спеша и основательно привыкающий к новому для себя образу жизни.
Протопопова постоянно в нем раздражала подчеркнутая аккуратность. Но Михаил чувствовал себя неприятно, если роба на нем не поглажена, ботинки не вычищены до блеска, а волосы тщательно не расчесаны на пробор.
Многим казалось неправдоподобным, что после первого курса можно по своей охоте уйти из института, как это сделал Канаков, и попроситься служить на флоте. Особенно этого никак не мог понять Протопопов, который завалил вступительные экзамены в одесскую мореходку. Но Михаил знал, что делал…
Студенческая наука давалась ему без особого труда. Но, размышляя о своем призвании, он пришел к неожиданному выводу: прежде чем строить корабли, нужно узнать, какое оно, море… И ни разу еще Канаков не пожалел о том, что́ сделал вопреки отцовской воле, материнским слезам и недоумению товарищей.
Басовито и пронзительно, будто напрягаясь всем своим электрическим нутром, загудел корабельный ревун.
— У, душегуб, — простонал Стофка и накинул на него пилотку, — чтоб ты охрип или подавился!
— Швартовой команде наверх! — невозмутимо скомандовал Виктор, но в его голосе можно было угадать плохо скрытое раздражение Стофкиной вольностью.
Мишка выдернул из-под койки оранжевый спасательный жилет и вслед за Протопоповым побежал на верхнюю палубу. Он спешил, надеясь угнаться за проворным Стофкой, и потому то и дело на что-нибудь натыкался.
Швартовая команда выстроилась на корме. Мишка потянул носом свежий воздух, посмотрел на звезды, на деревья, подступавшие стеной почти к самому пирсу, и почувствовал себя счастливейшим человеком. Показалось, что сама Вселенная раскрылась перед ним, точно редкостная книга, которую предстояло запоем прочитать от первой до последней страницы. Хотелось дольше смотреть на эту необыкновенную ночь, чтобы потом вспомнить ее где-нибудь на глубине…
Швартовая петля, сброшенная с пирса, глухо шлепнула по воде.
— Лопух, — с язвительной душевностью сказал Стофка Михаилу, — швартовый надо с ходу подхватывать, чтоб мазутом не испачкать в воде.
— Оботрем, — примирительно ответил Мишка, вытаскивая хлопающий по борту мокрый трос.
— О собственные штаны, — посоветовал Стофка.
Канаков притворно вздохнул:
— Я бы предпочел о ваши, все равно их стирать надо.
— Молодой еще, — напомнил Стефан. Прищурив глаз, скривив рот, он по-пиратски внушительно посулил: — Будешь указывать старшим — на рею за уши вздерну. Просохнешь — поумнеешь.
Мишка промолчал: испачканный мазутом капроновый трос оставался на его совести. Вдвоем они быстро смотали трос на вьюшку и вновь стали лицом к борту.
В душе Мишка был недоволен собой. Стоило ли препираться с Протопоповым, чтобы потом самого себя упрекнуть в несерьезности. Но его будто подталкивал кто перечить каждому Стофкиному слову. Мишка считал себя человеком не гордым, когда был смысл у кого-то поучиться делу. Только Стофка не упускал случая вместе с дельным советом выказать и свое моряцкое превосходство. А этого Михаил терпеть не мог.
Под палубой надрывно завыли электромоторы. Спустя мгновение взбурлила у бортов вода. Пирс медленно стал отходить в сторону. На середине гавани лодка увеличила ход, и ветер сильнее задышал в лицо.
«Прощай, земля! Здравствуй, море!» — восторженно подумал Михаил и посмотрел на Стофку, ожидая увидеть на его лице такую же радость. Но Стофка был снисходительно спокоен.
Чихнув и кашлянув, заработали дизеля. С мостика дали команду «Всем вниз». Держась за поручни, Канаков соскользнул в центральный, почти не касаясь ногами перекладин трапа. И остался доволен собой. Такой метод спуска считался на лодке коронным номером, привилегией «старичков» перед новичками. «Здорово получилось!» — только успел подумать Канаков, как на него сверху всей тяжестью обрушился Протопопов.
— У трапа не спать, — бросил он небрежно и насмешливо, помогая Михаилу подняться.
— Можно и поаккуратней, — ответил Михаил, потирая ушибленное плечо, — собою не управляет лишь мешок с опилками, если его сверху сбросить.
— Зато на опилки приятнее падать, — язвительно улыбнулся Стефан. — В другой раз побыстрей от трапа отбегай. Понял?
— Вполне. В следующий раз пропущу вас вперед.
Канаков пошел в корму, снимая на ходу спасательный жилет и поправляя воротник.
В четвертом отсеке он увидел старшину второй статьи Никиту Корзуна, комсорга лодки. Тот возился у рундучка, в котором помещалась корабельная библиотека, и никак не мог отомкнуть замок.
— Заело? — полюбопытствовал Михаил.
— А, чтоб тебя… — Старшина яростно дернул крышку, и рундук открылся. — Вот так каждый раз, — пожаловался он Михаилу, — и запасной никак не подберу, и починить не удается.
— Можно взглянуть? — попросил Канаков.
— Валяй, — согласился Корзун, — только потом сам закроешь. Ключ отдашь лично мне. — И ушел, прихватив с собою какой-то потрепанный томик.
Недавно библиотечку обновили, и Михаил принялся не спеша перебирать книжки. Ему вспомнилась отцовская библиотека со множеством редких изданий. Мишка с детства любил копаться на книжных полках, выискивая что-нибудь интересное. В кабинете отца стоял широченный, из темного резного дуба письменный стол, на нем — бронзовая, под зеленым абажуром настольная лампа.
«Очень удобный стол и приятная лампа», — подумал Мишка, сидя перед рундуком на корточках.
Отец держался с ним просто и доверчиво, как с хорошим приятелем. Они любили по вечерам усаживаться за общий письменный стол и, нисколько не мешая друг другу, заниматься своими делами. И, несмотря на то что один был крупным ученым, а другой всего лишь студентом-первокурсником, оба они, отец и сын, считали себя коллегами и друзьями. Частенько спорили, но никогда не ссорились. Перед выходом в море Михаил отправил отцу письмо, где обстоятельно рассказывал, что он передумал и перечувствовал за то время, что они не виделись.
Он представлял, как к ним позвонит почтальон. Если это произойдет днем, отец будет на работе. А мать, наверное, будет сидеть в гостиной. Она отложит в сторону вязанье. Опираясь на костыли и переставляя негнущиеся ноги, направится в прихожую. Потом вынет из ящика несколько газет и между ними обнаружит конверт со знакомым треугольным штемпелем «Матросское. Бесплатно». Лицо ее просияет, глаза заблестят. Она вернется в комнату и, вскрыв конверт, начнет читать.
— Миша… Мишенька… Мишутка… — станет твердить с разными интонациями в голосе, по мере
