Дарьяна Антипова - Козулька

Я со страхом посмотрела в окно. В нашем дворе, на склоне, растет столетнее, почти тысячелетнее дерево. Собаки каждый день играют — роют под ним норы.

Мама подумала о том же, о чем и я.

— Боюсь, дерево упадет, — сказала вдруг мама, отрываясь от коробок с мышами.

— Куда? — спрашиваю я, откинувшись в кресле.

— На туалет. — Одна из коробок падает у мамы из рук, и оттуда вываливаются чьи-то длинные тонкие хвосты.

— А мне кажется, что дерево упадет на мой второй этаж и ночью придавит меня.

Мама удивленно выглядывает из-за шкафа и смеется. Что-то она сегодня много смеется.

— Тогда спи внизу, на диване.

— Здесь спят собаки. — Я протягиваю руку за яблоком, половину съедаю сама, а другую половину кидаю Карне.

Мама вдруг мрачнеет, устало кладет голову на руки и замирает.

Я спрашиваю то, о чем боялась ее спросить весь день.

— Зачем ты покрасила волосы?

Мама издает глухой и непонятный звук.

— Я еще и имя поменяю.

— А если… А если папа тебя не узнает, когда приедет?

Мама долго молчит, потом тихо говорит.

— Он и так нас не узнает.

Я чувствую, что у меня дрожит голос, но я все равно продолжаю спрашивать ее.

— Когда он вернется?

— Я не знаю… Но мы должны это выяснить. А вообще… — Она разводит руками и смотрит на собак. — У нас нет места для папы, — говорит она со вздохом. — Тогда негде будет спать собакам.

— Какие собаки? — Я вдруг понимаю, что кричу. — Когда папа вернется? Мама, когда вернется папа?

Мама так громко шуршит костями животных, что я все понимаю. Она не хочет отвечать. На улице грохочет гром.

— Я нашла! — Мама вдруг радостно бросает что-то мне на диван. Это — белая плоская косточка.

— Белка?

— Ты что? — Мама сгребает оставшихся мышей в большой пакет и вытаскивает их за дверь. — Дочь зоолога путает белку с зайцем? Скоро гроза кончится, и мы пойдем на холм.

Гроза кончилась только под утро.

Весь день дул ветер и что-то рассказывал нам с черепахами. Я сидела рядом с ними. Весь день мне было очень грустно.

А вечером мама подняла руки к небу, постояла так немного и кивнула мне.

— Пора!

Мы взяли с собой только Карну и Желю. Мы долго шли по тропинкам на холм. Это старый холм. Мама говорит, что это самый высокий холм на реке. И когда-то люди совершали на нем обряды.

— Что они делали?

— Вызывали духов. — И засмеялась.

Ветер постепенно стихал. Но он все еще дул на нас с мамой.

— Для чего вообще нужны папы? — спросила она меня. Ее волосы развивались на ветру. И я увидела, что у мамы темные глаза. Когда у нее были светлые волосы, у нее были рыжеватые глаза, как у кошки.

Ее красное платье тоже развевалось. Оно металось то в бок, то оплетало маме ноги.

— Алена, скажи, для чего нужны папы?

— Чтобы зарабатывать деньги?

Я не знаю, почему я так ответила ей. Я боялась ее темных глаз и того, что солнце такое красное, а ветер так внезапно стих.

Ветра не было совсем. Он улетел с холма и оставил нас в покое. Была только красная поволока над деревьями, поднимающийся над полем туман. Куда делся ветер?

Когда есть ветер, не хочется думать ни о чем, кроме него.

А в тишине становится очень одиноко. И холодно.

Мама подняла лопатку зайца и посмотрела сквозь нее на солнце.

— Смотри, Аленушка. И загадывай желание. Пусть нам позвонит папа. Пусть он найдет спутниковый телефон и позвонит нам с гор. Пусть он вернется к нам.

Я молчала. И чувствовала, что сейчас заплачу. Я обняла маму и прижалась к ее животу.

Я видела, какой красивой была мама в этом красном платье. Закат обнимал ее, делал ее кожу бархатной. И папа должен увидеть красное солнце и вспомнить о нас и о доме.

Я посмотрела вниз, на поле.

Карна и Желя мчались к реке. Они кого-то увидели. Они охотились. Я дернула маму за руку и показала пальцем вниз.

В этот момент они кого-то поймали. Мама побежала к ним, размахивая руками. Заячья лопатка упала в траву. Я подняла ее и положила в карман. Я поняла, что случилось что-то страшное.

Потом мама сказала мне, что они убили кошку. Они приняли ее за дичь.

«Бронька — хороший! Бронька, доброе утро!»

Я потянулась в кровати, открыла глаза и посмотрела на Княжну. Сняла ее со стены и положила на подушку. Распахнула дверь и увидела маму.

Она сидела на полу и собирала в большие чемоданы бабушкины книги. На них были даты — 1892, 1901, 1928. Но они теперь лежали молча. Наверное, мама сильно связала их веревками.

Я поднялась на третий этаж. Посмотрела на карты Казахстана и Киргизии на стене. На оленьи рога в углу. На гитару, забытую на кровати. На чучело хорька.

Я села на ступеньки и обняла перила.

Чучело хорька. Вот и все, что останется в этом доме от папы.

Я вышла на улицу. Я подошла к черепахам. И спросила их, что же будет дальше? Вернется ли папа? Будет ли мне хорошо в городе? Примут ли меня в школе? Но черепахи не ответили мне. Они жевали помидоры и смотрели в другую сторону.

Я подошла к большой сосне, которая так и не упала на меня во сне. Погладила ей кору и спросила, вернется ли папа? Или он решил остаться в Китае? Но сосна молчала. И даже ветви теперь не разговаривали со мной.

Еще через несколько дней мы уехали с дачи. Дорогу отремонтировали. И Лев вызвался нас отвезти, потому что мама отказывалась тащить жаб в электричку. Я сидела на заднем сиденье и крепко держала клетку. Бронька чесал клювом под крылом. Мама, сжав руки, смотрела на дорогу. Лесси ворочалась под ее сиденьем. Эзра Паунд лизала морду Желе. И только Карна смотрела на меня так, будто все понимала.

— Оля, закрой окно! — попросил маму Лев.

И мама молча закрыла окно.

Голуби стучали клювами о стекло и зазывающе смотрели на Яну. Мол, открой окно и дай нам поесть. Яна вздохнула, набрала горсть крошек от пирожных и кинула в форточку. Голуби вспорхнули, в классе на мгновение стало темно, а по стенам заметались серые тени.

Погода на улице стояла отвратительная. Быстро холодало, и у Янки от этого болела голова. В классе было очень душно, но когда Яна пыталась открыть форточку, кто-нибудь из девчонок кричал о том, что замерзает. Поэтому Яна психовала весь день и ни с кем не разговаривала.

Янкина лучшая подруга, Катя, сегодня была веселее, чем обычно. Она рассказывала девчонкам из класса о новых фильмах и о том, как хочет сходить на фильм, сложное название которого Яна так и не смогла запомнить. Его показывали только в одном маленьком кинотеатре на краю города. В их литературном классе считалось почему-то позорным смотреть популярные у других подростков фильмы.

Они учились не в обычной школе. Они учились в Школе, которую привычно всегда писали с заглавной буквы. Здесь полгода назад их, Янку, Руслана, Катю и других ее новых друзей, посвящал в литераторы очень известный во всей России писатель. И они чувствовали себя талантливыми и особенными. Самыми особенными детьми во всем их маленьком городке. Да что там городке — во всей Вселенной. Как же это было красиво и удивительно! Единственный в мире класс, где их научат быть писателями. Где выполнению домашнего задания может помочь только вдохновение! Каждый месяц проходят встречи с известными людьми города, и Янка уже начала привыкать к свету кинокамер, направленных ей в лицо.

А сегодня утром у Яны было странное настроение. Ей казалось, что должно что-то произойти. Но утром мама, как всегда, молча накормила ее завтраком, папа уехал на работу задолго до того, как Янка проснулась. На зимней, морозной улице было еще очень темно, когда она вышла из дома и пошла в Школу. Около Школы толпились одиннадцатиклассники из параллели, курили и, таинственно оглядываясь, рисовали на стене что-то неприличное. На входе висел всеми забытый поздравительный плакат со Дня учителя.

В отличие от других школьников, ей и ее друзьям нравилось ходить на занятия. В их классе было пятнадцать человек. И всего три мальчика. Это было очень грустно. В четырнадцать лет хочется, чтобы в классе было мальчиков побольше. И чтобы можно было выбрать, в кого ты хочешь влюбиться. А влюбиться очень хотелось.

Но Стас был очень странным и прыщавым. Он только ел свои бутерброды и всегда читал какие-то непонятные книги. Олег был ниже Яны на целую голову, он очень боялся ее и даже не здоровался. А чувствовать себя жирафом не хотелось. И был Руслан. Он хорошо рисовал странные картинки по краям тетрадок, приходил на занятия всегда раньше всех и пил кофе за столиком, стараясь вступить во все разговоры.