— Ха-ха-ха! — у Тамерлана хорошее настроение и он не лишен помогающего ему в жизни чувства самоиронии. — Опять твоя взяла, старый пес. Ну, я тебя все равно проведу.
И вот через несколько дней Тимур собрался в поход, чтобы напасть на местных горцев, и вполне серьезно сказал Молле:
— Ты тоже в поход готовься! Хватит тебе задарма пить, есть, спать. Наш век — век меча, а не длинного языка. Ты должен быть вместе со мной, как местный, будешь проводником.
От прямого приказа Повелителя не увильнуть. Делать нечего, и тогда Несарт нашел где-то облезлый лук, сел на осла и прибыл к Тимуру. Повелитель вдоволь нахохотался, а потом спросил:
— Что же это, Молла? Разве ты не мог найти лошадь в моей конюшне? Что сел на осла?
— Повелитель! Не поверишь, но это мне не удалось — осел не позволил. Он сказал: «Если Государь не может разлучиться с тобой, дураком, то я с тобой — тем более! Куда бы ты ни шел, я должен быть с тобой».
— Гм, — заерзал в седле Тимур, он видит, что старик не дает вновь себя провести. Но подурачиться над ним еще надо, и он, пытаясь быть серьезным:
— Ну хорошо, осел так осел — все горцы ездят на ослах.
— У тюрков все наоборот, — перебивает Несарт.
— Ха-ха, дерзишь? Ну ладно, я к тебе всегда милосерден.
— Как Всевышний.
— Ага. Вот только, я смотрю, лук у тебя вроде есть, но я не вижу стрел. Чем же ты будешь стрелять во врагов?
— Теми стрелами, что они пошлют в нас.
— Ты глуп как твой осел! А если враги не будут стрелять в нас?
— Если враги не стреляют в нас, зачем стрелять в них, зачем воевать? И для чего нужна стрела?
— Дурак ты, Молла. Не будешь зариться на чужой берег, свой потеряешь. Эх! Так и не смог я из тебя сделать воина и мужчину.
Вскоре возвратился Великий эмир из похода по Кавказу, устроил по этому поводу пир, на котором похвалялся своими победами.
— Правитель Гурджаани оказался слабее мухи, и я раздавил его. А эмир Товуза ничтожнее паука, и от него я не оставил и следа!
— О-о! Живи в веках! Слава тебе, о Великий Тимур! — все придворные восторженно восхваляют силу и могущество Повелителя, лишь Молла Несарт молчит. Задело это Повелителя.
— Молла, а ты что угрюм, или тебе не нравятся победы и слава твоего Повелителя?
— Ты мой Повелитель, — поклонился Молла. — Только позволь спросить — слабее или сильнее тебя были твои противники?
— Конечно, слабее.
— Хм, что за доблесть в том, что ты победил слабого? Наступило тягостное молчание.
— М-да, — грубо выдал Повелитель, и, видимо, последовал бы жестокий вердикт. Однако не всегда же судьба благосклонна только к Тамерлану, в этот момент у входа в шатер возник шум. Все глянули в ту сторону, и в тот же миг буквально вбежал гонец, бросился к ногам Повелителя, тут же из-за пазухи достал свиток, протянул ему лично.
У Тимура ослабло зрение, или он так и не научился читать, впрочем, в этом нет необходимости: грамотеи кругом, а донесение сверхважное, и не иначе как от самого наследника Мухаммед-Султана, либо только от Сарай-Ханум, так как иного гонца к Тимуру и не допустили бы. А Великий эмир потребовал прочитать на ухо текст дважды, и по мере прочтения его бородка аж вздернулась от удовольствия.
— Ты прав, старик! — бодро вставая, указал он пальцем в сторону Моллы. — Мы должны воевать с достойными, и этот час настает. Мой внук, сиятельнейший хан Мухаммед-Султан, идет по великой Хорасанской дороге, уже миновал Нишапур, а с ним двести тысяч отборных воинов. За хана Мухаммед-Султана! За нашу победу! Ура!!!
— Ура!!!
Этого известия Тимур ждал с нетерпением. Его войска на западе насчитывали более двухсот тысяч. Он просил, чтобы Мухаммед-Султан, покончив на востоке с монголами, прислал ему свои силы и мобилизовал бы всех, кого может, — хотя бы тысяч сто двадцать, а лучше — сто пятьдесят. И недаром Великий эмир выбрал своим наследником именно Мухаммед-Султана. Тамерлан за свой век многое повидал, многое знает, и только в этом внуке он видит будущее, и этот внук его ни в чем не только не подводит, а даже превосходит все ожидания. Вот только одно беспокоит Повелителя, почему-то не хочет он, чтобы наследник участвовал в этой кампании, сидел бы себе в Самарканде, к трону бы привыкал. Но и тут Мухаммед-Султан достойный внук, никак не захотел вне грандиозных событий оставаться: сам ведет двести тысяч!
И все прекрасно, жизнь — благодать, аж рваться в бой, как в молодости, хочется, да без ложки дегтя почему-то с возрастом не обходится — эта старая Сарай-Ханум почему-то вновь вместе с Мухаммед-Султаном, не со своим внуком к нему едет. Наверняка опять какую-то пакость готовит, хотя пишет, что хочет напоследок, перед смертью, Повелителя увидеть — соскучилась. Ага, небось, он тоже!
Вместе с тем, как и все легендарные личности, Тимур четко знал основную линию своей жизни, и не позволял себе отвлекаться на всякие мелкие дела, тем более женские интриги. Главное, что Мираншах уже движется к Тебризу, ему тоже необходимо быть там, ибо как ни дурачься, а годы свое берут, и хочешь — не хочешь, а о смерти думаешь, и пора, чтобы весь мир знал, кто его законный наследник. Чтобы все, прежде всего свои, а потом и все остальные — послы, вассалы, мелкие князья, правители и духовенство — знали, привыкали и готовились бы подчиняться будущему тимуриду — Мухаммед-Султану.
Некоторое летописцы, видимо, не любили о сражениях писать, так как очередной акт Тимуровской жестокости или доблести (смотря кто пишет) обозначат порой даже вскользь. А вот это событие, как грандиозное действо, как яркий, необычный и масштабный праздник запечатлели почти все современники Тимура, ставя ему и наследнику в заслугу.
К востоку от Тебриза, в открытой степи, по приказу Тимура соорудили огромную смотровую площадку, как стадион, только гораздо более. Там трибуны, где вся знать, а далее горожане и сотни тысяч войск. И даже видавшие виды старая гвардия Повелителя застыла в изумлении, когда появились рати Мухаммед-Султана. Это четко отрепетированный перекатный барабанный бой и словно в такт ему, в строгом строю, шаг в шаг иноходь коней. Над ними развеваются разноцветные стяги. Тумены из Самарканда проходили в новом блеске своей мощи. И каждый всадник имел плащ, накидку для лошадей, и даже щиты и стрелы одного цвета. Это был завораживающий парад. А потом по всему Тебризу разбрасывали деньги и сладости. Ночью были сказочный фейерверк и многотысячный пир, про какой говорят — на весь мир.
Сам Тимур присутствовал только в самом начале застолья. Он совсем не пил, после уединился в своих хоромах, где поочередно, с глазу на глаз общался, как теперь положено, вначале с Мухаммед-Султаном, а потом с Сарай-Ханум. И после этого, уже глубокой ночью, он усердно молился, и если раньше он всегда просил себе здоровья, немощи — врагам, новых побед, неверным — смерть, то теперь он просит Бога совсем
о другом — чтобы его наследника оградил от несчастья, от врага, от дурного глаза и всякой порчи. Сегодня он еще раз убедился в правильности своего выбора. К сожалению, средь многочисленных потомков лишь один Мухаммед-Султан, и никого равного ему нет. Зато Мухаммед-Султан — алмаз — высокий, статный, жесткий, рассудительный и честолюбивый. В бою первый, но этого больше не будет: им нельзя рисковать. К тому же не пьет, дурман не признает, с женщинами — как положено, уже свой гарем. В итоге, есть Тимуру на кого положиться, кому империю завещать, кто достойно его имя в веках пронесет. А иначе, зачем все эти старания? Много ли ему надо? Все для них. А как же остальные? Безусловно, как любой родитель, одинаково любит всех и всех, даже незаконнорожденных, уже одарил. Но даже среди детей приходится выбирать. И слава Всевышнему, что есть Мухаммед-Султан. Конечно, и другие, хвала Создателю, тоже достойны, но. вот накануне был у него здесь другой внук — Халиль. Ой, не дай бог, был бы единственным наследником. Что тогда? Лучше не думать и не вспоминать. И никто из летописцев-хронологов об этом не вспоминает, словно это малозначительное событие. Мы тем более не узнали бы, да у нас в руках Перо, оно обладает сверхмощью — знанием. И Перо знает, что в ту же ночь произошло немаловажное событие, на которое Великий эмир даже не обратил внимания, сразу же забыл. Знал бы он, что этот эпизод перевернет суть и характер его наследства. Но не будем с литературной кульминацией забегать вперед, лучше, как в истории, а в истории кульминации — каждый день, так что все по порядку.
А порядок таков, что сам Тимур, думая, что имеет право все менять, нарушил древнюю традицию: первым принял внука Мухаммед-Султана, а лишь потом старшую жену — Сарай-Ханум, иль традицией пренебрег. Для него главное — предстоящая грандиозная кампания — битва не на жизнь, а на смерть,
которая может в один день все перевернуть, и ему нужно получить от внука очень важную военную информацию, да и что таить, соскучился он по своей надежде — любимому внуку. Ну а Сарай-Ханум, трон под которой уже подвинула противная невестка Хан-заде при содействии Повелителя, посчитала, что это очередное попрание ее достоинства, если не пощечина, и если до этого она думала, все расскажет как есть, — пусть Тимур решает (а как он решит — она знала), то теперь она все сделает назло — пусть будет что будет! Какая невестка досталась ей — похлеще подсунет и она Хан-заде. А Тимур пусть на своем фронте воюет — в гареме хозяйка она, пока жива. А посему это раньше меж ними был диалог если не романтический, то в каком-то смысле поэтично-слаженный. Теперь она в опале, и разговор — витиевато-жесткая проза жизни.
