– Без тебя все совсем не так. Ты еще вернешься?
Я пожимаю плечами.
– Мистер Перлман говорит, что если ты бросаешь школу, то надо, чтоб твоя мама пришла и что-то там подписала.
– Она уже все подписала. Забей.
Приведя лицо в порядок, я поворачиваюсь в сторону комнаты, где девчонки уже расстелили матрасы и спальники. Фло и Эрин успели переодеться в спортивные штаны и футболки, а Хлоя красуется в топике и дизайнерских шортиках. У нее такие длинные, стройные, безупречно загорелые ноги. Она наклоняется, берет из коробки печенье, откусывает и, заметив мой взгляд, улыбается с набитым ртом. Когда-то она мне страшно завидовала.
– Мия, ложись тут, – говорит Фло, указывая ногой с ярко-красным педикюром на ближайший к туалету матрас. Так странно, что Шая ее позвала марафонить. И тут Фло добавляет: – Отсюда удобнее вставать ночью.
Спокойно. Она просто хочет быть тактичной. Но последний раз, когда меня что-то спросили о «травме ноги», я разразилась матюгами, а потом сбежала.
Хлоя устраивается на матрасе рядом с Эрин, и они вместе составляют программу просмотра. Комедия, ужасы, комедия, мелодрама, ужасы. Я вся внимание. Не хочу пропустить ни буквы.
– Блиныч, – произносит Шая, которая все еще разглядывает себя в зеркале. – У меня гадский прыщ на щеке! Видишь?
Я наклоняюсь к ней и присматриваюсь.
– Не вижу прыща.
– Как невовремя, завтра же туса у Брендона… Эрин! – кричит она. – У тебя далеко та штука с чайным деревом?
Я начинаю ржать, потому что это правда дико смешно.
– Шая, у тебя там ничего нет!
– Я не могу прийти к Брендону с гнойником в подрожи!
Шая сдавливает кожу на щеке, и до меня доходит, что она это серьезно. Вбегает Эрин с лосьоном, начинает помогать его нанести и всячески суетится с видом человека, оказывающего первую помощь умирающему.
У меня чувство, будто я наблюдаю за ними сквозь стекло аквариума. Для них это правда вопрос жизни и смерти? Неужели я была такой же?
И кто внутри аквариума – они или я?..
Девчонки то и дело перемещаются и меняются пакетами с едой. Я не ем ничего, кроме соленого попкорна: от леденцов у меня болит живот, а у шоколада по-прежнему вкус воска.
В какой-то момент Хлоя это замечает.
– Мия, ты чего, на диете?
Диета. Я и забыла это слово.
– Тебе не надо, ты и так худющая, – подхватывает Шая. Как будто это комплимент.
Приходится съесть батончик со вкусом воска, потом еще один. Я сейчас съем все что угодно, лишь бы не обращать на себя внимание лишний раз. Скорее бы они заткнулись и сосредоточились на фильме, но разговоры не смолкают.
–.. мистер Перлман настоящий урод…
–.. все думаю, что надо вставить импланты…
–.. у меня концы волос секутся, заколебали…
–.. Бэтси слишком серая мышка для Джо…
– …хочу набить вот здесь тату, но никак не выберу картинку…
–.. как думаешь, я нравлюсь брату Хлои?..
–.. маникюр облупился…
–.. смотри, у меня целлюлит!..
–.. надо похудеть на два-три кило к вечеринке.
Реплики сливаются в гул, перемежаясь хихиканьем, фырканьем и периодическими взрывами гогота. У меня дежавю. Кажется, я уже проживала этот вечер. И даже этот фильм ужасов, потому что я заранее знаю, что будет дальше. Разве это ужасы? Даже не близко.
И я понимаю: рыбки в аквариуме – это они. Выписывают свои беззаботные круги внутри прозрачных стенок. Когда-то наша компания была для меня всей жизнью. У нас были свои внутренние шутки и свои секретики, которые мы ревностно хранили и защищали от остальных, а остальные смотрели на нашу дружбу и завидовали. Эти девчонки и еще полдюжины девчонок и ребят из школы были для меня главными людьми. Мне казалось, что мы такие настоящие, такие бесстрашные, такие крутые… что мы – легендарные персонажи.
Теперь я оказалась снаружи этого мирка, но смотрю на него без зависти. Их волнует, как похудеть на три кило за неделю? Я могу им рассказать, как похудеть на три кило за день. Концы волос секутся, ну надо же, трагедия! И прыщи как главный источник драм. Когда вся башка чешется, как у меня, когда нога постоянно пульсирует от боли, а от любой еды хочется блевать, несуществующие прыщи перестают мерещиться, а несмешные шутки становятся очень отчетливо несмешными. Ах да, еще эпитет «худющая» перестает казаться желанным.
Я притворяюсь, что заснула, и слышу разговоры шепотом, не предназначенные для моих ушей. Это ты ее пригласила? Чего она ведет себя как стерва? Райс этого не заслужил. Вот Брук, мне кажется, ему больше подходит, ты как считаешь?..
Когда последний фильм заканчивается, шепот сменяется мерным дыханием. Я проверяю телефон и вижу сообщение от мамы:
Пропало $130 из банки, значит, ты была дома.
Объяснись или не возвращайся. Хватит все делать исподтишка. Пора взрослеть!
Я удаляю сообщение. На экране время: 2:59. Три утра. Проклятое время. Интересно, Зак тоже сейчас не спит? Больше трех месяцев прошло. Наверное, уже меня не помнит.
Надеюсь, он все-таки научился спать по ночам, не то что я. Лежу и не могу ни спать, ни плакать, потому что просто ни на что нет сил.
А мне, между тем, нужен новый план. План А был рассчитан на то, что мама меня поймет. План В – на то, что мой парень будет вести себя как мужик. План С – на то, что подруги, клявшиеся мне в верности, сдержат клятву. Срочно нужен план D.
Еще не рассвело, и я аккуратно пробираюсь в темноте между идеально гладких ног, трогательно свернутых ладоней, стараясь никого не задеть костылями. По подушкам разметались роскошные длинные волосы. Они спят как счастливые младенцы. Я не держу на них зла. Не их вина, что некоторые вещи понимаешь, только прожив их.
В кухне у микроволновки висит сумка. Я нахожу в ней красный кошелек, внутри – фотография Шаи в детстве и двести баксов.
– Простите, мистер Ви, – шепчу я.
Ну вот, еще один побег. Еще один удар по репутации. На этот раз придется скрыться где-нибудь подальше. Поеду и впрямь на восток. Мама права, выбор небогат: объясниться или не возвращаться.
На автобусе я доезжаю до центрального автовокзала и покупаю билет так далеко, насколько хватает денег. О следующем действии подумаю, когда доеду
Какая-то женщина из первого ряда встает и уступает мне место. На нем оказывается табличка: «Для пассажиров с ограниченными возможностями». Я благодарю и сажусь.
В моем рюкзаке – мобильник, зарядка, айпод с наушниками, блеск для губ, тушь с тональником, дезодорант, увлажняющий крем, гель для душа, а также пара футболок, спортивные штаны и пять пар нижнего белья. Еще полпачки оксиконтина.
Водитель врубает двигатель, и автобус начинает вибрировать, а затем трогается с места. Город еще весь темно-синий. Я вижу, как улицы проносятся сквозь призрачное отражение моего лица.
Надо было захватить подушку, чтобы прислониться к стеклу и поспать. И жаль, что обезболивающих так мало. И жаль, что так быстро кончаются деньги.
Но особенно жаль, что у меня нет плана D.
– Доброе утречко!
Бекки вручает мне ведро и длинные перчатки. Я понимаю, что без перчаток на ферме не обойтись, но почему именно розовые?
– Могу дать тебе папины синие, – предлагает Бекки, как будто прочитав мои мысли.
– Боже упаси.
Куда папа только не лазил в этих перчатках. У него пугающе прагматичный подход к животноводству. Я хватаю розовые, натягиваю резиновые сапоги поверх спортивных штанов и иду за сестрой.
Мы проходим мимо козлятников и овчарен. В наших ведрах позвякивают бутылки с теплым молоком. Почти все животные проснулись и задумчиво жуют траву.
В хлеву нас встречают с большим энтузиазмом. В одной из клеток блеют и толкаются недельные ягнята, в другой пляшут на задних ножках козлята трех дней от роду. Они такие смешные, нелепые, с глазами-пуговками и сопливыми носами. Трясутся всем тельцем, предвкушая кормежку. Это, пожалуй, стоит того, чтобы пораньше выползти из постели.
Бекки протягивает бутылочки ягнятам, а я протягиваю оставшиеся козлятам. Они присасываются с такой силой, что удерживать баланс стоит заметного труда. Несколько минут слышно только мокрое чавканье. И да, это точно стоит того, чтобы вставать пораньше. Но как только молоко заканчивается, хлев наполняется оглушительным возмущенным блеяньем.
Птицы шумят еще громче. Когда я отодвигаю щеколду, петухи сердито вываливаются наружу, кукарекая ругательства на белый свет. Бекки называет это «синдромом коротышек». В курятнике кудахчут и хлопают крыльями наседки, словно наш визит – оскорбительное вторжение, а не привычный ежедневный ритуал. Они выскакивают из клеток и порхают по курятнику, или выбираются на траву, где клюют оставшееся зерно и гадят как заведенные.
Я перехожу от клетки к клетке, доливая всем свежей воды и разбрасывая пригоршни сена. Даже хорьки, эти пронырливые опасные злюки, добреют при виде еды.
