приступили к закачке в баллон сжатого воздуха. Кошкарев подсоединил к РПЗО трубопровод, но в расходной магистрали воздушного давления не оказалось. Кошкарев остался к этому равнодушным. Стогов же что-то неодобрительно пробурчал. Старшина, повернувшись к Заварову, разочарованно развел руками.
Аркадий решительно направился в компрессорную, которая располагалась в отдельной постройке метрах в пятидесяти от мастерской. Моториста увидал еще издали. Тот сидел на лавке у входа в компрессорную и строгал ножом какую-то деревяшку. Аркадий рассерженно погрозил ему кулаком. Моторист кивнул и скрылся за дверью. Вскоре дизель-компрессор заработал — задышал торопливо и шумно, точно загнанная собака.
Когда Аркадий вернулся в мастерскую, то услыхал знакомый глухой шум, с которым сжатый воздух «набивался» по мелко дрожащему тонкому трубопроводу в баллон. Лешенко со Стоговым укладывали в ящик инструмент. Кошкарев стоял у контрольного манометра. Не успел Аркадий подойти к матросам, как старшина вдруг метнулся к Кошкареву и, отпихнув его локтем, открыл стравливающий клапан. Набранный воздух со свистом рванулся из отсека наружу.
— Ты что?! — испуганно и зло крикнул старшина.
Кошкарев с побелевшим, растерянным лицом глядел на него и молчал.
Аркадий удивленно посмотрел на моряков.
— Что тут у вас? — спросил он как можно спокойнее, хотя в душе появилось предчувствие чего-то недоброго.
— Да вот, — Лешенко взбешенно кивнул на Кошкарева, — надо было воздуху набрать сколько положено, а он столько закачал — страшно подумать.
При этих словах Аркадий побледнел, поняв, что минуту назад РПЗО могло в куски разорвать избыточным давлением воздуха. Неуверенно махнув рукой, как бы сомневаясь еще, снято ли в отсеке давление, Аркадий попросил снова вскрыть горловину. Заглянул в нее, подсвечивая переноской [5], с таким ощущением неприязни и любопытства, с каким когда-то в детстве смотрел в пустоту кладбищенского склепа, ожидая появления костлявой старухи с косою на плече.
— Не знаю, как вышло, — тихо сказал Кошкарев, — что-то, видать, перепутал.
Лешенко ехидно хохотнул:
— Перепутал! Послушай, а тебе по пьянке не случалось вместо жены обнимать телеграфный столб?.. В случае той путаницы ты бы мало чем рисковал, а здесь — собственными потрохами. Усек разницу?
— При чем здесь жена? — Голос Кошкарева дрогнул.
Моряки виновато затихли, ожидая, что лейтенант начнет сейчас долгую «проповедь». Аркадий вместо этого не спеша вытер чистой ветошью испачканные тавотом руки, поправил на голове черную, с белым кантом пилотку и приказал успокоенным, ровным голосом — будто ничего не случилось — продолжать работы.
«Достукался…» — обреченно думал Аркадий и подбирал для себя такой эпитет, который вслух никогда бы не произнес. Непременно хотелось накричать на моряков, влепить Кошкареву три наряда вне очереди. Но Аркадий смолчал. И от такой неопределенности морякам стало неловко. Лешенко еще больше начал покрикивать на Кошкарева, требуя то гайки на трубопроводах покрепче обжать, то не разбрасывать «где попало» инструмент. Стогов тоже постоянно косился на первогодка, как бы выискивая повод придраться к нему. Кошкарев выглядел беззащитным и подавленным. Он послушно делал все, что ему приказывали, и, казалось, не понимал, отчего так неразговорчив и мрачен лейтенант, криклив и рассержен старшина, задирист и груб Стогов. «Ну, виноват, — страдальчески говорили его печальные, повлажневшие глаза, — я и не оправдываюсь — наказывайте». Он с надеждой посматривал то на лейтенанта, то на старшину и ни в ком из них не находил снисхождения. Их занимало что-то другое, совсем отличное от того, о чем в эту минуту думал Кошкарев.
Наконец Лешенко не выдержал, подошел к Заварову.
— Да, товарищ лейтенант, — сказал убежденно и весело, словно дело касалось сущих пустяков, — механизмы в полном порядке. Торпедой хоть сейчас можно стрелять: дистанцию пройдет как надо.
— Вы так полагаете? — спросил Заваров, усмехаясь.
— Не только я — все мы, — настаивал старшина. И в поддержку его слов Стогов согласно кивал, растягивая большой рот в улыбке.
— Перестаньте, — раздраженно сказал Аркадий, оторвавшись от горловины и сматывая на локоть кабель переноски, — раньше-то где вы все были?
В душе Заварова шевельнулась слабая надежда, что о случившемся никто ничего не узнает, стоит лишь ему об этом промолчать. Давление воздуха, накачанного в баллоны сверх нормы, уже не казалось настолько угрожающим, чтобы из-за него поднимать шум.
«Недоразумение если и было, то в рабочем порядке, — стал уговаривать себя Аркадий. — И потом, для пользы дела я имею полное право поступать так, как нахожу нужным. Моряки поняли, в чем тут причина, и теперь они с Кошкарева глаз не спустят. А то пойдет разная канитель…»
— Будем считать, нам повезло, — сказал Аркадий и, посмотрев на часы, с облегчением добавил: — Занятия окончены. Ступайте на приборку…
Экипаж подводной лодки был размещен в кубриках плавказармы, расположенных на нижней палубе. Каюты офицеров находились в надстройке. Перед тем как пойти в кают-компанию обедать, Аркадий спустился по трапу в помещение своей команды, чтобы проверить малую приборку. Об этом его попросил Кирдин.
Когда Аркадий вошел в кубрик, матросы уже сидели за столами, перебрасываясь короткими фразами, и по-флотски проворно, точно боясь, что вот-вот прозвучит сигнал тревоги, орудовали ложками. Пахло мясным рассольником и селедкой, которая крупными кусками была наложена в общую миску.
Палуба оказалась чисто прибранной, бушлаты на вешалке заправлены, в рундучках — полный порядок. Аркадий с деловым видом заглянул в хозяйственный уголок, но и там придраться было не к чему. Для верности он спросил дежурного:
— Как в команде, все в норме?
— Претензий никаких нет, — отвечал дежурный.
«Так уж никаких?» — подумал Заваров. На мгновение встретился взглядом с Игнатом Лешенко. И хотя взор старшины ровным счетом ничего не выражал, Аркадию он показался вопрошающим, ожидающим чего-то. И если еще вчера Аркадий случайному взгляду не придал бы никакого значения, то теперь в нем была тайна, предполагавшая верность, но отрицавшая искренность в их отношениях.
«Зачем же я себя-то обманываю, — подумал он, — ведь чепе случилось… И никуда от этого не денешься».
Отчего-то представилась самодовольная физиономия Буткова с ехидно-торжествующим выражением, которое непременно проскользнет на ней, как только всем станет известно о происшествии в торпедной мастерской. Отмахнувшись от неприятных мыслей, как от наваждения, Аркадий решительно направился к трапу, ведущему на верхнюю палубу.
Кают-компания, куда он вошел, представляла собой просторный салон, отделанный красным деревом и вставными зеркалами. Но подволок был невысоким, так что люди едва не касались
