Гай Ханторп был ее самым верным обожателем. Они знали друг друга всю свою сознательную жизнь, потому что загородные дома их родителей располагались по соседству. Гай стал биржевым брокером, очень успешным и уважаемым. Невысокий темноволосый Джулиан терпеть не мог рослого блондина Гая.
Наверняка они тайно встречались с тех самых пор, как Джулиан с Амандой вернулись из Нью-Йорка.
Он так и сидел в потемках на ступеньке, куря сигарету за сигаретой и прокручивая в голове фантазии одна страшнее другой, когда услышал, как к дому подъехала машина.
Вот она остановилась у входа, открылась и захлопнулась дверца. До него донеслись голоса, звуки шагов по ступеням.
Он поднялся и распахнул дверь.
На пороге стояла Аманда. А рядом с ней — Гай.
— Дорогой, ты уже дома! — Аманда, казалось, была удивлена.
Джулиан молчал. Он стоял неподвижно и смотрел на Гая. Ярость разрывала ему грудь. Ему до того сильно захотелось смазать Гаю по физиономии, что эта соблазнительная картина проплыла у него перед глазами в замедленной съемке, как бывает в боевиках.
Его кулак летит вперед и лупит прямо в наглое улыбающееся лицо. Гай без сознания валится на землю, ударившись головой, и лежит, распластавшись, на мостовой. Из уголка рта течет кровь, на затылке зияет громадная рана…
— Привет, Джулиан, — поздоровался Гай, и Джулиан, моргнув, с удивлением осознал, что тот жив и здоров, — он его так и не ударил.
— Где ты была? — спросил он Аманду.
— У мамы. Гай приезжал навестить своих родителей, поэтому он подвез меня до дома.
Джулиан ничего на это не сказал.
Аманда начала нервничать.
— Может, пустишь нас в дом? На улице холодно, к тому же начинается дождь.
— Да. Конечно, входите.
Он отступил в сторону, но тут Гай сказал:
— Вообще-то мне пора, спасибо. — Он посмотрел на часы. — Я сегодня собираюсь на ужин, а мне еще надо заехать домой переодеться. Так что я, пожалуй, откланяюсь. До свидания, Аманда. — Он ущипнул ее за щеку, махнул рукой Джулиану и на своих длинных ногах пошагал обратно к машине.
Аманда крикнула ему вслед:
— До свидания и спасибо, что подвез.
Она стояла в прихожей и смотрела на сумку с клюшками, валявшуюся у подножия лестницы. На занавеси, которые он так и не задернул. И на самого Джулиана.
Потом спросила:
— Что-то случилось?
— Нет, — едко ответил он. — Ничего. Просто я подумал, что ты никогда не вернешься.
— Не вернусь?.. Да ты в своем уме?
— Я думал, ты была с Гаем.
— Так и было.
— Я имею в виду, весь день.
Она рассмеялась, а потом внезапно замолчала.
— Джулиан, говорю тебе, я была у мамы.
— Но утром ты мне ничего не сказала. И потом, где ты была в тот день, когда я вернулся домой, а ты сидела в своем лучшем платье и благоухала духами?
— Если ты будешь так себя вести, я ничего тебе не скажу.
— Нет, скажешь! — закричал он.
Воцарилась звенящая тишина. Потом Аманда тихо произнесла:
— Мне кажется, нам обоим лучше перевести дух, а потом начать с самого начала.
Джулиан сделал глубокий вдох.
— Ладно, — согласился он. — Ты первая.
Она сказала:
— Тот день я провела у родителей. Мне нужна была машина, чтобы съездить к врачу. Я все еще приписана к тамошнему доктору, а в Лондоне врача у меня нет. Я оделась получше, потому что устала целый день ходить в перепачканных краской джинсах, и еще потому, что маме нравится видеть меня нарядной. А сегодня мне снова надо было к доктору, потому что он хотел еще раз все проверить, чтобы быть до конца уверенным.
Боже, она что, умирает?
— Уверенным в чем?
— Но ты взял машину, поэтому я поехала на поезде, а Гай подвез меня назад, что было очень мило с его стороны, как и в первый раз. Ты же встал в дверях и чуть не набросился на него. Никогда в жизни мне еще не было так стыдно.
— Аманда! Что тебе сказал врач?
— Я беременна — что же еще!
— Беременна! — На мгновение Джулиан лишился дара речи. — Но мы же только что поженились!
— Мы женаты уже почти четыре месяца. К тому же, у нас был долгий медовый месяц…
— Но мы же не планировали…
— Я знаю, мы не планировали ребенка. — Она, казалось, была готова расплакаться. — Но так уж получилось, поэтому прекрати говорить замогильным голосом…
— Ты беременна… — Он сказал это снова, на этот раз растроганно. — У нас будет ребенок! О дорогая, ты лучшая на свете!
— Так ты не против?
— Против? Я в полном восторге! — Потрясенный, он осознал, что говорит чистую правду. — Никогда в жизни не был так счастлив!
— А в доме хватит места для нас троих?
— Ну конечно хватит.
— Я не хочу переезжать. Наш дом такой чудесный…
— Нам не придется переезжать. Мы останемся тут навсегда, нарожаем ребятишек и уставим колясками все дорожки в саду.
Она сказала:
— Я не хотела рассказывать тебе, в чем дело, Джулиан, потому что ничего не знала наверняка. Вот и решила немного подождать.
— Это не имеет значения. Ничто не имеет значения, кроме ребенка.
Так оно и было. В тот вечер Джулиан приготовил для Аманды ужин и они съели его, сидя у камина, а она подняла ноги повыше и положила на пуф, потому что так полагалось делать всем беременным.
Когда наконец пришло время ложиться спать, Джулиан запер входную дверь, обнял жену за плечи и осторожно повел вверх по лестнице.
Его драгоценная сумка с клюшками для гольфа так и лежала там, где он ее бросил, однако Джулиан, не церемонясь, оттолкнул ее ногой и оставил валяться на полу. У него впереди было достаточно времени, чтобы убрать клюшки… куда-нибудь подальше.
Миссис Лоуэр проснулась по обыкновению в половине девятого утра под мерный шум уборочного комбайна, работавшего на ячменном поле. Отличный звук, заменяющий будильник в начале осени. Она всегда любила бабье лето: струящийся золотистый солнечный свет, алые гроздья рябины, вкус первой ежевики. В сентябре — много лет назад — она вышла замуж, а через год в том же месяце родился Пол, ее единственный сын. И вот теперь его дочь выходила замуж. Свадьба через неделю. Миссис Лоуэр лежала в постели, любуясь через открытое окно (она никогда не задергивала на ночь шторы) голубым, как яйцо малиновки, небом, которое проглядывало между медленно плывущими по нему облаками.
Полежав немного, она встала, набросила халат, сунула ноги в тапочки и подошла к окну взглянуть на мир вокруг. Спальня находилась в задней части дома, и окно выходило в миниатюрный садик. За забором простиралось поле золотистого ячменя, а дальше стоял Шедуэлл, старый дом, в котором теперь жили ее сын с женой и где сама миссис Лоуэр была хозяйкой больше тридцати лет.
Комбайн двигался по дальнему краю поля. Гигантское ярко-красное чудовище, челюстями прокладывающее себе путь через ячмень высотой по пояс. Из окна она не могла разглядеть, кто сидит за рулем, однако знала это и так: Сэм Крайтон. Он единолично управлялся с фермой, лишь изредка нанимая помощников, и никому не доверил бы эту мудреную, до ужаса дорогую машину. Она подумала, что он, должно быть, работает с самого рассвета и не остановится, покуда не станет совсем темно. И так семь дней в неделю.
Миссис Лоуэр вздохнула. Ей было немного жаль Сэма, жаль уходящих дней, жаль, что она стала слишком старой и не может ему помочь. Была у нее еще одна печаль, давно бередившая сердце, но сейчас ей не хотелось об этом думать. Она закрыла окно, сошла вниз, выпустила Люси, свою таксу, на утреннюю прогулку, а потом зажгла газ и поставила на огонь чайник.
В десять часов, позавтракав и одевшись, она вышла в сад: отщипнуть неразвившиеся бутоны на розах, выполоть пару сорняков, подвязать буйно разросшиеся астры. Комбайн уже проложил широкую полосу стерни по краю поля и, пока она возилась с ножницами и бечевкой, стал взбираться по склону холма к ее саду. Она оставила клумбу как есть и подошла к забору помахать Сэму рукой, когда он будет проезжать мимо. Однако вместо этого он остановил свою красную махину и заглушил мотор. Грохот, клацанье и звон прекратились. Воцарилась благословенная утренняя тишина. Сэм открыл дверцу кабины и спрыгнул, а потом пошел к ней усталой походкой, разминая затекшие ноги.
Она сказала:
— Я не хотела тебя задерживать. Просто махала тебе рукой.
— Значит, я неправильно понял. Я подумал, что вы собираетесь угостить меня чаем. Я забыл дома фляжку и во рту у меня сухо, словно в пустыне.
— Ну конечно, я с удовольствием угощу тебя чаем! И еще чем-нибудь посущественнее, — добавила она про себя, но вслух не сказала. — Сможешь перелезть через забор?
— Запросто, — откликнулся Сэм. Он оперся о столбик ограды и легко перескочил через нее. — Удивительно, на что способен человек ради чашки чаю.
Она улыбнулась. Ей всегда нравился Сэм. Он уже десять лет управлял фермой в Шедуэлле, и прямо на ее глазах благодаря его решимости и трудолюбию заброшенное, разоренное хозяйство превратилось в процветающее — на зависть всем. Сэм вспахивал поля, чинил изгороди и всю — поначалу совсем скудную, она хорошо это знала, — выручку вкладывал обратно в ферму. Она не помнила, чтобы он когда-нибудь устраивал себе выходные, даже в ту пору, когда у него было еще два помощника. Сейчас, обзаведясь дорогим современным оборудованием и вооружившись новыми сельскохозяйственными технологиями, он утверждал, что легко справляется в одиночку, но миссис Лоуэр постоянно задавалась вопросом, как это ему удается не умереть от переутомления и не лишиться врожденного оптимизма. Но он не болел и не жаловался на жизнь, хотя и стал совсем худым — кожа да кости — и выглядел гораздо старше своих тридцати двух лет, а иногда казался таким утомленным, будто вот-вот уснет прямо на ходу.
