– Там, где сейчас стоит Двир, – начал король Шломо, – находится камень, который иврим называют «Краеугольным», потому что на нём держится весь мир. В этом месте наш праотец Авраам должен был принести в жертву Богу своего сына Ицхака, но Бог отвёл его руку. Если Господь разгневается и вынет этот камень из Земли – всё кончится. Мир рухнет. На Краеугольном камне будет стоять Ковчег Завета иврим с Богом. Значит, Двир не может находиться в другом месте.
– Будет, как ты сказал, мой господин, – поклонился Габис.
Принесли хлеб и горшки с мясной похлёбкой, приправленной специями. Благословив пищу, король иврим и строитель-цорянин принялись за еду, не отрывая глаз от горы Мориа.
– Давно хочу узнать побольше о левитах и коэнах, – сказал Габис. – Мне кажется, эти племена не очень-то любят друг друга.
– И коэны, и левиты – одно и то же племя. Племя Леви.
– Тогда почему одних называют левитами, а других – коэнами? – удивился Габис.
Король Шломо отпил воды.
– И коэны, и левиты – одно и то же племя. Племя Леви, – повторил он. – Из этого племени произошёл и учитель наш Моше, который вывел иврим из Египта, и его брат Аарон, ставший первым первосвященником. Все потомки Леви достойно вели себя на пути через пустыню в землю, которую обетовал народу иврим Господь.
– В Эрец-Исраэль? – спросил Габис.
Король Шломо кивнул и продолжал:
– Учитель наш Моше назначил племя Леви быть священнослужителями всего народа иврим. Когда иврим шли через пустыню Синай, часть племени Леви, которая вела свой род прямо от Аарона, отделилась и стала называться «коэнами». Сейчас коэны и левиты вместе несут службу у жертвенников и обучают народ. Но когда будет построен Храм, служение в нём будет разрешено только коэнам. А у жертвенника в храмовом дворе, где будет собираться весь народ, станут служить и коэны, и левиты. Левиты будут и музыкантами, и певчими, и стражниками, и хранителями казны и священной утвари. Как ты знаешь, левиты, после обучения у ваших мастеров, ставили все три части здания Храма: Улам, Хейхал и Двир. У каждого рода левитов и коэнов будут свои обязанности в Храме.
Король Шломо не успел закончить объяснения, потому что раздалось покашливание и в палатку заглянул командующий Бная бен-Иояда.
– Господин мой, – сказал он, склонившись перед королём. – Ты можешь не беспокоиться за Священный огонь, который наши предки принесли с собой из Синая. Кроме того, что его день и ночь охраняют левиты-стражники, я усилил охрану своими солдатами.
– А я и не беспокоюсь. Кто тебе приказал усилить охрану?
– Первосвященник Цадок, – теперь уже удивился Бная бен-Иояда. – Я думал, это твой приказ, господин мой.
– Нет, Бная, – покачал головой Шломо. – Я такого приказа не отдавал, потому что не сомневаюсь: всё пройдёт так, как велит данный нам Богом Закон.
Бная бен-Иояда молчал, стоя посреди палатки.
Король Шломо подошёл и положил ему руку на плечо.
– Я слышал, в народе боятся, что жертва не загорится. Успокой людей. Я уверен, что всё получится так, как надо.
Бная бен-Иояда низко поклонился и вышел из палатки.
– Бная! – окликнул его король Шломо, и тот опять появился у входа. – убери своих солдат. Меня бережёт Бог.
– Мой господин, ты – самый бесстрашный человек. Ты из плоти и крови, как все мы, а строишь дом Господу, который на небесах. Всё будет исполнено!
– Можешь идти.
Командующий поклонился и вышел.
– Рехавам ждёт, мне пора идти. Ничего не надо перемещать, – распорядился король. – Ничего!
За несколько лет до бар-мицвы[22] Рехавама Шломо, помня совет пророка Натана, стал чаще брать сына с собой в суд, в Школу Мудрости и на встречи с приближёнными, где говорилось о хозяйстве Эрец-Исраэль и об армии иврим.
Однажды Шломо и Рехавам направились в ерушалаимский суд послушать разбор дел. Суд по старинному обычаю вёлся в городских воротах, и только по трудным и запутанным делам его проводил в зале Престола Дома леса ливанского сам Шломо.
Начался Десятый месяц. В природе стало меньше света, несколько раз принимался накрапывать дождь, и люди заговорили о скорой зиме. Наама настояла, чтобы Рехавам и Шломо надели рубахи, связанные ею из толстой шерсти. Но днём небо над Ерушалаимом расчистилось, и о приближающейся зиме уже никто даже не вспоминал. Король Шломо с сыном, потные, перепрыгивали с террасы на террасу, направляясь к Долинным воротам.
Едва они спустились с горы Мориа, как встретили Кимама бен-Барзилая. Молодой человек тоже направлялся послушать суд и попросил у короля разрешения присоединиться к ним.
– Если господин мой позволит, я спрошу его о том, что мне непонятно, – сказал Кимам бен-Барзилай.
Кимаму ещё не было двадцати, его загорелое лицо резко сужалось к острому подбородку, который он, задумавшись, пощипывал, хотя никакой бороды там не было.
– Спрашивай, не стесняйся, – подбодрил его король Шломо.
– Господин мой, чего должен добиваться суд, когда он разбирает обычные тяжбы из-за земли, дома или другого имущества?
– Чтобы установился мир между обеими сторонами. Приговор не мирит людей. Когда побеждает одна сторона, враждебность к ней другой только усиливается. У иврим положено, чтобы суд старался примирить людей, а они должны помогать суду – так говорил король Давид, готовя меня в судьи.
– Мне рассказали, как ты судил двух женщин, не поделивших младенца, и определил, кто из них действительно его мать, а кто только прикидывается, – вмешался Рехавам. – На твоём месте я ещё велел бы побить обманщицу камнями.
Король вздрогнул.
– Она осталась без сына, – обернулся он к Рехаваму. – Какое тебе ещё нужно наказание?!
– Уж я бы придумал, – не унимался мальчик.
«А что, если бы он и вправду придумал!» – испугался Шломо.
Впереди показались Долинные ворота. Около них уже толпились горожане.
Король Шломо остановился:
– Если хотите что-то спросить, спрашивайте, пока мы не вошли.
Кимам бен-Барзилай задумался, а Рехавам неожиданно произнёс слова, которые, видимо, беспокоили его давно:
– Отец, Господь создал человека и сказал: «Хорошо!» Но какое же это «хорошо», если человек знает, что умрёт, только не знает, когда?
Шломо резко обернулся к сыну и испуганно посмотрел на него. Это был первый случай, когда он не смог ответить Рехаваму.
Вместо него к мальчику обратился Кимам бен-Барзилай:
– Всё, что создано Господом – прекрасно! – сказал он. – А то, что человек не знает точно, когда умрёт, – так ты сам подумай: если бы человек знал, что уже близится день его смерти, разве стал бы он строить дом и сажать виноградник? Хорошо, что люди не знают, когда за ними придёт смерть. С одной стороны, они стараются жить так, чтобы душа отправилась на небо без греха; с другой – надеясь, что конец не так уж близок, люди задумывают дела на много лет вперёд.
Они вошли в тень под воротами и вместе со всеми начали слушать.
Рехаваму быстро стало скучно. Отец разрешил ему пойти к ручью Кидрон погоняться вместе с другими мальчиками за стрекозами в зарослях.
Старик из селения Манахат жаловался, что сосед захватил его участок. Сосед не отказывался: да, он присоединил эту землю к своей. Но ведь старик всё равно хотел её продать.
– Я заплачу ему, – предлагал сосед.
– Но я уже обещал эту землю другому человеку, – объяснял старик. – Вначале я, как принято, предложил соседу купить у меня участок. У него первого есть право на покупку, потому что его поле граничит с моим. Сосед не захотел, и тогда я выставил эту землю на свободную продажу. Тут он решил, что ещё один сосед ему не нужен, и сказал, что купит участок.
Я говорю: «Ты опоздал». Тогда этот человек просто перенёс межу и занял мой участок.
– У тебя есть свидетели? – спросил судья.
– Нет, но ведь он сам признал, что присоединил мой участок к своему, – сказал старик. – Разве этого мало?
Судья зачитал из Закона:
«Если дело касается жизни и смерти человека, признание обвиняемого не считается свидетельством. Но если спор идёт об имуществе, то признание обвиняемого приравнивается к ста свидетельствам».
– Ну, теперь всё ясно, – шёпотом сказал королю Кимам бен-Барзилай.
– Тогда незачем было и начинать суд, – тихо ответил Шломо. – Наверняка всё это дело затеяли наследники. Как говорится: чем больше добра, тем больше поедающих его.
Король Шломо оказался прав. Перед судом появились родственники старика, которые утверждали, что тот уже плохо соображает и поэтому всё хозяйство, включая дом и землю, должно быть передано им, его наследникам, о чём они просят суд уже несколько лет.
– Так я и знал! – пробормотал король Шломо.
Пошёл мелкий дождь, и сделалось душно. Суд окончился, ерушалаимцы начали расходиться. Король Шломо вдруг кинулся домой. Кимам бен-Барзилай, увидев его лицо, перепугался и побежал следом.
