— Можно тебя на минутку? — шепнул жене.
— Ты спешишь? — удивилась она.
— Увы, — развел руками Захар.
Они прошли на кухню. Ледорубов плотно затворил дверь и повернулся к Тамаре.
Прислонившись спиной к кафельной стенке, она вертела в руках пышную розу, задумчиво разглядывая ее.
— Нам нужно выяснить отношения, — начал Захар.
— А нельзя ли это отложить до следующего раза? — Видимо догадываясь, о чем пойдет речь, она подняла на мужа зовущие, испуганные глаза. — У меня ведь сегодня такой счастливый день.
— К сожалению, другой случай представится не скоро.
— Говори, — согласилась она.
— Вот уже больше года, как нас ничто не связывает. У каждого своя жизнь… И не я в этом виноват.
— До сих пор ждешь от меня раскаяния? — она дерзко сверкнула глазами. — Но я свободна.
— Того же и я хочу. — Мгновение выждав, сказал: — Надеюсь, что согласие на развод будет обоюдным.
— О боже, как официально, — она почти с презрением посмотрела на него.
— Это не меняет сути дела.
— Ты любишь другую?..
— Если хочешь откровенно — да.
— Если хочу… Вот видишь, ты тоже не святой.
— Ты не ответила.
— Решай сам, удерживать не стану.
— Вот и отлично. Все хлопоты в связи с этим я беру на себя.
Ледорубов вынул из кармана ставший уже ненужным ключ от квартиры, положил его на буфет и, кивнув на прощание, направился к выходу.
Тамара стояла на прежнем месте, терзая розу. Лицо ее сделалось бледным.
Выйдя на улицу, Захар вздохнул с такой легкостью, словно вынырнул из мутной воды. Теперь оставались одни формальности: подать заявление о разводе и дожидаться того дня, когда в суде состоится слушание их дела. Он решил, что отныне никаких препятствий к тому, чтобы окончательно порвать с Тамарой, уже не существует.
Ледорубов отправился к себе домой, на Литейный. По пути зашел в гастроном, взял бутылку «Столичной», коробку яиц, полкило докторской колбасы. Можно было бы несколько остановок проехать на троллейбусе, но он решил пройтись пешком. Торопиться было некуда.
Миновав подворотню с высоким арочным сводом, он очутился в знакомом дворе. Шли годы, но здесь будто ничего не менялось. Как и прежде, старожилы в обветшалой беседке забивали «козла», копались в песочнице малыши, бухал на волейбольной площадке мяч и сохло на веревках чье-то белье. В подъезде привычно пахло сыростью и кислятиной. Лифт не работал. Пришлось пешком подниматься на пятый этаж.
Захар отомкнул ключом замок и толкнул дверь, издавшую знакомый, ласкающий ухо скрип. В прихожей горел свет.
«Неужели брат приехал?» — мгновенно озарила догадка. И он поспешил по коридору в бывший отцовский кабинет, откуда раздался звук выдвигаемого ящика.
В комнате Ледорубов увидал широченную голую спину по пояс раздетого человека, который возился у письменного стола с какими-то бумагами. Заслышав шаги, тот обернулся. Перед Захаром стоял незнакомый верзила с густой рыжеватой бородой, с отпущенными по краям лысины волосами. И только глаза, внимательные и чуть раскосые… Валеркины глаза!
Братья бросились друг к другу и крепко схватились, будто собираясь бороться.
— Задушишь, медведь, — простонал Захар, когда первый порыв восторга прошел.
— Братишка!.. — все не отпускал его старший брат, тиская в своих ручищах.
Наглядевшись друг на друга и успокоившись, братья принялись накрывать на стол. По-холостяцки невзыскательно отварили молодую картошку, поджарили яичницу с колбасой, очистили селедку, нарезали помидоры, распечатали бутылку «Столичной».
Засиделись далеко за полночь. Поведал Захар брату о своей последней встрече с Тамарой и о твердом намерении с ней расстаться. Валерий курил трубку и сочувственно кивал.
— Ну что ж, — степенно сказал он, выслушав исповедь брата, — не ошибается лишь тот, кто не живет. А Тамара твоя — дрянь. Если говорить откровенно, она мне с первого раза не понравилась. Слишком манерная, выхоленная, как цирковая лошадь, а в сущности — дура, как и большинство баб. Оно и к лучшему, что у вас нет детей. Расстанетесь безо всяких угрызений совести, да и разведут по обоюдному согласию в момент. — Выколотив трубку, снова набил ее душистым табаком. — А как с Ириной у тебя, если не секрет?
— Пока, собственно, никак, — признался Захар. — Но надежды не теряю.
— И все-таки теперь-то уж семь раз отмерь…
— Сам чего не женишься?
Выпустив густой клуб дыма, Валерий отвел в сторону трубку, пристально поглядел в угол комнаты и сказал, будто обращаясь к кому-то третьему:
— Да куда уж мне! Два года прошло, как пятый десяток разменял. Матереть начал, как вожак ездовой собачьей упряжки. Привык я бобылем жить в Арктике. Считай, аборигеном становлюсь.
— Но не вечно же ты по своим зимовкам будешь мотаться.
— Сколько смогу. На здоровье пока не жалуюсь, работа нравится. Чего ж мне еще?
— Ты надолго приехал?
— Положен трехмесячный отпуск. А потом — на Землю Франца-Иосифа, снова начальником станции.
В окнах уже забрезжил рассвет, а братья все еще сидели за столом.
Уснули под утро. Затрезвонил будильник, предусмотрительно поставленный на пять часов.
— Пора к своим, — сказал Захар, поднимаясь. — Будущей ночью войдем в Неву, а послезавтра приходи на берег: платочком помашешь.
— Свидимся еще?
— Едва ли. Парад, потом салют. И снова снимаемся с якоря.
— Давай провожу тебя, что ли…
Братья вышли из дому и зашагали по пустынной в этот ранний час улице в сторону Невы. Накануне Ледорубов распорядился, чтобы за ним выслали к ближайшей от его дома пристани мотобот. Говорить уже больше ни о чем не хотелось, шли молча.
Отчего-то припомнилось детство, когда он, Захар Ледорубов, учился в младшем классе нахимовского училища. С каким нетерпением ждали воспитанники выходного дня, чтобы, получив увольнительную записку, вырваться в город. Захар неизменно торопился домой, где его ждал старший брат: Валерий к
