Александр Лозневой - Крепость Магнитная

На остановке вошли новые пассажиры. К Розе тотчас подсел молодой загорелый, пышущий здоровьем парень. Без шапки, в белой рубахе с засученными рукавами. Заговорил о хлебах, которые уже наливаются, о видах на урожай. Агрономом в колхозе работает и очень доволен своей судьбой. А куда едет, так тут никакого секрета — за невестой, в Минск! Институт закончила девушка, последние экзамены сдала. Вот и договорились: погуляют по городу, купят, что нужно, — и домой, в деревню, свадьбу играть. Парень в восторге. Завтра он вернется в свое Залесье не один — с женой, привезет в село не только подругу жизни, но и преподавателя биологии, которого вот уже два года не хватало в семилетке. Парню не надо было задавать вопросы, о чем-то спрашивать, чтобы поддержать завязавшийся разговор, он многое знал и находил что сказать собеседнице. А показывая фотографию невесты, восхищался ею, как мальчишка. Да и как можно было не восхищаться, если она, Зося, одна-единственная на всем белом свете!

В окна пробивался рассвет. Поезд подходил к Минску, это чувствовалось по поведению пассажиров: многие стали поспешно укладываться, снимать узлы, корзины с верхней полки.

В эту минуту и послышался гром. Загудело, заухало где-то поблизости. Роза припала к окну:

— Гроза, что ли?

— Откуль ей взяться? И туч нема, — сказал агроном.

Поезд неожиданно остановился, не доехав до вокзала каких-то пятьсот метров. В чем дело? Агроном потянулся к двери. Грохот послышался снова.

— Бомбы!.. — истошно завопил кто-то.

— Какие те бомбы? Старый дом взорвали!

— Вон же самолеты! Смотрите!..

Выскочив из вагона вслед за агрономом, Роза увидела женщин, убегающих дальше от поезда. Поспешила вслед за ними, совершенно не понимая, в чем дело. На востоке багровым огнем пылала заря. Пригляделась — так это ж пожар!.. Опять подумала об учениях, но, увидя все возрастающее пламя, побледнела.

До вокзала — подать рукой, но теперь туда никто из пассажиров не стремился. Подхватив узлы, кошелки, чемоданы, люди поспешно уходили в лесок, в котором виднелись какие-то постройки. Роза наконец догнала группу женщин. Что происходило в городе, никто из них не знал. Кто-то сказал, могло быть крушение на товарной станции, где порой скапливается великое множество цистерн с бензином и другими легковоспламеняющимися веществами. Вот и взрывы…

— А почему самолеты?

— Кто их знает!

И, лишь подойдя к одному из окраинных домиков, женщины услышали: немцы бомбили город!

— Черные кресты на крыльях… сам видел! — уверял мужчина, побывавший на финской войне. — Точно они, фашисты. — И предупредил, чтобы женщины ни в коем случае не выходили на дорогу, переждали бы здесь, в садочке.

«Неужели война?.. У нас же с немцами договор о ненападении. Как же так?..» — недоумевала Роза. Надсадное чувство терзало душу: было страшно за Янку, за родителей. Жалела, что в такой момент оказалась вдали от мужа. Янка может сегодня улететь в бой. А может, уже сражается? И надо же было уехать! Хозяйку послушала. Но при чем тут хозяйка? Может, даже лучше, что она, Роза, здесь. Поживет с родителями: вместе не так страшно. Она уверена: Красная Армия быстро рассчитается с фашистами.

Женщины понемногу расходились кто куда. Роза огляделась — и огородами, заулками, как советовал мужчина, торопливо пошла в сторону Кальварии. Перейдя Немигу, побежала. И только тут вспомнила: оставила чемодан в садочке. Да шут с ним, с чемоданом!

На минуту остановилась у кладбища, перевела дыхание. Скорее, скорее! Еще немного — и там, в зелени, покажется дорогой ее сердцу отцовский дом. Завернула за угол и… обомлела. Ни зелени, ни дома… Огромная черная воронка, лежат поваленные деревья, тлеют какие-то тряпки… Схватилась за голову:

— Ма-а-ма!..

Никто не услышал, не отозвался на ее голос. Куда же девались люди? Ах, вон, кажется, кто-то-идет. Кто это?.. Слезы замутили взор. Да это же Тихон, сосед. Тихон Андреевич, бывший вагоновожатый. Но почему он хромает?

— Дядя Тихон! Дядя Тихон!..

Сосед подошел к воронке, молча снял шапку. Роза почувствовала, что ей не хватает воздуха, вот-вот задохнется и упадет.

— Мама! Мамочка!.. — в отчаянии закричала она.

Потом, когда очнулась, опять увидела дядю Тихона. Стоя на коленях, он поддерживал ее голову, о чем-то говорил, успокаивал. Но разве есть такие слова, которые могли бы погасить страшное горе?! Ни дядя Тихон, ни кто другой ничем не помогут ей. Поняла одно: здесь небезопасно, самолеты могут вернуться. Послушно пошла, опираясь на руку дяди Тихона: там, во дворе, подвал, где укрывались люди. У ворот остановилась, отдернула руку: незачем ей прятаться! Она фельдшер — военнообязанная! Может, где есть раненые?

Роза долго ждала поезда в сторону Бобруйска и, не дождавшись его, решила идти пешком. Думала, может, она еще застанет мужа на аэродроме. Кроме Янки, теперь у нее никого из родных не осталось.

Едва светало, а директор завода Григорий Иванович Носов уже был на ногах. С первых дней войны не пропустил он ни одной сводки Совинформбюро. Горестные — одна печальнее другой — были эти сводки. Что же скажут сегодня? Чем порадуют?.. В репродукторе легкое шипение, затем голос диктора:

— Внимание! Внимание!

Остановился посреди комнаты: в одной руке бритва, в другой — мыльница. Сосредоточенный, готовый не пропустить ни одного слова, горящий желанием услышать хоть что-нибудь доброе, обнадеживающее… Увы! Ничего утешительного. Та же напряженно-тревожная обстановка, безысходная, разъедающая душу боль. По-прежнему, оставляя деревни и села, Красная Армия отходила на новые рубежи обороны… Отступала…

Григорий Иванович не мог не думать о причинах отступления Красной Армии. Как и многие советские люди, тревожился, страдал от щемящей душу тоски. И вот сегодня, следуя на работу, опять копался в памяти, анализировал, сопоставлял силы Красной Армии и силы противника. «А что если и дальше?.. Если…» И боялся подумать, что могло быть дальше.

Некоторые объясняли успехи немцев внезапностью нападения. А так ли? Внезапность возымела свои преимущества в первые дни войны, но с тех пор прошло столько времени! Пора бы остановиться, закрепить линию фронта. Почему же наши войска отступают, сдают все новые города и села, отходят в глубь страны. Есть, наверное, что-то еще, о чем пока нет смысла говорить, так как все равно этим не поможешь. Впрочем, стоит ли молчать? Кому не ясно, что у нас мало танков, самолетов. И указание катать броню на заводе, который никогда этим не занимался, дано, видимо, неспроста. Возможно, это как раз то, упущенное, чем бы следовало заняться гораздо раньше. Он так и воспринял это важное, государственное задание, легшее теперь тяжким грузом на его плечи. Он не страшился тяжести, но боялся, как бы не промахнуться, не повторить тех ошибок, которые уже дорого обошлись Родине! Теперь он всецело занят тем, как ускорить процесс создания брони, как больше выдать ее. На заводе не было и, понятно, нет нужного оборудования. Здесь катались балки, уголки, тянулась проволока — одним словом — самая мирная продукция. И вот встала задача — повернуть завод лицом к нуждам войны. Пришел бы обещанный мариупольский стан, было куда проще. Но его пока нет, говорят, находится где-то в пути, а где, в каком состоянии, никто не знает.

Ночью опять звонил нарком тяжелой промышленности, требовал как можно быстрее наладить выпуск броневого листа. И не удивительно, что директор ухватился за предложение инженера Рыженко — катать броню на блюминге, хотя, что греха таить, и сам пока не был твердо уверен в том, что задумано. Понимал, чем все может кончиться в случае неудачи. Но сидеть и ждать у моря погоды не хотел. Задуманное идет вразрез с некоторыми нормами и правилами в прокатном производстве. Нарушать эти нормы, эти правила — значит идти на риск, а всегда ли риск приводил к успеху?

Но прежде чем катать броню на блюминге, надо было научиться варить качественную сталь. В молодости директор сам был сталеваром, потом стал начальником мартеновского цеха, но и там не приходилось иметь дело с такой сталью. Броневую сталь никто из сталеваров завода пока не варил, более того, не знал, как это делается. Да что там сталевар, не знали мастера, инженеры, не знал сам директор. А надо было варить! Причем не когда-нибудь, а сегодня, завтра! Фашистские полчища устремляются к Москве, а у Красной Армии не хватает танков. Надо срочно разрабатывать новую технологию, внедрять ее в производство. Но легко сказать — новую!

На заводе было создано броневое бюро, в которое вошли в основном ученые специалисты, эвакуированные из Ленинграда. В содружестве с местными учеными и металлургами они горячо взялись за решение этой проблемы, начали ставить опыты, но все это велось без должного оборудования, полукустарным способом и пребывало, можно сказать, в зачаточном состоянии. Было ясно, что такими темпами, в таких условиях вряд ли удастся чего-то достичь, а тем более дать какие-то рекомендации мартеновцам. В этом сомневался и сам руководитель бюро Сармин.