Стакан за стаканом минут через тридцать было выпито больше двух литров водки. В пятой бутылке оставалось еще грамм сто. Пару вафельных упаковок вскрыли, остальные не понадобились. Виктор Петрович поймал себя на мысли, что ему чрезвычайно интересно наблюдать за этим пьяным разгулом. И чем отвратильнее, гадливее становились его попутчики, тем больше он убеждался в своей готовности к роковому исходу. — «Пока хватит! — провозгласил Беззубый. — Максимовна (так звали женщину у окна), приступай… Стриптиз, секс, в общем, все, что душа пожелает. Я начинаю балдеть! А ты, гимназистка, готовься. Скоро твой выход. Ох, так и хочется тебя уколоть. Не забуду, обязательно уколю! И не раз! Поняла! У меня к этому делу непрерывный интерес!» («Только бы не забыть! Только не забыть!» — усмехаясь, думал он.) Голова начинала гудеть по второму кругу. — «Что ты ко мне пристал! Я тебе не гимназистка!» — «Хочешь, стану называть тебя принцессой?» — «Хочу! Это лучше!» — «Готовься, принцесса!» — «То-то! За тысячу рублей хочешь прямо в рай попасть? Халявщик! Так не бывает! Н е б ы в а е т! Что такое одна тысяча? Приличные колготки дороже стоят! Добавь жару, прибавь угольку… Тогда говорить можно!» — игриво, но требовательно говороила девица. — «А мне много денег не нужно. Хватит что получила. Еще один стакан и начинаю раздеваться!» — у Максимовны стали закатываться глаза. Дыгало отвернулся. Взгляд уперся в низкий потолок. На ум опять пришла главная цель его странного, до мелочей обдуманного путешествия. Он представил себе то, что произойдет, и на глаза навернулись слезы. «Может, все же отложить, еще раз обдумать, присмотреться к людям? А вдруг я окажусь не прав? Вдруг есть какое-то другое, более мудрое решение? Ведь всегда должна быть альтернатива. Как в архитектуре, там решений бывает множество…» Он слышал пьяные речи, впрочем, речами их трудно было назвать. Это были крики, вопли, стоны. Началась оргия, в которой никто ничем не брезговал. «Мне хочется твой анус…» — кричал Чубринин. — «Садись на его член, а со мной орально…» — похрипывал инвалид. — «Максимовна… подними моего Ваську…Ну, ну…» Инвалид схватил женщину за волосы и подтянул к своей открытой ширинке… «Хочу уколоть принцессу…» «Ой… больно…» «Запах жуткий… Мой член весь в дерьме… Пусть чистит… Моет… С мылом… Моет…» «Ой… Подожди, Чуб… Жди…жди…» «Давай… Еще немного…» «Убью… Ага… ага… так…» «А Васька встал… Принцесса, а принцесса… Пока я помню… Направь… Какие деньги… Направь… Забуду… Васька упадет…» «Мой, сука, — кричал Чуб… Открой … Бутылку открой…» «Пошел ты… Не дам водкой… член мыть…» «Попал… Нет… Нет… Мимо… Направь… Не лезь… целовать… губы… У тебя зубов нет… Принцесса… Цинга… Север… Ну что… Ого-го… Попал…» «Дайте воды… Мой член, сука…» «Костыль… Отстань… Сам в задницу полез…» «Так попал? Принцесса… Может, да… Может, нет… Не чувствую». «Воды… Член…» «Чуб, ты сам дерьмо… Облизывай… Зачем в задницу полез…» «Ах ты, сучка…» «Ого-го… Попал…» «Дай костыль…» «Чуб… Жди… Жди… Я вот… сейчас… Кончу…» «Принцесса… Принцесса… Попал?» «Да… Но он… Не стоит… „Не стоит?..“ „Да…“
«Ужас, ужас, ужас!» — повторял себе под нос позеленевший от злости архитектор. Он был ошеломлен увиденным и чувствовал, мучительную боль в душе. Сознание работало лихорадочно. «Это ложь, — пронеслось у него в голове, — что люди ведут тот образ жизнь, который навязывается обстоятельствами. Нет! Нет! Они сами создают эти обстоятельства, а позже ханжески ссылаются на них. Гнуснейшая эта картина характерна, а не исключительна». Дыгало нахмурился, отвернулся, слез со своей полки и направился к проводнику. Увиденное вызвало в нем острое отвращение к самому себе. По дороге он приготовил еще триста рублей, чтобы проводник пересадил его на другое место. «Почему?» — удивился проводник. — «Спать хочу, а там пьянка… Шум!» — «Сейчас везде пьют. Везде шум! Что, свой народ не знаешь? Позабыл, небось, по заграницам шастал? Свободное место было, так мы туда старуху устроили. Подожди, через час Ярославль. Многие выходят. А если хочешь, могу устроить в служебном купе. Но надо доплатить, там телка. Ей пятьсот, а мне триста». — «Спасибо, жутко хочу спать!» — соврал молодой человек. — «Ты не осторожничай, в соседнем вагоне в служебке можно с мужиком. Такса та же! Все чистенько, с чайком или водочкой. Кружевное белье! Мужики больше эстеты, чем женщины. Полный сервис», — проводник окинул его загадочным взглядом. — «Я подожду в тамбуре. Не против?» — «Иди-иди, после Ярославля что-нибудь придумаем. Так, ты хочешь один, в тихом месте?» — «Да!» — «Хорошо. Так и устроим. Сколько дал?» — разжал проводник кулак. — «Теперь триста!» — «Подбрось еще сотню, все устрою». Дыгало добавил ему сто рублей и вышел в тамбур. Но едва переступил порог, натолкнулся на двух мужиков в эротических объятиях. «Тебе чего?» — огрызнулся один из них. — «Простите, извините!» — Виктор Петрович вбежал в вагон. — «Что такое?» — озабоченно спросил проводник. — «Пойду в другой тамбур». — «Иди, друг, иди!» Молодой человек быстро прошел через вагон и с замиранием сердца стал открывать дверь. Казалось, тамбур был пустой. Но едва он шагнул в него, как в углу увидел парочку, стоя занимавшуюся сексом. Они не обратили на него никакого внимания. Дыгало снова вернулся в вагон и столкнулся с проводником. «Что опять?» — «Занято!» — «Кто?» — «Не разглядел». — «Дай гляну». — «Нет, я не пойду!» — «Минутку… Ну, что тут особенного? Люди трахаются, ну пусть занимаются своим любимым делом. У тебя что, больное восприятие? Онанист или импотент? Меня это, в общем, не интересует. Стань в другом углу и смотри себе в окно. А они пусть трахаются. Я мужик, я это понимаю и никакого замечания не делаю. Плюнь. Стань, говорю, с другой стороны. Ты что, не человек?» — «А можно мне в туалете станции дождаться? Там не грязно? Окно открыто?» — «Зайдем, взглянем. Видишь, окно наглухо заколочено. Грязь, вонь… Но в вагоне семьдесят пять пассажиров, как тут за чистотой уследишь. Ладно, пойдем, посажу тебя на свое место. Только обещай, что онанировать не станешь. Запах спермы пробуждает во мне странные желания…» — «С чего это вы так?» — «Вид у тебя чудной, и поведение не русское, я таких людей еще не встречал… Чтобы брезгливость к водке и сексу испытывать? Опасное знакомство! Ай-яй-яй! Надо же такое… Иди за мной!»
Господин Дыгало устроился на служебном месте и до Ярославля доехал, даже не шелохнувшись. Голова все время была как в огне. Злобные мысли напирали. Потребность мщения переполняла архитектора. Ему хотелось действовать решительно и радикально. Наконец поезд остановился, громко скрежеща тормозами. В Ярославле из вагона вышли трое старушек. Двух мужиков пришлось выволакивать. Они ослабли от водки, что потеряли способность двигаться: даже голова свисла, словно пуговица, держащаяся на одной нитке. После отправления поезда проводник указал Виктору Петровичу свободную вторую полку. Тот забрался на нее и быстро, надолго заснул.
Очнулся молодой человек поздно, перед станцией Печоры. Дыгало захотелось спуститься, чтобы пройти в туалет, но он вспомнил состояние этого заведения. И все же, решив, что ждать еще несколько часов у него не сил, спустился и с опаской прошел по вагону. Следы беспредельного алкогольного и полового разврата исчезли. Страсти и тела утихли в пьяном угаре. В людских глазах он не встретил восторгов пробуждения и приветственных взглядов. Человечество приходило в себя лишь для того, чтобы опять пуститься по кругу порочных соблазнов. Ничего нового оно не хотело, да и не могло желать. В этом Дыгало был убежден. Вернувшись на место, он уставился в окно на вековые ели тайги, и разум его вновь стать бунтовать. «Я пытался, я хотел любить человека, но из этого ничего не получалось. Не встретил я его, не раскрылся он передо мной россыпью своих талантов. Теперь же я его больше не ищу. Он ни мне, ни материи не интересен. Он никому, кроме себя самого, не нужен. Человек! Ты отменяешься!» — раздался возглас в моей душе. Не прячься в красивые платья, в элегантные речи, на форумах, премиях, в театрах! Не маскируйся под интеллигента, парламентария, значительное лицо! Ты пшик! Пришла пора отправить тебя на свалку. В священных книгах всех религий тоже немало говорится о людском несовершенстве. Нередко встречаются размышления о твоем летальном повсеместном исходе. А в Апокалипсисе об этом говорится даже без намеков. Но и в социальной истрии немало примеров похожих мыслей. Во многих странах в начале ХХ века ограничивали права человека с низким айкью на продолжение рода. Были требования стерилизации всех людей с низким уровнем интеллекта. Спорили до хрипоты, что брать за основу. За образец. Какое айкью принять за норму, чтобы человек получил право на существование, деторождение, супружество. В некоторых штатах Америки по решению суда стерилизовали дебилов. Сталин считал, что революции необходимы репрессии как дополнительное средство совершенствования социалистического типа людей. Фашизм мечтал сепарировать человека по профессиям. До тридцати айкью — в газовую камеру, до сорока айкью — раб, прислужник, до пятидесяти — рабочий, до шестидесяти — ремесленник, до семидесяти — мелкий торговец, до восьмидесяти — учитель, до девяноста — управленец высшего звена и так далее. Сегодня этот вечный вопрос звучит для меня совершенно устаревшим, а дискуссии на эту тему не имеют никакого смысла». В Дыгало вселилась невероятная сила Кембрия, того самого хищника, двигающего развитие материи. «Именно его голос во мне рекомендует радикальный, истинно эволюционный подход в глобальном вопросе отмены человечества. Все прошлые рассуждения юного Виктора Петровича о собственной жизненной цели, наконец, оформились во всепоглощающую идею! И это открытие привело сознание в неописуемый восторг, оно очаровала меня основательно!» Кембрий решил опять разбудить Гею! Чтобы раскрутить колесо совершенствования. Ведь уникальный поворот в истории эволюции был вызван биологическим взрывом как раз от тектонического пробуждения Геи! Он привел к внезапному, стремительному появлению новых биологических форм. Впервые в истории возникли основные архитектурные, телесные характеристики, по которым строятся все биологические существа, включая гомо сапиенса. Я во многом согласен с французским ученым Кювье, предполагавшим, что Земля развивается послевзрывными скачками. В этой связи не устаю себя спрашивать, почему именно сейчас человечество вступило в эпоху катастроф? Появилась какая-то неустойчивость, ненадежность окружающего мира. Не сигнал ли это мне самому? Я должен стать детонатором глобального геодинамического процесса. А для дальнейшего шага эволюции венца природы я должен дать под зад всему человечеству! Действуй, Виктор Дыгало! Смелее, Кембрий! В тебе же скопилось несколько тысяч тонн злости и жажды мщения…»
