Я бросился к письменному столу и начал переворачивать ящики в поисках записной книжки. Нашел ее, наконец, под ворохом каких-то бумаг. Отыскал нескладный номер телефона Репина и выбежал звонить в коридор.
Номер оказался занят. Я повторил последовательность цифр снова, теперь на том конце провода не отвечали.
Не знаю, наверное, я наворачивал бы диск телефона до тех пор, пока бы за мной не пришли санитары или представители власти. Теперь это невозможно проверить. А тогда, тогда Дима пришел ко мне сам…
Он выглядел встревоженным и уставшим.
— Я ушел, — проговорил он, вваливаясь с лестницы в коридор. — Шнейдера повязали.
— Кто такой Шнейдер? — спросил я, для надежности запирая дверь на тяжелый дореволюционный засов.
— Шнейдер — алкоголик-шофер, что возил нас вчера, — пояснил Дима. — Дай воды, подыхаю.
Я отвел его в свою комнату, а сам пошел на кухню и вернулся оттуда с полным чайником и целой кучей вопросов.
— Почему этот Шнейдер был в деле? — спросил я, глядя, как Репа пьет воду из чайного носика.
— Ты сказал, что его надо брать, перед тем как вырубился, — ответил Дима, вытирая рот рукавом клетчатой красной рубахи.
— А почему я не пошел вместе с вами?
— Ты сказал, чтобы тебя не трогали, пока ты сам не встанешь.
— Перед тем как вырубиться?
— Ну да.
— А что я говорил еще?
— Ну, немного про армию, много про Жанну, в общем, не важно.
— Дима, что вы там сделали? Почему провалился наш план?
— Не знаю, — Дима отвел глаза. — Наверное, что-то не то было с документами, которые дал твой профессор.
— Профессор — дурак?
— Думаю, да. Первые два раза мы со Шнейдером загрузились четко и быстро, без всяких проблем, а когда приехали в третий и протянули бумаги — на нас набросились сразу со всех сторон. Спереди — кладовщики с кулаками, с боков — охранники с палками, сзади — вообще бандиты какие-то. Шнейдер закричал: «Не бейте, сдаюсь!» — ну, на него поэтому и накинулись сразу. А я, значит, тоже пару раз Шнейдеру пере… чтобы своим показаться, и тихо-тихо по стеночке прочь.
— Вы что же, придурки, три раза получали товар по одним и тем же бумагам?
— Ну да, других ведь не было.
— Других? А ну, рассказывай все по порядку!
Некоторое время Репа собирался с мыслями, затем не слишком складно, но основательно повесил на отсутствующего Шнейдера всех возможных собак.
С Диминых слов выходило, что я вырубился, а они стали готовиться к делу. Начали искать порожних дальнобойщиков со ставропольскими номерами. Нашли без проблем, в районе Обуховской обороны возле овощебазы. Договорились с водителем, дали задаток и поехали бухать дальше, в кооперативное кафе на Петроградке. Бухать и знакомиться с овцами. Инициатива бухать якобы исходила от меня. Дескать, пока они договаривались, я очухался и снова рвался в бой, так как был объективно голоден до баб после армии. Объяснение выглядело логичным.
Дальше Дима поведал, что возле кооперативного кафе мы встретили Лену — давнюю подругу Жанны. Лена в сравнении с Жанной выглядела более-менее: более глупой и менее эффектной. Ее профиль был копией профиля Жанны, но копией, сделанной грубым строительным карандашом. Зато она не отказалась выпить шампанского.
После Диминых слов мне привиделась странная сцена: я неритмично танцевал в обнимку с густо накрашенной девахой под вялые звуки саксофона и электрогитары. Пол под моими ногами покачивался, лицо Лены, если ее так звали, запомнилось пухлыми малиновыми губами, все прочие детали утопали в густом пьяно-табачном тумане.
В этом ужасном, похожем на борьбу сумо, танце мы с Леной выкружили на улицу. Там мы расцепились, чтобы поймать такси. Дима и Шнейдер остались в прокуренном зале, мне показалось, что они собираются с кем-то драться.
В такси я рассказывал Лене историю воинской службы, а она молча и сосредоточенно расстегивала ремень на моих брюках.
Туман, возникший в кооперативном кафе, перемещался вместе с нами по пути нашего следования. По необъяснимой причине он густел и тучнел. В самый неподходящий момент, в самом неподходящем месте — на моем старом диване — туман бытия загустел окончательно…
Дима со Шнейдером продолжили отдых иначе. Они не нашли себе подруг, не хватило терпения и удачи. Нелегко согласиться с таким положением вещей, когда тебя буквально разрывает жизненная энергия миллионов не родившихся головастиков. Дима и Шнейдер не хотели быть разрушенными собственными психосоматическими реакциями. Они нашли правильный для их возраста выход — они нашли недругов, двух обкуренных азербайджанцев, и схватились с ними в короткой рукопашной в полутемном гардеробе кафе.
Дима и Шнейдер не собирались брутально раскатывать своих соперников, они дрались ради драки, поэтому никто не пострадал, но участниками было разбито зеркало и погнуто несколько вешалок, чтобы драка выглядела естественней. В итоге компанию вышвырнули из заведения вышибалы, усиленные поварами.
Некоторое время Дима и Шнейдер лежали в мягкой прохладе сугроба, наблюдая за ленивой перебранкой охранников с милицейским нарядом, приехавшим по вызову на старом «козле» и, как всегда, опоздавшим к месту событий. Затем переместились в такси, где проспали до утра, обогреваясь собственным перегаром.
Проснулись они, в отличие от меня, вовремя и вовремя приехали на оговоренное место встречи. Около часа они курили, мучались похмельем и ждали. Они ждали меня, моих денег, моих решений, моих советов. Дима психовал, а Шнейдер, наоборот, испытывал приступ счастья — вшитая в него химическая защита не сработала…
Я же позорно спал, измученный алкоголем и Леной, деньги на «дело» «сгорели», единственный совет, который я мог дать своим товарищам — не будить меня до обеда.
Наконец Дима не выдержал и позвонил мне из ближайшего таксофона. Трубку взял Генофон и, уточнив, не Репа ли это, передал мой наказ: действовать по обстановке.
Лишенные финансовой и интеллектуальной поддержки, мои товарищи по легкому бизнесу забыли основные положения уговора. Они нарушили конспирацию и существенно понизили грузоподъемность, поехав в Купчино кидать фирму «Орел и Орлан» не на условленной ставропольской фуре, а на желтом Шнейдерском таксомоторе.
Помятые, немытые, с распухшими, красными с будуна рожами, пропахшие бензином и табаком, они, конечно, походили на дальнобойщиков. И в первый раз их приняли за настоящих не слишком разборчивых покупателей, загрузили различной оргтехникой такси Шнейдера так, что просели рессоры. Дима в машину не поместился, он затрусил следом, неся в руках коробку с лазерным принтером.
Проехав пару кварталов, Шнейдер остановился и предложил Диме разгрузиться у него в гараже, так как путь туда был гораздо короче, чем до Снетковского гаража. Дима, который едва поспевал за такси, согласился.
Разгрузившись у Шнейдера, друзья увидели, что количество мест значительно меньше, чем они углядели на складе Орланов. Вместимость «Волги» оказалась несопоставима с вместимостью фуры. Жалость и сострадание к тем вещам, которые они не сумели забрать, была столь велика, что Шнейдер и Дима (Дима утверждал, что именно в таком порядке) решили вернуться для дозагрузки.
По халатности или по глупости их загрузили во второй раз. А на третий — старший кладовщик обнаружил подлог и поднял шухер.
— В общем, непруха, — подытожил Дима и, тяжело вздохнув, замолчал.
Слушая рассказ Димы, гладкий и безукоризненный, как Жаннина голень, я с холодом в сердце понял, что моя ученая карьера в ЛЭТИ бесславно закончилась.
Знали бы мои глупые неусидчивые друзья, как красиво могло развиваться слияние дружбы, бизнеса и науки. Академик Снетков, профессор Попов, доцент Репин, ассистент Шнейдер — Товарищество с Ограниченной Ответственностью «Снетки» — вот как все было задумано. Крупнейшее ограниченное товарищество на северо-западной части географической карты… И обо всем этом стоило теперь забыть, благодаря самобытным маневрам моих гениальных товарищей.
Мы с Димой, стараясь не смотреть друг другу в глаза, договорились о следующем: в течение ближайшего месяца никто из нас не звонит и не приходит к другому, и в разговорах с кем бы то ни было не называет фамилии Шнейдер, Снетков, Сметков, Следков, Шведко, Швыдкой и прочих подобных. Дима работает на овощах и фруктах. Я на всякий случай переписываю диплом и заново определяюсь с профессией…
Я лег на диван и задумался. Думы о конкретных вещах и событиях были неутешительны, и я перешел на абстрактную философию. Я решил объяснить личное пьянство с высот объективного исторического развития.
Пьянство как образ жизни на Руси связано с изобретением и распространением крепких напитков. Первопроходцами на этом пути стали монахи Москвы. Используя змеевики, свернутые из бычьих кишок, в качестве возгонных устройств, они изгоняли из хлебного пива бесов и полученное «горящее вино» принимали внутрь, дабы добиться некоего просветленного состояния. Годы спустя, хитрожопые, одержимые наживой купцы перекупили секрет православного винокурения и сделали водку доступной боярам, холопам, юродивым и даже беременным бабам.
