радовало, возбуждало и успокаивало минувшим днем, представлялось менее значительным, чем те новые обстоятельства, в которых он оказался, согласившись пойти вместе с Гришей к его Берте. Он весь был в предчувствии необычности приготовленного ему сюрприза. То ему казалось, что Берта, отвергнув Гришу, непременно объяснится ему в любви, то предполагал, что ему подарят хорошенького котенка, непременно с голубым бантом на шее. Вернее же всего — угостят обещанной салакой.
Толкнув рукой калитку в невысоком решетчатом заборе, Гриша пропустил вперед Аркадия с той самоуверенной небрежностью, с какой хозяин вводит в свой дом гостя. Аркадий увидел довольно просторный двор, заросший вдоль ограды густой стеной крыжовника и малины. Весь участок был разбит на грядки, дорожки, клумбы. Каждый клочок земли старательно ухожен и прибран. Дом кирпичный, с широкими окнами и мансардой — такие обычно ставят на побережье эстонские рыбаки. Крыльцо заменял небольшой навес, который с одной стороны подпирала увитая плющом кирпичная кладка с асимметричными сквозными проемами в виде кругов, квадратов и прямоугольников. Входная дверь, как бы раздваивалась сверху донизу узким застекленным окном, через него из прихожей сочился неяркий свет. От калитки до порога вела широкая, выложенная пористым известняковым плитняком дорожка.
В сгустившихся сумерках пахло цветами, дымом и резковатым запахом навоза. Где-то за домом, в сарае, тяжело вздыхала и хрупала сеном корова. У самой двери вскочил здоровенный пес. Он раза два глухо подал голос — не угрожающе, а как бы недовольно интересуясь: «Ну кто там еще?..» Узнав Гришу, лениво мотнул хвостом и снова улегся на место, положив длинную скучную морду на лапы.
Вошли в прихожую. Постучав и не дождавшись ответа, Гриша открыл дверь в комнату. Она была просторной, со вкусом обставлена мебелью и выглядела не хуже любой городской квартиры, расположенной где-нибудь в Мустамяэ [6]. Гриша бесцеремонно заглянул в соседнюю комнату, где свет не горел, потом на кухню.
— Никого, куда-то вышла.
Аркадий в нерешительности затоптался в дверях, не зная, куда девать свою мичманку. Гриша взял ее и, ловко метнув через порог, нацепил на оленьи рога, висевшие на стене в прихожей. И все-таки Аркадию было неловко в этой незнакомой большой комнате, словно он сомневался, действительно ли рады будут хозяева их приходу…
Но Гриша не разделял сомнений своего друга. Расстегнув тужурку и заложив руки за спину, он принялся задумчиво расхаживать по комнате. Остановился около стола, который был уже накрыт, и посмотрел на него, как бы удивляясь: «Это еще откуда?» Потом нахмурился, решив: «А впрочем, сойдет…» Подцепил вилкой соленый грибок и отправил его в рот. Пожевал, удовлетворенно поморщился и кивнул Аркадию, — мол, не желаешь ли и ты попробовать?
От Гришиной молчаливой деятельности Аркадию отчего-то стало еще больше неловко. Чтобы не выказать своей стеснительности, он уселся в кресло подле приемника и с небрежным видом положил ногу на ногу. Хотелось начать с Гришей какой-нибудь отвлеченный разговор, только он не знал о чем.
— Кто это? — спросил Аркадий, показывая на стену, где висел большой портрет пожилого бородатого мужчины в толстом водолазном свитере.
Гриша перестал расхаживать и остановился против фотографии, глядя на смурное, неулыбчивое лицо.
— Ее отец, — сказал, качнув головой куда-то в сторону окна, — рыбачил на сейнере. В позапрошлом году погиб в море.
— Суровый старик, — высказал Аркадий свое предположение.
— Нет, я бы не сказал.
— Ты его знал?
— Виделись. — Гриша достал из кармана сигареты. — Вообще, фотография неудачная и совсем не передает его настоящего облика. Ты думаешь, ее батя и вправду такой мрачный? Нисколько. На всем хуторе не было человека жизнерадостнее его. Улыбался он редко, это правда, но шутил так остроумно, что все со смеху покатывались. — Гриша закурил, продолжая говорить: — Есть такой особый тип людей, которые могут на глотку любой беде наступить, не теряя чувства юмора. Эта самая беда, может быть, у него где-то там, — Гриша показал себе на грудь, — но ты ее никогда не заметишь. Посуди сам. Судьба точно назло все ему делала. Едва не в один год схоронил отца, мать, жену. И осталось у него трое детей. Но человек этот не опустился, не запил с горя. По-прежнему ходил в море, детей растил и все такой же веселый оставался. Какой-то напористый он был. Вот и Берта — упрямая, но добрая. Ей тоже нелегко теперь с двумя младшими братишками приходится, а ничего, живет так, что некоторые и позавидовать могут. Пацанов на все каникулы забрала к себе ее тетка. Она живет где-то тут, неподалеку. Я тебя как-нибудь с ними познакомлю, интересные пацаны.
Аркадий настороженно слушал товарища. Судя по всему, Гришу давно считали здесь своим человеком, только непонятно было, чем это все могло кончиться… Как ни пробовал, Аркадий не мог себя убедить в серьезности Гришиных намерений в отношении Берты. Слишком разные они были люди. Когда Аркадий мысленно сопоставлял их внешность, то плоская сутуловатая Берта явно проигрывала рядом со статным симпатичным парнем, каким был Гриша.
«Да мало ли у него женщин было! — скептически думал Аркадий. — Об одних он так же вот, с большим чувством, говорил, других всерьез не принимал. И не женился. Что ему? Сегодня он здесь, на Балтике, а завтра дадут приказ, и… где-нибудь в Заполярье на якоря станет».
Вошла Берта, держа в руках стопку тарелок.
— Вы уже здесь? — спросила, ничуть не удивившись их появлению, как спрашивают старых знакомых.
Гриша насмешливо прищурился и кивнул, — мол, как видишь, чего же тут спрашивать.
Аркадий учтиво встал.
Освободившись от тарелок, Берта улыбнулась Грише и подошла к Аркадию. На ней было облегающее вязаное платье с приколотой у плеча серебряной сактой и узконосые туфельки на шпильках. В голубых глазах девушки было столько живости, что не осталось и следа от той лениво-медлительной манеры, с какой она держалась на рынке за прилавком.
Аркадий пожал протянутую ему крепкую маленькую руку и принялся говорить обычные в таких случаях комплименты. Берта, будто забыв о существовании Гриши, болтала с Аркадием о разных пустяках, по-женски придавая им гораздо больше значения, чем они того заслуживали. Аркадий слушал Берту с дружелюбным вниманием, забавляясь, как всегда, ее мягким коверканьем слов. Свое мнение высказывал вполне серьезно и не спеша, будто был крайне заинтересован в том, что ему говорили.
Гриша стоял у
