— А я и пела. Пока пить не начала. Пить начала — всё потеряла, опустилась совсем. Теперь вот выгребаю потихоньку, с вами вместе. Да, с вами вместе я выгребаю… Уже почти год не пью. Я гитару в руки зареклась брать, пока уверенной в себе не стану. А то снова захочется выпить.
— А сейчас?
— А сейчас — ну, это просто смотреть было невозможно, как ты, Славка, песню портишь. А тебе спасибо, Анька! Как это ты нашла стихи эти. Я их тоже люблю, и песню эту люблю.
Дора достала «Беломор» и пошла к веранде. На пороге она обернулась:
— Только не просите меня играть больше! Когда смогу, сама к вам приду, концерт давать! Анька, молчи! Не смей просить! И вообще — если песня из сердца выходит — не проси никого, бери гитару, и сама пой!
— Я не могу…
— Не могу, не могу! Захочешь — сможешь. Всё.
Швабра валялась на полу, Анька сидела на кровати у Славика, и все мы — молча смотрели в сторону веранды, где курила Дора.
Платок съехал на тугой узел волос, собранных на затылке, открыв прямой пробор. Дора стояла прямо, отставив руку с дымящейся папиросой. И веяло от всей её фигуры жарким испанским воздухом. Тайна стояла на нашей веранде, стояла и курила наша Долорес Гарсия, наша Дора. Вот вам и Дора.
— Пойду, расскажу девчонкам, — Анька забрала свою книжку. Стихи она знала уже наизусть.
А вот вечером, вместо сказки, Анька читала вслух «Цыганское романсеро». Причём читать пришлось два раза. Потому что Стёпка сначала послушал со стороны веранды, потом пришёл, и прямо таки утащил Аньку прочитать ещё раз, на этот раз — в палате мальчишек. Так что плакали все — и девчонки, и мальчишки. И в девятом, и в десятом.
А вот смен Доры теперь Анька ждала. И не только Анька. Многие ждали, когда Дора станет снова — Долорес, и придёт к нам, придёт к нам первым — давать свой концерт.
— Сколько можно, Нинка, прекрати давать свой концерт! Поставят, поставят тебе трояк по математике, не бойся!
Я не боюсь, только хочу, чтоб всё гладенько проскочило! Значит, Машка, вы с Анькой на разные варианты садитесь, и сразу мне передаёте.
— Передаём! Ещё надо Джему написать и Юрке. Всё, звонок.
Это последняя контрольная. От экзаменов все освобождены. Лето! Лето! Скоро лето, летний корпус, купание, море! Это кому можно, конечно. У кого ран нет, и т. д., и т. п. Таких и нет почти! Но всё равно — здорово.
Наденька грустит: она поедет в летний корпус — лежачей. Ярославцев снимки посмотрел и сказал — ещё месяца три. Хорошо, что хоть сколько, но сказал; а то раньше и не говорил ничего. Ладно — три так три, полежу, думает Наденька. Тем более Серёженьке моему — тоже лежать ещё. На операцию готовятся трое — Аська, Анька, Степка. Потом — Джем, потом, может быть, Маша и Нинка Акишина. Операции должны сделать в июне, а потом врачи пойдут в отпуска.
Вот сейчас последнюю контрольную напишем — и всё! Все суетятся, болтают, только что-то Светка наша всё хуже и хуже — то спит, то лежит молча. И ест совсем плохо, даже от бутерброда с кильками отказывается.
Анька ей приносила такую колбаску вкусную, копчёную (из самоволки, конечно, приносила). Так она съела два кусочка, и всё. Сегодня все уроки проспала. На последней контрольной — и то спит.
Спокойно решает Маша, грызёт кончик ручки Аська. Ловко скатывает Нинка Акишина, делая при этом совершенно невозмутимое лицо. Пишет для Джема Анька, не зная, что Джем складывает все её шпаргалки, как любовные записки. Маша же написала уже и Юрке, и Ма-риэте.
Косой предзакатный луч солнца прорезает палату наискось, и мелкие пылинки образуют столб света. Остановись, мгновенье!
Вот и последний звонок. Контрольная закончилась. Все те, кто хотели, списали всё, что хотели. До свидания, школа!
Уроки закончились, и мы постояли немного в нашем классе-палате, поболтали, посмеялись, вспоминая, как передавали записки с контрольными вариантами, кто как решал, и кто как перекатывал. Маленький такой последний звонок, вместе с выпускным вечером. Так все и разъехались.
Сегодня ещё и баня — воду дали. Баня проходит так. Если воду дают вечером, девчонки — до ужина, мальчишки после. А перевязки после бани — просто постовая сестра пройдёт потом, и сделает. Завтра всё равно всех перевяжут, как надо.
Лежачих привозят не на кроватях, а на каталках, потом прямо с каталок перебираются они на щиты, лежащие поверх ванн. И потом уже моются — кто сам, а кого нянечки моют.
Стёпка везёт Костика, а Анька — Джема. Что-то чувствует Анька со стороны Джема, и старается взять его каталку. Вперёд! Степка тоже рвётся вперёд, а Костик его подгоняет:
— Вперёд! Вперёд, мой конь! Обгоняй Джема!
— Ну, нет! Джем, держись! Адские водители выходят на трассу! У-у-у!
Гонки по длинному коридору заканчиваются победой Стёпки. Джем тяжёлый и большой, и ноги его — то и дело норовят слететь с каталки на виражах.
— Ничего, будем брать реванш на обратном пути! — говорит Анька.
— Да, мы в следующий раз — побэдим! Эй, водитэль! Спасибо! — и Джем решается протянуть Аньке руку. Как будто молния пронзает обоих. Ещё мгновение, и оба превратятся в пепел! Но друзья не дадут сгореть — и вот уже Стёпка толкает Аньку в спину:
— Уходи, проход не загораживай! — в ванную завозит мальчишек Стёпка сам. — Иди, там Юрка ещё остался.
Что же это? Что это было?
А вот назад везти — боится Анька, нарочно выжидает, чтобы Джема увёз Степка, или Сашка из десятого.
Всё, угомонились все. Снова надвигается ночь, снова развешивает звёзды на своём высоком куполе.
Нет, не надоедает ей — из ночи в ночь одно и тоже, всё те же звёзды, та же луна. Учитесь, дети, терпению и постоянству!
И только месяц — то растёт, то стареет. Хотя, если вдуматься, это тоже — постоянство. Сколько же постоянств скрыто от нашего взора? Чудесно устроен наш мир… А мы? Как устроены мы?
— Анька, сказку давай!
— Светка, ты спишь?
— Нет.
— Сказку будешь слушать?
— Давай… я твои сказки люблю.
— Давай, Анька, давай!
— Ладно!
Анькина сказка № 2
Жила-была одна девчонка, и была она совсем неправильная. То есть всё у неё было — и руки, и ноги, и голова. Только она всегда делала что-нибудь не так. Умоется, причешется, а часы — на ногу оденет, бант — на руку привяжет, а кофточку — обязательно наденет пуговицами назад. Так и гулять идёт. И в школу так идёт.
В школе — тоже чудеса. На пении — сидит тихо, за учителем всё записывает. А на математике — баловаться начинает, а то и петь. Учителя, естественно, ругаются, родителей в школу вызывают.
И ела так. Обязательно — сначала компот, потом — второе, а на закуску — борщ, или суп какой-нибудь.
А комнату как убирала! Всё уберёт, чистоту наведёт, а вазу — возьмёт, перевернёт, а цветы разложит кругом — на кровать, на подоконник. Или возьмёт ковёр из квартиры, и на лестничную площадку постелит.
И так родителям это надоело, что пошли они к старой колдунье, и стали просить:
— Сделай так, старая, чтоб дочка наша нормальная была! Ну, чтоб всё делала так, как надо!
— Хорошо, — отвечает колдунья. — Я сделаю. Только если вы захотите всё назад вернуть, то годы ваши назад не вернутся!
— Давай, давай, делай! — обрадовались родители.
Стала колдунья колдовать, а родители с девочкой вернулись домой.
И стала у них она с того дня нормальной, и даже нормальнее нормальной. Всё делала так, как надо. Но только ни улыбки на лице у неё, ни слезинки — никогда не было.
Так прошло много лет. Родители стали старыми, а дочка — совсем взрослой. Она по-прежнему делала всё правильно. Только тоска была в доме, полная тоска.
Сидели как-то родители одни, и плакали.
— Что же мы наделали, — плакали они. — Не дочка у нас, а робот какой-то. Как будто и не живёт вовсе! Может, пойдём к той колдунье, пусть расколдует её?
А потом опять плачут:
— Мы теперь старые такие! Так она нам хоть стакан воды подаст, а если расколдуем — уйдёт ведь, обидится, что лишили её всего в жизни! Может, пусть уж будет всё, как есть!
Так сидят и плачут до сих пор. Тут и сказке конец, а кто слушал…
— Ну, уж нет! — быстрее всех вступает Нинка. — Ну, уж нет! Давай-ка конец нормальный!
— Какой это — нормальный? Что они так и не пошли никуда, и так и померли, а потом и дочка их — жила, как робот, до самой смерти?
— Нет, ты хороший конец давай! — требует Нинка. — Пусть её расколдуют, что ли!
— Давай, пусть принц прекрасный её поцелует, и расколдует! — просит Наденька.
— Да, принца давай! — просит Аська.
— Принца! Принца! — присоединяется Нинка.
— Давай хороший конец, — просит Светка.
— Ну ладно. Плакали, плакали родители, и решили — если не пойдём к колдунье, это будет всё равно, как будто мы дочь свою убили! Пока не поздно, пойдём, даже если на старости придётся нам одним жить. И пошли. Колдунья ждёт их, злорадствует:
