Остаток лета Арзо решил провести в Ники-Хита. Марина про-вела в селе всего две-три ночи. Теперь она действительно ожидала ребенка и говорила, что из-за этого у нее масса недомоганий, а посе-му ей лучше быть в городе рядом с мамой и врачами. Арзо этому не противился, даже рад был, он полностью погрузился в крестьянские дела: заготавливал к зиме сено и дрова, возился в огороде, частенько ходил в горы – там, на потомственной лесной делянке были посевы тыквы, фасоли, кукурузы.
Переживания Арзо по поводу угроз Албаста Докуева оказались напрасными: жизнь в селе текла размеренно, блаженно, со скукой. Этот покой так нравился Арзо, что в город он ездил, как на мучение, как на урок обществоведения, преподаваемый больной женой и че-ресчур заботливой тещей. В его честь устраивались обильные засто-лья. Однако есть под взгляды услужливых женщин он стеснялся, и несмотря на протесты букаевских женщин шел к родным – Россо-шанским, и там досыта пил с Ларисой Валерьевной и Леонидом Анд-реевичем чай, поедал нехитрую, но вкусную снедь. Дмитрий, погос-тив всего неделю, уехал в Москву и оттуда направился снова в Ирак, а его родители ласкали снимки внука, к Новому году ожидали, что вся семья приедет в Грозный.
Теперь Арзо в городе не ночевал: у Букаевых не положено; у Россошанских неприлично, тоже из-за тех же Букаевых. Очень позд-но из очередной поездки он возвратился в Ники-Хита. Кемса, ожидая сына, не спала, и была какой-то возбужденной.
– Сказать тебе новость? – игриво улыбнулась она.
– Какую новость? – встрепенулся Арзо, и еще до ответа матери сам понял: Полла приехала.
Все, спокойная, размеренная жизнь Самбиева закончилась! Он, как трусливый охотник, боящийся дичи, но жаждущий ее, ходил во-круг да около байтемировского дома. Потерял он покой: по ночам не спал, есть не хотел, работать не мог. Все мысли были о Полле. Он страстно желал ее увидеть. Всю ночь ерзая в постели, думал, что на-утро пошлет ей записку, но дневной свет отрезвлял его, приглушал страстный порыв, и он, тяжело переживая, не вступал в контакт – ос-терегаясь «стать не мужчиной» в глазах любимой.
Каждый день не по-сельски модно одевался Арзо и бесцельно бродил по селу, угощая двух-трех местных бездельников-алкоголиков спиртным, сигаретами. Кемса, да и вся округа, знала цель прогулок сына. Через несколько дней она не выдержала:
– Хватит тебе шастать по селу, людей смешить, не выйдет она на улицу. Проворонил, теперь оставь и ее и себя в покое.
Сын ничего не ответил, стал теперь днями лежать в тени под деревом, на жару и аппетит жаловаться.
– Может, тебе врача вызвать? – лукаво спрашивала мать.
– О! – озарились глаза Арзо. – А это идея! Нана, а ну-ка при-хворни чуточку, а мы соседку за Поллой пошлем.
– Я тебе «пошлю», – не на шутку рассердилась мать. – Тебе не хватает, как ты ее ужалил своей женитьбой? Оставь ее – будь мужчи-ной!
– О-о, – завыл лежа сын, а про себя подумал, – какой я мужчи-на! Дешево купился, а точнее продался.
Однако мать есть мать, родное дите ей в любом случае ближе и невинней. Вечером Кемса засобиралась в гости к Байтемировым, а Арзо аж заволновался, будто сватов засылает к Полле, с нетерпением ждет он возвращения матери.
Поздно вернулась мать. Тяжело вздохнула.
– Эх! Дурень ты, Арзо, дурень! Такую девушку на кого проме-нял? Твоя Марина разве жена? И мне не сноха, и тебе просто обуза.
– Хватит нотации читать, – не выдержал сын. – Поллу видела?
– Видела… Тебе привет передает, со свадьбой поздравляет. На вид не унывает, а глаза тоску выдают. Зура тайком рассказала, – Кем-са сделала паузу, стала убирать прядь седых волос, вылезших из-под косынки, видно, и ей это нелегко пересказывать. – Оказывается, она не знала, что ты уже женился. Младший брат стал описывать твою свадьбу, а она плакать навзрыд и выбежала на улицу. – Тут Кемса сама прослезилась. – Любила она тебя, а ты…? На кого позарился?
– Хватит! – крикнул Арзо и тоже выскочил на улицу.
Конечно, он не плакал, но душа ныла, страдала. Кто бы знал, как он хотел ее увидеть, просто увидеть?!…
И тут неожиданно, к радости родных, домой приехал Лорса. По заведенному правилу братья пошли на родовой надел, к родному бу-ку-великану.
Под кроной бука прохладно, свежо. От близлежащего леса веет сыростью, ароматом перезревшей земляники и тутовника. В воздухе стоит густой гул насекомых, стремительно кружащих над пестрым ковром разнотравного бурьяна.
Лорса вдохнул всей грудью.
– Как здесь блаженно! – улыбнулся он. – Особенно после зноя пустыни… Наша земля – самое красивое место в мире!
– Да, – поддержал его Арзо.
Они вначале поговорили о житье-бытье, потом перешли к де-лам.
– Ко мне на точку приезжал мой ротный, теперь он подполков-ник, – начал Лорса.
– А как он нашел тебя там? – перебил его брат.
– Сам не знаю… Зовет на год служить. Спецзадание.
– Никаких заданий, – отрезал Арзо. – Ты и так еле выкарабкал-ся из Афгана, вон рану свою вспомни!
– Обещают большие деньги и квартиру в Грозном, – опустил глаза Лорса.
Только сейчас Арзо обратил внимание на его поношенные, не по жаре толстые, с выступившей от пота солью ботинки, такие же штаны и черную, выцветшую рубашку.
– В этом году снова засуха, падеж овец зимой будет, – продол-жал он,- а я никак многое освоить не могу, многое не понимаю… Ты пойми. Арзо, не чабан я, не чабан, это не по мне… Там одно хорошо – уединение. Так от этого уединения зимой волком завоешь… А пахать сколько надо? А дети растут, что мне с ними делать?… Короче, дал я согласие.
– С Афгана раненый вернулся, квартиру должны были дать – дали?
– Это прошлое… Я больше не могу так! Я сгнию там в пусты-не… Будь что будет, а ты, брат, не противься, дай я окунусь в свою стихию.
– Ведь там убить могут?!
– Это везде могут! – шальная ухмылка застыла на обветренном лице Лорсы. – Если что – за детьми присмотри, а так не переживай и не думай, что только за деньги я туда рвусь,… есть что-то другое – это не объяснить, это как твои сигареты – словом, наркотик; азарт, страсть, риск. И к тому же есть боевая солидарность… Так что пойми и прости.
– Чик-чик-чик, – закричал ястреб в кроне бука, – «пинь-пинь-чэржж; пинь-пинь-чэржж» – подпела ему синица. В душистой траве голосил хор кузнечиков, в унисон им из близрастущих кустов сирени солировала цикада. Нарядная, как невеста выбеленная, бабочка-боярышница запорхала под тенью, на лету кокетничала, в игривой беззаботности с легкостью кружилась.
– Ты хоть знаешь, что за задание? – нарушил старший брат лет-ний покой сада.
– Нет… Да и знал бы – не сказал. Нельзя… Да и зачем тебе голо-ву забивать. Одно скажу, вне СССР.
Решили никого более не посвящать в суть дела, а назавтра уе-хать в Калмыкию. Там Арзо поможет Лорсе рассчитаться с колхозом и передать отару. С семьей Лорсы он через три-четыре дня вернется домой, а младший Самбиев прямо из Элисты вылетит в Москву. В пригороде столицы он должен встретить однополчан, и где-то в спеццентре они пройдут переподготовку.
За этими проблемами и сборами к отъезду Арзо совсем позабыл о Полле, и тут соседская девчонка принесла записку.
«Самбиев! Ты обошелся со мной нехорошо. Неужели нельзя было написать два слова о йитар? Сделай это хоть сейчас…» Подпи-си не было, но ясно, что это от Поллы. Последняя фраза оскорбила Арзо, и он решил соблюсти средневековье, написать эти злосчастные «два слова», постараться выкинуть из головы Поллу.
Написать ответную записку не получилось: в гости приехала младшая сестра с ребенком, в двух комнатенках негде было уеди-ниться, да и другие мысли господствовали в его голове – он пережи-вал за Лорсу.
На рассвете братья Самбиевы отправились в Калмыкию. Сдать отару колхозу оказалось делом не простым. Лорса через три дня уе-хал, и все процедурные вопросы приема-передачи легли на плечи Ар-зо. И если бы не его экономическая грамотность, дело бы не только затянулось, но и обернулось бы долгами и штрафами, а так, Арзо со-стряпал задними числами несколько липовых актов, заверил их у коллег – местных экономистов и сумел из колхозной кассы получить значительную сумму: за привес, за приплод, за подготовку к зиме и даже отпускные. По предварительному уговору с коллегами, он этой суммой поделился с ними и только полмесяца спустя вместе с семьей Лорсы вернулся в Ники-Хита.
Дома Кемса сообщила, что на днях приезжала его теща, все жа-ловалась на Арзо, говорила никудышный зять и такой же муж: не предупредил, что уезжает в Калмыкию, а оттуда только раз позвонил, два слова пробурчал и бросил трубку.
Эти претензии Самбиева Арзо мало беспокоили, взволновала его другая новость: вчера Полла уехала и через его мать просила, чтобы он выслал ей какую-то справку.
– Смотри, сынок, – просила Кемса, – не обижай Поллу, отдай ей эту справку… Несмотря ни на что, к тебе она хорошо относится, ни слова плохого не скажет, даже не может скрыть своего удовольствия от одного упоминания твоего имени.
