Грузят, грузят, грузят…
— Смотри, — говорю, — по колесам вроде уже больше десяти тонн.
Ладно. Выезжаем на трассу. Притопили сто километров, идем нормально — бабах! — колесо лопнуло. А, думаю, старое колесо. Поменяли, едем дальше. Я прошу:
— Ну-ка останови.
Глядь — а колесо горячее. Заехали на паркплац. Там гулька идет, все бухие, гармошка играет. На самом паркплацу — бабах! — второе колесо — тоже заднее внутреннее. Мужики собрались — пьянющие, сочувствуют. Костры горят, гармошка играет, водка ящиками и кругом одни фуры.
— Ну, мужики, — говорят нам, — пол-литры ставьте, счас поменяем.
Подкатили колесо — восемьдесят килограмм. И пошло: один на гармошке бренчит, другой монтировкой орудует, третий кувалдой, четвертый спорит с третьим, как надо оббивать, — все при деле. Такой дебилизм! Поставили мы мужикам пол-литры на ящик водки.
Поехали. Через два километра опять колесо горячее. Чувствую, наша карьера кончается. До прибалтийской границы доехали за пять суток. Колес нет, денег нет, через каждые три километра или льем воду на колесо, если есть, или писаем на него. Перегруз, а ни фига не выкинешь — пломбы.
Едем на первой-второй передачах. Все нам сигналят, мы всем машем: обгоняйте, мол. Вовка на руль ногу положил, подсос вытащил, едем — отдыхаем.
На границе говорю:
— Пошли по соотечественникам, попросим Христа ради пожрать.
Короче, нашли украинскую фуру, мужик кусок хлеба отрезал. Вовка продал свой термос, китайский, здоровый, с кнопочкой — белорус взял за жратву; тельняшку Вовкину тоже сменяли на камеру.
А за границей — автобан Вильнюс-Паневежис. Там все фуры сто — сто двадцать идут. Мы гоним двадцать, стараемся не отставать. Отдыхаем.
Полицаи впереди стоят, ржут, на нас пальцами показывают. Они уже про нас забыли, а мы до них никак доехать не можем.
Подваливаем, однако.
— Ребята! Вы откуда?
— С Киева.
— А! Тогда понятно! Вот эта дорога, хлопцы, — автобан. Здесь ездить нужно минимум шестьдесят кэмэ.
Я говорю:
— Если бы мы шестьдесят могли, мы бы полетели, а ехать мы можем только двадцать — такая система. Плюнь на колесо.
Он плюнул — пар пошел.
— Круто! Давайте по обочине, — советуют.
Восемьдесят километров по автобану прошли за два дня.
Жрать нечего. Ни мочи, ни мочи. Вовка скулит:
— Знаешь, мне все надоело. Я поехал домой увольняться.
— Неужели ты меня бросишь?
— Нет, не брошу… — сел на попутную машину и уехал за помощью, но я-то знал, что он поехал меня бросать.
Я таки добрался до Риги. У меня уже и глюки были: КП на колесах, мент в тюбетейке, и голос непонятно откуда:
— Что же ты, Лука, без колес ездишь? Не положено!
Весу оказалось четырнадцать тонн! Денег мне в Риге, конечно, не дали — все фирме уплачено.
Обратно — снова колесо треснуло. Я его выбросил, поставил голый барабан — все, гореть больше нечему. Ништяк!
На паркплаце пришел в кафе. Так и так — еду восемь суток. Ничего продать не могу, купить тоже. А есть тем не менее хочется. Вот, правда, осталась рубашка, она малость грязная, постирать надо.
— А чего вы, — спрашивают, — за нее хотите?
— Да дайте хоть кусочек хлебца.
Обидно, Вовка уехал. С одной стороны, бросил, а с другой — одному прокормиться проще. Белорусские менты ничем не подкормили, зато там треснуло переднее колесо: от прошлого перегруза вышла грыжа. Я оставляю везде по одному колесу. Останавливают родные менты-украинцы:
— Мужик! Ты нормальный?
— Когда выезжал, был нормальный. Дайте чего пожрать.
— Иди в столовку, скажи, что мы прислали.
А в столовой уже все съели. Кто-кто? Мыши! А я уже весь пожелтел от тоски. Дали мне там чаю и чуть хлеба, как в тюряге.
Доехал до Киева. Звоню на свою бандитскую фирму. Там ахнули:
— Рыжий! А мы тебя давно похоронили!..
Еще чего!
Я зарабатывал мало, иногда почти ничего. Даром что фирма бандитская. Но когда пошли рейсы на Алма-Ату, стал получать прилично, даже не получать — шиш от них что получишь — сам брал себе по договору.
— Вот, Андрюха, смотри: за рейс дали четыре тыщи баксов. Восемьсот мои.
— Рыжий! Гони все на фирму.
— Андрюха, ну нет уже этих денег, что хочешь делай. В следующий раз хрен поеду! Хочешь, посади за руль Серегу. Этот пилот фиг от Киева оторвется.
— Скажи, где деньги?
— Андрюха! Я честно взял. Хочешь Папе стрелку забить — давай! Я работаю за двадцать процентов с ходки. Вообще-то положено десять, но я один, без напарника.
— Рыжий, это много. Я столько не получаю.
— Ты сидишь — жопу греешь, машина твоя. Но если бы я взял ее в аренду — за полгода вернул бы бабки и жил бы в масле. А я езжу, мучаюсь и вас кормлю.
Сказал я. Или подумал?
Он отстал.
Был у нас в детсадике один мужик, Завадский. Собственно, садик этот был его. И он нас всех, кто там поселился, хорошо имел. Мужик был страшно крутой, даже круче нашего Папы, хозяин нескольких киевских ювелирных магазинов.
А еще он возил продавать в Германию арабских и английских скакунов лучших украинских заводов. Для этого купил новый «КамАЗ» с прицепом. Но водители у него были крутые бухари.
Поехали они в Чехословакию с лошадями. Лошади — золото с хвостом, а эти подонки с перепою, с перегару съехали с дороги, завалили прицеп. Одна лошадь накололась на что-то и сдохла. Они ее в кювет сбросили, остальных продали и вернулись обратно.
Завадский на одного водилу навесил все бабки, а другого бил трое суток подряд без отрыва. Я сам видел — в садике, в вестибюле. Бандиты со всех фирм приходили смотреть, как тот полужмурик лежит, кровью обливается. Завадский подойдет, водой польет и снова молотит.
Принесут ему из магазина бутерброд, покушает — и снова добавит. А тому мудику он не разрешал уходить с места происшествия. Завадский огромен, цепь на нем с медальоном золотая, а в медальоне алмаз на двадцать каратов, цепь с такими ромбиками около килограмма весила. В общем, труба!
Через трое суток отправил он водилу умирать в больницу с переломом всех членов. Но ему же теперь новый водила нужен. Он — ко мне.
— Рыжий! По секрету: Андрюхе скоро — кранты! Вас всех перережут, но я тебя выкуплю, с Витей все дела решу. «КамАЗ» новый. Ты же не пьешь.
— Не, — подтверждаю, — не пью. После кодировки два года прошло, еще три терпеть, я и от запаха дурею. Но у меня нет прав на «КамАЗ».
— Права сделаю. Потом отработаешь.
— Да у меня и документы на Германию пришли.
— На фиг тебе та Германия! Будешь у меня работать, заживешь: за одну ходку пятьсот баксов кладу.
Я сказал, что подумаю. Конечно, предложение для меня — блеск! На Завадского работать! Но я послал его ко всем чертям, про себя, конечно. Он такая же сволочь, как и все, если не хуже. Я же видел, как он того шоферюгу лупасил. С ним-то я Германию точно никогда бы не увидел. Он сделал вид, что обо мне забыл.
А когда тот недобитый Сашка из больницы вышел, Завадский ему сказал:
— Ты на меня будешь работать пять лет бесплатно. Мне наплевать, будешь ты жрать или нет. Пусть твоя жена идет хоть в сторожа.
Он отобрал у него все документы и посадил охранником в детском садике на пять лет. Работа через день.
— Мне твои бабки и на хрен не нужны, у тебя их все равно нет. Квартиру продашь, и то мелочь. А так — дармовой охранник.
Завадский никого не боялся — ни Бога, ни Земли, ни матери, ни социаламта, но телохранителя все же держал — из гонору. Гена — обалдеть мужик: накачанный, каратист, симпатичный. Как его смена, девки ломятся. Он очень строго службу нес, с Завадским даже в туалет вместе ходил. Платили ему всего триста баксов в месяц.
— Зато работа спокойная, а денег мне и так хватает. Ну какой дебил полезет к Завадскому? Он же не вшивый рэкет, а крутой бизнесмен в законе. Я даже не знаю, от кого его охраняю, просто прикрываю спину: если со спины будут стрелять, в меня попадут.
Хороший был парень, но тоже бандит.
А Завадский меня тогда не совсем забыл и как-то совсем вспомнил:
— Хочешь на очень крутой машине покататься? Только аккуратно. Я тебя от твоих на время освобожу.
А это же — Завадский! Он завтра скажет Андрею: «Через полчаса отсюда метись!» — и даже Папа не поможет.
— Надо из Германии пригнать машину.
— Какую?
— «Бээмвуху». Я пол года назад заказал новую, по спецзаказу, лично для себя. Хочу самую навороченную — восемьсотпятидесятую. Знаешь? Там коробка-автомат. Давай сюда паспорт, я тебе заграничный организую.
Я даже не спросил, сколько он мне заплатит. В любом случае, думаю, меньше ста не даст — форс не позволит. А на шару проехать по Германии!..
Андрею он сказал просто:
