— Чему быть… тому не миновать… — бубнит низкий голос в его утробе. От этого ему вдруг становится смешно, но затем он вновь превращается в тяжелый свинец.
— А… точно ли так?..
Миллионы солнц отражаются в зыбкой водной глади.
— Может быть, еще ничего не решено?
Ну прямо как капризный ребенок, подшучивает над собой Миясэ. Не мог же меня предать целый мир?.. Волна раздумий уносит его все дальше от действительности, он превращается в великана и с высоты своего огромного роста кричит:
— Тамаки, хочу твоей смерти!
Его вопль тонет в мерцании волн. Лицо Миясэ приобретает зловещий вид: брови сдвинуты, зубы оскалены. Он идет по невидимому лабиринту дорог к непредсказуемому сердцу женщины. Вот он достиг его и вгрызается внутрь.
— Чтоб ты сдохла… курва!
— Так вот где ты!
От неожиданного окрика Миясэ весь задрожал. Он попытался собраться, скрыть свое волнение, но не успел, все лицо налилось кровью. Из горла вырвались ругательства, но, оглянувшись назад, увидел Савамуру, который поднимался на борт покосившегося судна. Нарочитым кашлем Миясэ оборвал свою бранную эскападу.
— Извините… — бормочет Миясэ себе под нос, пытаясь угадать, слышал ли Савамура его крик.
Тот снимает очки и кладет их в карман, щурит глаза от солнечного света, отраженного водой канала, теребит кончик носа.
— Ну и ну, — говорит он, явно ощущая неловкость своего положения.
Наверное, слышал.
— Миясэ… Миясэ-сан… Мне, право, стыдно за вчерашнее.
Накренившаяся палуба не лучшее место для принесения извинений, однако Савамура сгибает колени и наклоняет голову.
— Ну что вы, Савамура-сан, к чему эти извинения? Я сам наговорил лишнее, да еще человеку старше меня… — сказал Миясэ, глядя снизу на стоящего с опущенными глазами Савамуру. Но в ушах все еще звенел собственный голос: «Чтоб ты сдохла… курва», — слова, сказанные то ли в шутку, то ли всерьез.
— Прости, пожалуйста. Я уж не знал, как посмотрю тебе в глаза…
«А, это он извиняется за то, что отодрал меня за волосы в якитории, где работает тот крашеный паренек», — равнодушно подумал Миясэ. В этом смысле вчерашний инцидент не заботил его. Его удивила меланхолия, в которую впал этот пятидесятилетний мужчина, обычно в молчании поджидающий покойников. А теперь он был вынужден извиняться перед человеком на двадцать лет моложе себя за то, что разозлился на инфантильность последнего. Как ни странно, реакция Савамуры вызвала у него облегчение.
— Я несколько раз пытался позвонить в вашу редакцию, но так и не смог — не нашелся, что сказать, да и неудобно как-то. Сегодня четверг, с самого утра хотел поговорить с вами, но должен был поехать на похороны в Аояма…
Миясэ кивал головой Савамуре, который, продолжая извиняться, доставал солнечные очки из кармана пиджака, однако думал он о Тамаки. В последнее время все его мысли сводились к ней, это уже стало опасной привычкой. Между тем присутствие стоящего рядом Савамуры стало раздражать его, и Миясэ уже молился о том, чтобы тот побыстрее вернулся в типографию.
Савамура, кряхтя, садится рядом, Миясэ с неудовольствием отодвигается и убирает свою руку с металлической плиты палубы.
— Меня даже секретарша отругала. Помните, та девушка, что была рядом со мной. Она хоть и молчаливая, но строгая.
Ладонь вся в мелкой ржавой крошке, Миясэ отряхивает ее о свои шерстяные брюки и снова смотрит на нее. Ему вспоминаются влажные касания ладони Тамаки, он даже слышит запах ее духов.
— Она у меня подрабатывает, наш бизнес называет шакальим. Конечно, каждый может употребить такое сравнение касательно моей работы, однако для девушки на полставки это уж слишком, не так ли?
Какой ветерок ласкает ставшую родной за время их долгих встреч кожу Тамаки? Только при мысли об этом на Миясэ накатывает холодная волна тоски. Может, она действительно вернулась к родителям в Кобе, еще раз подумать как следует о браке со мной, успокоиться, что ли. Но вряд ли к этому сводится ее цель — существует множество других вариантов. Вот эта множественность версий и не давала покоя Миясэ.
— Правда, бывают и молодые девушки, которые понимают все как надо.
Может быть, она сейчас с кем-нибудь из приятелей по школе. Или на квартире, которую снимала с подругой, работая в представительстве туристической фирмы. Или же встречает первый в своей жизни настоящий снег на горячем источнике в Ниигате, а то и в горном захолустье в Ямагате. Лежит в больнице где-нибудь около Нагои, попав туда после аварии по дороге домой в Кобе.
— Однако больше всего меня раздражают девушки, которые считают, что раз молодые, так им все можно…
Миясэ посмотрел на скоростную дорогу за каналом, на виднеющийся вдалеке комбинат, затем глянул на часы.
— Извините, Савамура-сан, мне нужно сейчас пойти на третий этаж, на верстку… — пробормотал он, вставая на ноги, и стряхнул со штанов прилипшую к ним ржавчину. От недосыпа все плыло перед глазами.
— Извини. Тогда я был совсем не прав… И все же, Миясэ… Прошу тебя еще раз серьезно подумать над моим предложением.
— …Каким предложением?
В ответ на эти слова он смотрит на Миясэ поверх своих очков. В глазах Савамуры написано удивление, затем он улыбается.
— Перейти к нам на работу… Создадим все условия…
— А, — кивая головой, говорит Миясэ и переводит взгляд на выстроившиеся вдоль канала склады транспортных компаний. Они похожи на безликие коробки с рядами бойниц вместо окон, от них веет тоской и холодом.
— …В любом случае, учтем все твои пожелания…
Савамура сидит на железной палубе, обняв свои колени, и смотрит на Миясэ снизу вверх. Затем он переводит взгляд вдаль, на воду канала.
Пытаясь побыстрее избавиться от неприятного впечатления, которое всегда производит Савамура, Миясэ даже не зажигает приготовленную сигарету. Он только подносит ее к губам и опускает глаза.
— На какой полосе лучше разместить фотоматериал о «Здоровом завтраке»?
— Лучше… на седьмой полосе Нисикавы. Серия статей… Над столбиком объявлений в левом нижнем углу.
— Седьмая полоса… это же корма для животных. Чтоб поправиться? Вот и диетическое питание.
Вокруг репортажа о дог-шоу заполняются белые места, здесь и заметка о комбинируемой вакцине, и информация о болезнях домашних животных, есть и статья о прокате животных с фотографией сонного кота «Я — самый главный» и расценки на прокат…
Очеловечивание животных приводит к постоянному ощущению в атмосфере какого-то запаха псины. Хочется бросить такую работу — это первая ступень. Далее начинают дурно пахнуть и занимающиеся с животными люди, а при упоминании кличек просто тошнит. Это вторая стадия. И, наконец, возникают сомнения относительно самой сферы совместного существования домашних животных и их хозяев. Люди, работающие в этой отрасли, уже не в состоянии определить свое место в ней…
Задача профессионала в этом бизнесе абстрагироваться от постоянной смены этих стадий. Вспомнив, как подобным образом Нисикава поучал нового сотрудника Найто, Миясэ щелкнул языком с досады.
Какая ерунда! Тошнота накатывает на Миясэ от осознания полного идиотизма его работы.
— Амацухико-но-ниниги-но-микото[20]… имя этого божества пишется вот такими иероглифами! — На заднем наборном столе молодая журналистка из религиозной газеты «Оясиро» советует сотруднику типографии набирать подстрочный текст шрифтом агат. Миясэ поворачивает голову и видит усталое лицо Эндо из газеты, рекламирующей торговые автоматы. Перестав копаться на полках с отложенными материалами, тот тоже с интересом наблюдает за девушкой.
Миясэ не может понять то усердие, с каким эта недавняя выпускница университета относится к работе. Каждую неделю она приходит в типографию в одном и том же скромном свитере с воротничком под горло и вкладывает всю свою страсть в рассказы о таких синтоистских обрядах и обычаях, как ноябрьский праздник Нового урожая или Праздник урожая риса в храме божества Инари. Почему молоденькая журналистка одевается так старомодно? Чем объясняется ее рвение на работе? — спрашивает себя Миясэ. Наверное, не только религиозными соображениями, но и, главное, ее покорным характером, духом служения компании. В этом отношении предпочтительнее выглядит бывший студент Найто, у которого два совершенно разных лица — одно в личной жизни и другое — в их редакции.
— Ну как вы тут?
Это подошел фотонаборщик Сасада. Нижняя пуговица его спецовки расстегнута, виден его кругленький животик, облаченный в белую майку.
— Ваш-то Кавабэ опять запаздывает с рекламой. Вот сейчас маемся без дела, выслал бы он нам тексты по факсу, мы бы бах-бах — и готово! Ну что, я не прав, Миясэ-сан? Все так говорят, не я один.
Опять он, наверное, наелся кимчи — чесноком так и прет за версту.
