Но в ночи смоляной кромешной шла светила только нагота жемчужная вдовы Цаган Чинары Шаванны…
И она шла совсем нага нага и нагота ее была одним светом в ночи и состязалась с луной невидной из-за гор…
— Ах! Ходжа Насреддин! сейчас я узнаю что за слава вселенская твоя!
Айх! ночь сладчайшая моя!
Ах светит в небесах одна луна а на земле одна моя нагота!..
…люблю ночь ночь! а ночь всегда царит ночь курчавая всегда царит
стоит меж моих сладчайших ног!..
Ай любовь — это ночь!..
…Ходжа мудрец слов а хочешь на века заройся в вечную ночь меж моих тающих альпийских ног!..
А мой муж Махмальбафф-хан зарылся в эту ночь меж моих ног и отсюда уж не восстал не выбрался…
А тут меж моих ног проходит сладчайший кратчайший путь дорога на вечный мазар на кладбище…
А ты не хочешь великий мудрец конь любовных одеял утех а ты не хочешь пройти этим сладчайшим путем в вечность в вечную славу веков?!
Ойе! ойе!..
О великий Ходжа Насреддин острослов мудрец ты бессмертен…
…стану бессмертна как смерть твоя!..
Хйя!
…разделю в веках посмертную славу твою…
И ты лишь разделишь раздвинешь тесноту ночь курчавую моих вожделенных бешеных бьющихся льющихся водопадами телесными млечными лакомых ног ног ног!..
Ойееее!.. Ойе! О!..
…И вдова Цаган Чинара Шаванна одна шла в ночи горной и лишь во всей ночной вселенной светила млечно бешено нагота алчущая ее вместо кроткой луны, которая ушла за горы, уступив сияющей наготе Цаган Чинары.
И вдова пришла на окраину кишлака Фан Ягноб, где у бешеной реки Фан Ягноб дремала нищая глинобитная кибитка Ходжи Насреддина.
И там у кибитки росла шелестела от вечного речного ветра — насима тысячелетняя белая чинара святая, где был мазар древнесогдийских шейхов…
Но мазар уже давно истлел от древности…
Но чинара еще не истлела и была великой…
И называли ее дерево-гора чинара-гора ибо была несметна ибо только десять человек могли обхватить ее жемчужный беломраморный ствол…
…Святой Чинары сидел Ходжа Насреддин и в руках у него был малый перочинный китайский нож для разрезанья бумаги яньаньской белой как баранье молодое сало…
И великий старец ковырялся ножом ничтожным в исполинской коре Святой Чинары…
Тогда нагая Цаган Чинара Шаванна сказала изумленно:
…мудрец веков! о слава тысячелетий! о бессмертный наездник погонщик ночных дев и жен бесчисленных!..
Ты приготовил вино в пиалах?..
Ты приготовил курагу и орехи?..
Ты зарезал ягненка курчавого как островок как курчавая вечная сладчайшая ночь меж моих и уже твоих твоих ног ног ног?..
Ты приготовился покинуть этот бренный тошный скучный мир кратчайшим сладчайшим путем меж моих и твоих уже твоих покорных похоронных белых как саван но лакомых ног ног ног?..
Тогда Ходжа Насреддин улыбнулся и тихо сказал покорно:
…сладчайшая! Я приготовил вино и курагу и орехи и зарезал ягненка…
Тогда Цаган Чинара шепнула улыбаясь:
…мудрец веков!..
А что ты делаешь этим бедным жалким убогим ножом?..
Тогда великий суфий улыбаясь тихо уронил:
— Эта древняя Чинара не пускает солнце в окно кибитки моей… и я решил ее спилить…
Тогда Цаган Чинара вдруг закричала в кромешной ночи всех горных кишлаков:
— Мудрец! но разве можно перепилить тысячелетнюю исполинскую
чинару этим убогим перочинным ножом?!
О!.. О! О! О!..
И тут вдруг вдова Цаган Чинара Шаванна увидела улыбку великого острослова и все поняла…
И прозрела и устыдилась наготы своей…
И померкла нагота ее…
И перестала светить в ночи одна одна одна…
И тут из-за гор вышла нагая луна и все горы и долины исполнились лунного несметного переливчатого отборного серебра…
И тогда стала вдова стыдливо прятаться за Святую лунную Чинару…
И тогда великий мудрец что-то сокрушился опечалился объятый печалью вдовы и вдруг неожиданно для нее и для самого себя бросил нож в пыль и шепнул ей:
— Нет у меня ни вина ни орехов ни кураги ни ягненка но есть зеленый чай и лепешка…
Пойдем в кибитку мою…
Вдова сестра мать дочь родимая одинокая моя…
Святая Чинара Белая моя моя моя…
Тогда он зарыдал и она зарыдала… радостные… веселые…
О Аллах!..
…не в Святой Книге сказано: «Жены — одежда наша… а мы — их одежда…»
О Аллах!
А это было осенью.
А река Фан Ягноб плыла текла текучими чистодонными чистопородными изумрудами в золотых осыпающихся чинаровых ореховых брегах брегах брегах садах садах…
А осенью река стареет и замедляет теченье
Но у бухарских тугайных златокожих спелокожих спелоногих бархатистых ханских оленей осенью гон и они ослепленные отягченные носятся витают вдоль рек стареющих.
…человеков весь год гон гон гон
Ах Аллах!
Ах бедные вечногонные человеки!..
1995
Кишлачная вселенская юная плясунья Шарора
…Айх!… в вечноизумрудном арчовом тысячелетнем таджикском кишлаке Фан-Ягноб где живут таджики согдийцы с бирюзовыми доверчивыми ягнячьими душами и глазами…
Айх! Аллах! в этом кишлаке жила и нынче дышит и живет девочка Шарора!
Айх! с малых своих лет с малых своих бешеных кривых сайгачьих ножек стала стала Шарора плясать витать летать над землей под удары кишлачной слепой дойры…
Айх! и жители кишлака стали замечать что когда девочка плясала неистово на козьих своих опьяненных ножках безумных, как горные весенние ручьи бегущие с талых гор гор гор — стали падать с гор окрестных скалы и камни…
И начинались срывались сели оползни…
И обильные камнепады скакали…
И они могли забить замести завалить насмерть навек кишлак Фан Ягноб.
А когда девочка плясала в ночах на крыше своей глиняной лунной окраинной муравьиной кибитки — тогда начинались в небесах буйные тучные звездопады и они густо несметно обсыпали кишлак и окрестные горы переполнялись доверху падучими еще дышащими звездами что ли…
Айх!
Шарора плясала на глиняной лунной крыше обсыпанная озаренная вселенскими вспыхивающими звездопадами…
Айх!
Но потом начинались землетрясенья и сели и наводненья ночные и рушились града и кишлаки и с дальних вершин Памира и Тянь-Шаня и Заилийского Ала-Тоо сходили пылкие снежные погибельные лавины погребая человеков…
Айх!
Тогда седые старцы всех седых фан-ягнобских кишлаков собрались и запретили Шароре плясать.
Старцы сказали мудрецы:
— Аллах так долго собирал Вселенную из Хаоса как рассыпанные бусы необъятных Плеяд и Созвездий а эта девочка разрушает Вселенную…
…вновь рассыпает несметные Горящие Бусы — огненные Четки Аллаха… волны идущие от ее пляшущего тела разрушают Святую Вселенную… Уйххха!..
Такие плясуньи рождаются однажды в десять тысяч лет!..
И вот такая — на горе нам — родилась в нашем богозабытом богооставленном кишлаке! Ойххх!..
И надо следить чтоб она не разъяла не разрушила Вселенную, не разъяла вновь на камни и на песок Божье Творенье!..
И тогда попутают раскаленные погибельные Великие Плеяды на бедные головы наши!..
Надо найти Шароре жениха мужа…
И пусть они пляшут тайную пляску любви в одеялах сокровенных влюбленных…
И тогда прекратятся на земле камнепады и звездопады и землетрясенья и перестанут по земле являться бездонные змеиные оползни сели и наводненья и ямы трещины…
А если тайно будет в ночах вновь плясать она — то перережут ей сухожилья на бешеных вселенских разрушительных ногах!
Айх!..
…смоляной табунной веревкой навек свяжем скрутим ноги ее бешеные…
Ах Шарора!..
Ах бедная коза лань газель стреноженная девочка плясунья!..
…Шарора! вселенская плясунья!..
А может быть Аллах и сотворил Вселенную для того чтоб ты разрушила Ее в святой пляске своей на лунной крыше ночной глиняной кибитки осыпанная бездонными необъятными шуршащими звездопадами…
Айх!..
И!.. Айяяяяхйя!..
…Ах Шарора! девочка неистовая моя!..
Я дервиш Ходжа Зульфикар! Я влюблен в тебя!..
И как осенний ханский олень пьян пиан!..
Я выпил три пиалы бухарского падучего кривого вина и пришел к ночной кибитке твоей и принес тебе три пиалы вина — две плещутся в руках моих а одна стоит на голове моей кипящей…
…зову тебя…
И ты выходишь из кибитки тайная тихая заплаканная…
И пьешь вино из трех пиал моих…
