тому времени был уже взрослым, вполне самостоятельным человеком. Он работал на заводе и учился в вечернем институте. После всех испытаний военного лихолетья, выпавшего на их долю, они, казалось, и минуты не могли прожить друг без друга: вместе ходили на стадион или в кино, бродили по залам Эрмитажа, ездили за город. А потом, вернувшись домой, чистили картошку, жарили колбасу, весело, неистово пели и дурачились от души. Какой простой и ясной представлялась тогда жизнь: в училище за него все заботы брал на себя ротный старшина, а дома — родной брат. Нигде невозможно было заблудиться, сойти с избранного пути… Когда кончался срок увольнения, старший брат всегда провожал его до самых дверей училища. Они шагали рядом, большой и маленький, довольные весело прожитым днем, ласковым погожим вечером и просто тем, что были вместе.
Пожалуй, то была самая прекрасная пора их жизни. Они не предполагали, что настанет время, когда разбросает их судьба в разные стороны, за тысячи километров друг от друга. А что было потом?.. Захар не мог бы пожаловаться на немилость к нему судьбы. В основном он достиг всего к чему стремился. Но и его неудачи изрядно потрепали. Валерий это понимал и душой болел за младшего брата. Верилось: будь они вместе, не пришлось бы Захару «наломать» столько дров в личной жизни.
И вот спустя годы снова провожал его старший брат. Мудрый, спокойный и сильный, он верно направлял его путь, не давая заблудиться в лабиринте неведомых житейских перекрестков…
На пристани Захара дожидался Олег Стыков. Подняв ворот бушлата, он расхаживал около притянутого к берегу мотобота и курил. Увидев командира, швырнул в воду окурок, опустил ворот.
Взглянув на прощание друг на друга, братья грустно улыбнулись и крепко обнялись.
Стуча мотором, мотобот пошел по Неве. Солнце всходило над крышами, разгоняя утреннюю дымку. Вода подернулась мелкой рябью. Из-под руки Захар глядел на берег до тех пор, пока за поворотом не скрылась фигура большого бородатого человека в плаще и шляпе…
В тот день, когда на Неве должен был состояться морской парад, Захар Ледорубов поднялся чуть свет. Решил для верности еще раз осмотреть свое корабельное хозяйство. Прошлой ночью тральщик прошел под разводными мостами и теперь стоял на якоре в кильватерном строю кораблей напротив Зимнего дворца. Несмотря на ранний час, вдоль гранитных набережных начинали собираться люди. Казалось, что все они глядят именно на его тральщик, оценивая парадную готовность наподобие авторитетной главкомовской инспекции. Это придавало Захару ощущение легкого волнения и бодрости. Сопровождаемый боцманом, он шел вдоль борта, оглядывая каждый закуток. И на что бы ни бросал взгляд — везде чувствовался праздник. Палуба и надстройка сияли свежей краской. Иллюминаторы надраены до зеркального отражения. Над головой с легким шелестом полоскались флаги расцвечивания.
— Пять баллов, Семен Потапович, — похвалил боцмана Ледорубов, — хоть приборку сегодня отменяй.
— А как же иначе, Захар Никитич, — польщенно просветлев, отвечал боцман. — Стоим на виду у всего Ленинграда.
— Вы правы. Один вид как-то возвышает, облагораживает. — И Захар широко развел руки, как бы собираясь обнять утреннюю панораму родного города.
— Вы ленинградец? — поинтересовался боцман.
— Урожденный, — сказал Захар, испытывая при этом особую гордость, будто сам он принадлежал к какой-то очень именитой, древней фамилии.
— А у меня здесь батя воевал, — припомнил Глушко. — Вон там, на площади, около Исаакия, — он показал рукой, — стояла его зенитная батарея. На том самом месте осколком батю гвоздануло, да так крепко, что еле выжил.
— Мой отец воевал под Пулковом, — отозвался Захар на откровение боцмана. — Погиб в первом же бою. Мать умерла в блокаду. Так что мы вдвоем с братом горе мыкали. Но ничего, выжили. А вот родители наши…
— Светлая им память, — боцман вздохнул. — Вот потому-то вдвойне люб нам этот город.
Захар кивнул. Они снова пошли рядом, продолжая осматривать корабельные надстройки.
Незадолго до общего построения команды Захар спустился в свою каюту. Надел белую парадную тужурку, подпоясался ремнем, на котором бряцал кортик. И хотя минувшей ночью соснуть удалось не больше двух часов, усталости не чувствовал. Был необычайно подвижен и бодр, словно испил чудодейственного бальзама. Родной ленинградский воздух действовал на него благотворно…
К своим командирским обязанностям Ледорубов привык довольно быстро. Ответственность за корабль и людей придала ему новые силы. У него возникла необычайная жажда деятельности, как у всякого человека, наконец-то почувствовавшего себя на своем месте. Отказавшись от выгодного предложения Жаркова, Захар не испытывал ни малейшего сожаления оттого, что упустил возможность вернуться к более спокойной жизни. Именно эта суетная, полная тревог и забот корабельная служба более всего соответствовала его заветным желаниям. Он в полной мере почувствовал себя на корабле хозяином, слово которого, как наиболее опытного, знающего, является решающим и священным. Это ощущение кровного родства со всем организмом корабля требовало от него быть взыскательным прежде всего по отношению к самому себе. И чем строже судил Захар каждый свой шаг, тем люди больше доверяли ему.
В дверь каюты постучали. Посыльный матрос доложил, что команда построена. Надев фуражку, Захар вышел на палубу. Застывшие в шеренгах моряки встретили его дружным приветствием. Ледорубов пожал руку офицерам и встал на правом фланге.
Парад начался. Набережные по обеим сторонам реки были полны народа. Тысячи глаз сопровождали белоснежный адмиральский катер, который мчался вдоль строя кораблей, вспенивая воду. Ледорубовский тральщик стоял за эскадренным миноносцем. Когда соседний экипаж начал отвечать на приветствие командующего парадом, Захар подошел к трапу и стал рядом с вахтенным офицером.
Вот катер отвалил от эсминца и, сопровождаемый звуками оркестра, помчался к тральщику. Как только стих мощный рев катерного мотора и невысокого роста, плотный адмирал приготовился шагнуть на трап, Захар скомандовал «Смирно». Строй застыл как литой. На лицах ни единый мускул не дрогнет. И только теплый июльский ветер нежно трепал черные ленточки бескозырок да игриво поддевал голубые воротники.
Адмирал взошел на борт. Крепким рукопожатием поздоровался с Ледорубовым. Обращаясь к экипажу, сказал громко и бодро:
— Здравствуйте, товарищи моряки!
Строй дружно ответил на приветствие.
— Поздравляю вас, — продолжал командующий, — с Днем Военно-Морского Флота Союза Советских
