сердиты на него, даже очень, за последний репортаж из Ольстера. Вон не удержались, упомянули в «Дейли телеграф»: мол, с кем встречаетесь, мистер Ветлугин, там, где идет война?.. А теперь, что ж, веселишься, приятель? Отличный сюжет!..
Ветлугин решил сесть спиной к залу, а значит, и к фойе. Если они затеют фотографирование, то будут снимать отсюда. Пусть уж снимают со спины...
А кто она? По обличью, похоже, русская... Знакомая Кныпа? Туристка? Чья-то жена?.. Но разве это упрощает ситуацию? Наоборот — усложняет! Зачем им разбираться, кто она? Для них она — из этого сомнительного заведения. Та, которая повеселит приятелей...
Итак, как в шахматах, дебют встречи Кнып разыграл безукоризненно. Неужели до сих пор, думал Ветлугин, продолжается их соперничество, вспыхнувшее так давно — с первых дней университетской жизни? Неужели Кнып все еще не может забыть, что в блицтурнирах он, Ветлугин, как правило, побеждал? Но разве их соперничество не носило более универсального характера? Да, конечно. В былые времена, если он, Ветлугин, утверждал одно, то Кнып обязательно противоположное. Их дебаты всегда вызывали интерес. Все с любопытством ждали, кто же из них одержит верх. У них были свои поклонники, свои болельщики. На их факультете, на их курсе, в их времена. Тогда там существовало две группировки — ветлугинская и кныповская...
Кнып всегда был активнее. Его просто терзал зуд схватки. И именно с Ветлугиным. Впрочем, и он, Ветлугин, постоянно готовился к действиям. О, какие то были благословенные времена! Времена непрекращающегося соперничества. Поиска аргументов, идей, убеждений. Широкого чтения. Страстного вызова... И после университета они искали случая встретиться. Сразиться! Разыграть очередную партию. Очередную интеллектуальную схватку. Но как это было давно! Уже лет десять они не виделись. Неужели все продолжается?..
Ветлугин шел через притемненный зал на гипнотические глаза Кныпа. На его фосфоресцирующий неподвижный взгляд. Магнетический! Нет, он не боялся кныповского взгляда. А большинство смущалось. Большинство невольно и необъяснимо подчинялось магии кныповских полушарий, испытывая подавленность, беспокойство, смутное раздражение. И все оттого, что тускло-внимательные кныповские глаза, казалось, не только проникают в дущу, но, более того, в мозг — как бы читают скрытые мысли...
Ветлугин же умел закрывать себя от этого проникающего взгляда. Возможно, его собственное биополе было достаточно мощным, чтобы пресечь кныповское. При их сближении, и он давно это заметил, глаза Кныпа менялись: их мистическая тусклость исчезала и далеко в глубине вспыхивали огоньки неудержимого любопытства. Не будучи никогда друзьями, но и не став врагами, они всегда встречались именно с любопытством друг к другу. Что-то необъяснимое, непознанное крепко притягивало их.
Артем Кнып поднялся, протягивая руку:
— Здравствуй, Виктор. Рад тебя видеть.
— Здравствуй, Артем. Поздравляю с успехом.
— Благодарю. Разреши представить: Марина аль-Муджахиб.
— Очень приятно, — сухо кивнул Ветлугин.
— Что ты будешь пить?
— Как и вы.
— Мне большой виски с содовой и со льдом, — капризно произнесла по-русски Марина аль-Муджахиб.
Конечно, она из соотечественниц, решил Ветлугин. Но почему аль-Муджахиб? Замужем за арабом? За арабским дипломатом? Но откуда Кнып ее знает? В общем, как обычно, одна из его ловушек.
Кнып весело поблескивал полушариями, понимая, о чем лумает Ветлугин. Они молчали, ожидая, когда принесут напитки.
При свете свечей в легком, с блестками платье Марина аль-Муджахиб была привлекательна. Соблазнительно белели плечи, открытая грудь, шея. По спине клубились волнами длинные пышные волосы. Красивый излом выпукло очерчивал сочный рот. Над темно-серыми глазами высокими дугами чернели густые брови. Некрасив был лишь широкий, плосковатый нос с нервно подергивающимися ноздрями. В этом подергивании было что-то хищное, нетерпеливое. Но держалась она с достоинством.
— Варьете будет через час, и мы, пожалуй, успеем поужинать, — сказал Кнып, когда официант принес напитки.
— Здесь скверно кормят, — заметила Марина.
— Но разве у нас есть выбор? — улыбнулся Кнып. — Запьем хорошим вином.
— Мне закажите форель в сметане, — скучающе вымолвила она.
Кнып и Ветлугин остановили свой выбор на бифштексах с жареным картофелем и свежими-овощами.
— Чем вы занимаетесь? — неожиданно напрямик спросила Марина аль-Муджахиб, цепко разглядывая Ветлугина.
— Он рекламирует идеи, — поспешил пояснить Кнып.
— Как это? — удивилась она.
— Идеи надо рекламировать, дорогая Марина, как и любые товары, — обворожительно улыбнулся Кнып. — Правда ведь, Виктор?
— Пожалуй, так, — мрачно согласился Ветлугин.
— Первый раз слышу о таком, — ничего не поняла Марина и встала. — Извините, джентльмены, на некоторое время я вас покину.
— Конечно, конечно, — откликнулся Кнып.
Кнып весь был в нетерпении, ожидая ветлугинского вопроса о Марине. Но по правилам их игры надлежало разгадать предложенную головоломку. Если Ветлугин задаст вопрос, то это означало бы, что он, по шахматной терминологии, теряет качество. И это-то в дебюте! Нет, он этого не сделает. И потому Ветлугин заговорил о другом.
— Ты знаешь, Кнып, — часто они называли друг друга по фамилиям, как бывало во времена яростной студенческой полемики, — мне привиделся странный сон. Будто над Гастингсом повисла зеленая «тарелка» и маленькие зеленые инопланетяне забрали тебя с собой. Возможно, потому, что я вдруг вспомнил твое юношеское хвастовство, будто ты умеешь вызывать духи своих предков и получать от них указания. Это произошло после твоей блестящей седьмой партии, когда ты, наконец, рванулся вперед. Но я вот о чем потом думал. Не о том, что можно так себя завести и вообразить встречи с давно умершими предками. А о том, откуда ты знаешь, что в твоей родословной есть великие пращуры? Верить, конечно, во все можно. Например, в то, что ты потомок зеленых инопланетян.
Кнып очень внимательно и очень серьезно выслушал его, но отвечать на выпад по их правилам было не обязательно. И он повел свою линию:
— Есть истины, Ветлугин, и, думаю, ты согласишься, — универсальные, всемирные, не подчиненные законам развития. Из того же царства духа. Или из области этики. Например, христианская мораль универсальна. И у нее нет особых противоречий с эллинской. Пожалуй, и с иудейской. Вероятно, существуют всемирные законы. Возможно, Иисус был инопланетянином. Вот только не знаю, зеленым ли? — улыбнулся он, довольный собой.
— Шахматы тоже не подчинены законам развития. Шахматы, по-моему, это не искусство и не наука, хотя и к тому и к другому
