— Ба, ты хорошо научилась выговаривать его имя.
— Но если ты думаешь, что…
— Я ничего не думаю, успокойся. И зашел ненадолго. — А про себя решил: «Теперь этот Альфонс, верно, пользуется ее благосклонностью, раз уж не стесняется при нем ванну принимать… А впрочем, все равно — он или кто другой… Мне-то что за дело? Ведь не за тем пришел, чтобы уличить ее…»
— Позволь мне все-таки одеться и просушить голову, — проговорила Тамара, мягкой походкой удаляясь в соседнюю комнату.
Ледорубов вошел в гостиную. Волнянский сидел на кушетке, небрежно развалясь, и курил. На столе перед ним стояла початая бутылка коньяку.
— Хвала аллаху! — он воздел руки к небу. — Теперь будет с кем выпить.
«Хлыщ, — подумалось Ледорубову. — Все такой же нахальный, самоуверенный, пробивной…»
Захар нехотя протянул Волнянскому руку и сел в кресло.
— Что же к нам в приемку не заглянул? — сделав обиженное лицо, спросил Волнянский. — Мы его ждали, хотели поздравить как победителя. А он все по верхам да по верхам… Что ему теперь до простых смертных! А нехорошо, Захар Никитич, старых друзей забывать.
— Меня никто не приглашал, вот и не зашел.
— К чему формальности? Ты же свой.
— Нет, теперь чужой. По разовому пропуску в КБ приходил.
— Не в духе, сеньор, не в духе…
— Радоваться особых причин нет.
— Так уж и нет, — усомнился Волнянский, разливая по рюмкам коньяк. — В КБ только и разговоров, что о твоем новом проекте. Лихо перетряхнул схему. Оригинальный принцип, смелое решение… Прямо-таки ошарашил. А первое ощущение было таким, будто все с ног на голову поставил…
— Скорее наоборот. Я не ортодокс.
— Это смотря с какой точки зрения расценивать. Как мне думается, Волхова турнули с должности за неспособность к оригинальному мышлению. Дипломат, но без технической фантазии. Между прочим, наряду с другими просчетами, ему припомнили как раз то обстоятельство, что он твое предложение положил под сукно. Но это же мы, военная приемка, сумели доказать, что твоя идея верна. И что же получается? За все доброе, что мы для тебя сделали, ты даже спасибо не сказал. А теперь вот и выпить со мной не желаешь.
— Ну, будь, — смягчился Захар, поддевая двумя пальцами рюмку. — За идею, пожалуй, стоит выпить.
— Погоди, — остановил его Волнянский. — А это ты читал? — и протянул ему газету.
На первой странице было напечатано сообщение о том, что балерине Чекуровой Тамаре Алексеевне за достижения в области балетного искусства присваивается звание заслуженной артистки.
— Что ж, значит, заслужила, — бесстрастно сказал Захар.
В комнату вошла Тамара, облаченная в легкое японское кимоно.
— Великоле-епно, — запел Волнянский и потянулся поцеловать ей руку. — Надо полагать — трофей последних зарубежных гастролей? Читал, читал. И гордился вами, милая Тамара Алексеевна.
— Поздравляю, заслуженная. — Захар поднял рюмку, пряча в глазах горькую усмешку.
— За это можно, — Тамара горделиво улыбнулась.
В прихожей раздался звонок. Шумной толпой в комнату ввалились друзья Тамары по сцене. Принесли цветов, вина. Стало тесно и суетно.
«Опять собрался салон», — подумал Захар и вновь ощутил знакомый прилив раздражения и тоски (когда-то он уединялся в дальней комнате, чтобы не быть Тамаре и ее гостям в тягость). Без лишних сомнений или колебаний решил сказать именно сейчас то, ради чего пришел.
