– Зак, я говорю не только про событийные перемены, – уточнил Патрик. – Я имею в виду эмоциональные тоже.
– Да, да, у меня уже куча эмоций, – парировал я и провел рукой по затылку. – Два круга лейкемии, немецкий костный мозг, а теперь я буду рыжим. Жизнь бьет ключом!
Потом приехала мама, я подхватил сумку и сбежал от разговора. Лифт спустил нас на первый этаж, и мы направились по зеленым стрелочкам к выходу.
Снаружи у меня закружилась голова. Мир оказался таким огромным! Ни стен, ни потолка, только бескрайняя свобода. На свободе стояли машины. Из свободы торчали дорожные столбы и парковочные автоматы. Светофоры! Дорожное движение! Синева океана и неба! Восемьдесят километров в час! Всю дорогу до дома мы ехали с опущенными стеклами, и я никак не мог надышаться.
Когда машина подъезжала к дому, к новой вывеске «Добрая Олива! Оливковая ферма и контактный зоопарк», я за полсотни метров учуял запах курятника, и мне показалось, что это лучший запах в мире. К счастью, мне хватило ума не сказать этого вслух: мое психическое состояние и без того волновало всех слишком сильно. Потом на меня набросился мой джек-рассел, явно с намереньем залобызать меня до полусмерти, но Эван его оттащил в сторону, чтобы я мог обняться с родными. Я чувствовал себя самой счастливой Хельгой из когда-либо живших. И когда-либо выживших.
Я снова пошел в школу, хотя поначалу засыпал на пятом и шестом уроках. Даже необходимость делать домашнее задание меня радовала, потому что рисовать демографические графики и анализировать планы развития экономики – это совершенно нормальные, здоровые занятия для ученика 12-го класса, которого ждут нормальные, здоровые контрольные и экзамены, и чья жизнь движется по понятной, предсказуемой прямой из точки А в точку В и далее в точку С.
Ровно поэтому я совсем не рад предстоящим весенним каникулам. Школа структурирует жизнь, без нее не получается понятной прямой. Время начинает идти то слишком быстро, то слишком медленно, а иногда внезапно начинает идти по кругу, как заевшая пластинка. Иногда стучит по плечу. Иногда захватывает тебя в плен и перебрасывает обратно в палату № 1, и ты видишь капельницу, и чуешь больничный запах, и помнишь тошноту, как вчера, и слышишь Мию за стенкой… Мия. Интересно, где она сейчас? Что с ней?
Вспоминаю отчаянный и сердитый стук. Трудные вопросы в лоб.
Успела ли она отрастить волосы к выпускному? Поехала туда в кресле или нет? Пережила ли операцию, вернулась ли к прежней жизни? Фоткается ли с подружками в торговом центре, показывает ли с гордостью шрам на ноге?.. Забыла ли обо мне, как стоило бы? Как мне бы стоило забыть о ней?
Остается только гадать: ее больше нет на Фейсбуке. Когда я вернулся домой, я улучил момент, пока накрывали праздничный стол, и вышел в интернет. Я хотел написать: мне приснилось, или ты пришла ко мне ночью? А если пришла, то специально, или ты часто ходишь во сне? Как прошла операция?
Но ее страница оказалась удалена. Я сперва даже решил, что она меня расфрендила, но поиск по имени-фамилии ничего не дал. Она просто взяла и стерла себя из интернета.
Так странно. Делишься с человеком секретами, разговариваешь о важном перед рассветом, но не знаешь о нем ничего: ни адреса, ни номера телефона. И он потом раз – и целиком исчезает из твоей жизни.
Я верчу в руках открытку. Если бы я знал адрес Мии, что бы я ей написал? Что-то в небрежном стиле Сэма, привет-пишу-просто-так? Или что-нибудь посодержательнее? О том, как обычное перестало быть обычным, и жизнь никогда, похоже, не будет прежней? Что я соблюдаю карантин и боюсь этих долгих двух недель каникул, когда остаешься наедине со своими мыслями.
В разгар размышлений ко мне заглядывает мама. После больницы она отвыкла стучаться.
– Ты как насчет вечеринки?
– Что, прямо сейчас?
– На следующей неделе. Соберем родню, твоих друзей… – она заходит в комнату. У нее в руке миска с мороженым, которое она принимается задумчиво мять ложкой. – Мэтью и Алекс наверняка смогут прийти. И Рика позовем…
– Так они разъехались, – напоминаю я. Сейчас кто где: в Перте и на востоке, одни учиться поехали, другие работать. – Ты вроде сегодня уже ела мороженое?
– Тогда позовем новых друзей из школы. Они же придут, если пригласить?
– Смотря что будут наливать.
Мама указывает ложкой на чертову брошюру с правилами жизни после трансплантации, которая приколота кнопкой к моей стене. Я и так помню: алкоголь – запрещенное вещество номер два.
– Я не про себя, – уточняю я.
– Ладно, позовем только родственников. Устроим барбекюшник. Отметим твои сто дней победы.
Честно говоря, идея вечеринки мне не нравится: если сто дней нормальной жизни нужно праздновать, то какая же она нормальная?
Но я соглашаюсь. Преимущественно ради мамы, но отчасти и ради себя. Потому что это, в конце концов, способ отвлечься. В частности, от мыслей о Мии.
Таксист делает мне скидку.
Но скидка бывает формата «ты красивая девочка, надо тебя порадовать», а бывает формата «ты жалкая калека, а я весь такой милосердный». У меня костыли и по щекам размазана тушь, какая уж тут красота. Но черт с ним. Зато сэкономила семь баксов. Он еще заработает, а мне пригодятся.
Я вытираю лицо рукавом толстовки и трижды звоню в дверь. Дверь открывает отец Шаи. Он смотрит на меня, поправляет очки, затем смотрит на часы в коридоре.
– Здравствуйте, мистер Ви. Шая дома?
– Майя?
– Мия.
Он кивает, припоминая меня. Я давно не появлялась.
– Ты, значит, теперь блондинка?
– Да. Мне идет?
– Симпатично. А костыли зачем?
– Да вот, удачно поиграла в нетбол. Шая как-то говорила, что у вас можно заночевать, если нужно…
– И нужно сегодня?
– Ну да, – я киваю на свой рюкзак. – Я понимаю, что уже поздно. Извините, так вышло.
Он снова смотрит на часы, потом вздыхает:
– Они в комнате.
– «Они»? Их много?
Он разводит руками.
– Каникулы же.
Вот блин. Одна Шая – это еще куда ни шло, но целая компания – это сложно.
– Я думал, ты бросила школу.
– Да нет, просто перешла на неполный день, потому что пошла на курсы. В следующем году наверстаю.
У меня на все готовы ответы.
– Понятно. Значит, у тебя все в порядке? Никаких… эксцессов?
Я хмыкаю и закатываю глаза, будто эксцессы в моей жизни – дело неслыханное. В действительности у меня все настолько не в порядке, что лучше об этом не думать. Чтобы не свихнуться. Может, лучше развернуться сейчас и уйти? Поймать другого жалостливого таксиста… правда, неясно, куда ехать.
– Проходи, – говорит мистер Ви. – Как-никак, ночь на дворе.
В комнате Шаи по мебели разложены шмотки. Из гостей – три девушки, я всех троих знаю. На диване сидит Хлоя, на полу валяются Эрин и Фло. Шая стоит у телевизора с пачкой DVD-дисков в руках. Когда я появляюсь на пороге, все замирают на слишком долгое мгновенье и переглядываются, ища друг у друга подсказки, как реагировать. Интересно, о чем они думают. А главное – что они знают?
Если бы я была призраком, то просто оторвалась бы от пола и растворилась бы в воздухе. Просочилась бы наружу сквозь закрытое окно. Никого не стала бы преследовать и пугать.
Но тут Шая роняет свои диски, перепрыгивает через подруг и бросается мне на шею. Я не могу ответить на объятье, потому что держусь за костыли.
– Мия! Как хорошо, что ты вспомнила!..
В свое время это мы с Шаей придумали устраивать запойные киномарафоны в конце семестра. Кажется, это было в восьмом классе. Мы были неразлучны – смотрели кино и пожирали чипсы, лишь изредка снисходя до кого-нибудь из одноклассниц и приглашая их присоединиться. Потом мы заменили чипсы шоколадным печеньем, чтобы оно отводило подозрение взрослых от молока, в которое мы подливали ирландский ликер. Получались поистине эпичные вечеринки. Мальчишки тащились под наши окна даже из разных кварталов и выкрикивали всякие глупости, чтобы нас засмущать. Это была крутая развязка десяти мучительных недель учебы, когда толком не удавалось потусить.
Шая провожает меня в ванную и протягивает косметические салфетки, чтобы смыть тушь. Мне так странно видеть свое отражение в зеркале. Никак не привыкну, что теперь выгляжу совсем по-другому.
– Я бы пригласила тебя, – говорит Шая, изучая в зеркале свои брови, – но я думала, что ты куда-то свалила. Писала-писала тебе сообщения, а ты молчок…
– Да я тусила с Райсом. Ты ж его знаешь.
– Ага. Так ты собираешься в Сидней?
– Завтра, – киваю я. – К тетке поеду. На автобусе.
– Ты в курсе, что на самолете быстрее?
– Это скучно, – отмахиваюсь я.
Кроме того, для посадки в самолет нужен паспорт. Шая тоже теперь внимательно смотрит на мое отражение.
– Без тебя все совсем не так. Ты еще вернешься?
