Полла вся одеревеневшая, в прохладном, слизком поту, с твердыми, безжизненными губами, а он мнет ее, гладит, обнимает, до крови впился в губы и вдруг чувствует, как и ее губы смягчились, потеплели; вот и зубы разошлись, язычок на мгновение всплыл, вновь приплыл, с жаром влизался навстречу; ее тело расслабилось, стало мягким, она его пылко обняла, по-иному простонала…
Голова Поллы на груди Арзо, слышит четко она, как сильно бьется его сердце.
– Арзо, слава Богу, сильное, здоровое у тебя сердце… доброе.
– Как врач говоришь? – шутлив голос Арзо.
– Больше врачом не буду – сама больная.
– Полла, – прижал он ее сильнее, – а я ведь нашел противоядие.
– Да, летела я в пропасть – спас… Арзо, зачем я тебе такая? Можно я после свадьбы домой поеду? Мне самой неудобно, изведу я тебя.
– Не изведешь, у меня для тебя много лекарства… А домой я еще вчера телеграмму послал: «Поехал в Краснодар. Женился на Полле. Вернулся в Столбище с женой. Полла и Арзо Самбиевы».
– Правда? – приподняла она голову, блеснули в темноте ее глаза. – Ведь твоя мать, все село знает, что я припадочная.
– Ну и что! Все мы изредка болеем, даже врачи, – иронично-добрый голос Арзо.
– Ты не знаешь главного, Арзо… Я могу оказаться бездетной.
– Знаю, ты во сне только об этом говоришь.
– Как? Так ты ведь мне и спать-то не даешь.
– Да… Поверь мне, ты абсолютно здоровая, самая красивая, теперь навечно моя, любимая жена… и скоро, очень скоро станешь матерью.
Наутро Полла нежно погладила его волосы:
– Жених, вставай, скоро свадьба, иль ты передумал?
Арзо раскрыл глаза, улыбнулся. В комнату заглянуло солнце, пахло вкусной едой. Его Полла сидела рядом: румяная, красивая, с задором в глазах.
– Ты как? – погладил он ее руку.
– Я счастлива! Наконец я твоя невеста!
У Дома культуры уже толпились люди, подъезжали машины, в динамике играла музыка. Ровно в полдень Арзо и Полла вышли из дома, под руку пошли по склону вверх. Две бабульки бережно несли сзади шлейф подвенечного платья, поверх которого Полла накинула новую дубленку, подарок Арзо к свадьбе. На высоких каблуках, ростом чуть ниже высокого жениха, она смотрелась изумительно.
На полпути Арзо вдруг остановился, обернулся. За прошедшее лето жители Столбищ разнесли по кирпичикам обгоревший остов комендатуры, и теперь под снегом виднелись только большие сугробы. Он что-то суеверное прошептал, крепче сжал руку Поллы и, с улыбкой вглядевшись в построенное им белоснежное здание Дома культуры, твердо ускорил шаг… Только об одном он в этот миг жалел, что процедура эта проходит не в Ники-Хита, и нет в его родовом селе Дома культуры, да и ничего нет, даже такой асфальтированной дороги, только грейдер, и тот разбит…
* * *
В 1990-91 годах от накопившейся внутренней грязи всю страну трясет в лихорадке. И если в Российской империи, переименованной в СССР, сама Россия жаждет свободы и независимости, то что говорить о многострадальной Чечено-Ингушетии.
Вся вайнахская интеллигенция (это не партийно-правящая элита или президиум элитарного клуба) пытается определиться в выборе пути. Сама цель известна – это независимость, свобода, суверенитет.
Чуя политическую конъюнктуру и упреждая многих «выскочек», Ясуев выступает с инициативой и провозглашает Декларацию о государственном суверенитете с прямым подчинением только СССР, но никак не России. В этом плане он допустил первую крупную политическую ошибку в своей долгой карьере. Считая борьбу меж личностями – руководителями Союза и России – борьбой между СССР и РСФСР, он подумал, что это разные административные образования, не зная, что это историческая закономерность и сброс территорий ослабленной империи – неизбежность, как избавление от балласта во время крушения, для сохранения остова базы.
Без Москвы и ее руководства Ясуев жизни не представлял и, сделав ставку на Союз, всячески игнорировал Россию, частью которой являлась вверенная ему Москвой Чечено-Ингушетия.
По двум каналам из Москвы во все ведомства Чечено-Ингушетии идут различные указания, информация, поддержка. И если канал СССР, на который ориентируется Ясуев, уже чахнет (продан, как определила домохозяйка Алпату), то канал России, перегруппировавшись, набирает мощь, силу, размах. К тому же все крупные страны мира давно сделали ставку на Россию, считая, что если в названии страны не будет слов «советский» и «социалистический», то все кардинально переменится и им угроз сибирского медведя удастся избежать.
Не только в масштабах СССР, но даже России, территория карликовой Чечено-Ингушетии с ее полуторамиллионным населением вроде никакой роли не играет. Однако это не так. Всем понятно, (в том числе и покровителям Кремля), что выход из состава стратегически важно расположенной Чечено-Ингушетии будет той энергией диффузии, остановить проникновение которой на другие территории, в том числе, весьма вероятно и на исконно русские, – будет невозможным.
Однако миром правят не люди, а данные свыше законы природы и соответственно строятся законы общественного бытия как составной части этой природы. И могущественные умные люди, хорошо зная эти законы природы, как ошибочно предполагают, не подчиняя их себе, что в сути невозможно, а умело используя их в обществе, и в первую очередь, в общественном сознании, умело или не совсем, пытаются править миром, выискивая для себя (в первую очередь – для себя), а потом и для ближайшего окружения (по расходящейся спирали соседства), наибольшую выгоду.
Выгода от распада СССР есть, и она спокойно просчитана и очевидна. А вот нужен ли «умам» сего мира дальнейший распад России?
Задумались, обратились к естественным законам, прежде всего физики, и видят, что в природе есть строгое «правило отбора» – упрощенно, закон разрешающий или строго нет переходы взаимодействующих элементарных частиц с последующим изменением их физико-химических свойств. Это правило распространяется от молекул, атомов, атомных ядер, до… Стоп. И углубляться не надо: сами слова страшны. Ведь на территории России огромный ядерный потенциал, который, будучи в руках «семи нянек» может спокойно угрожать, или шантажировать идиллию «умов». Пусть лучше эта ядерная «игрушка» будет в одних руках, пусть в руках непристойных, хмельных, беспалых, зато им покорных, верных, дружеских, и пусть эти руки в своей вотчине что хотят, то и делают, хоть друг друга истребляют (это даже лучше), лишь бы кнопочку не трогали, берегли, пока она не окислится, не поржавеет, не заклинит.
А как же лозунги «умов» – о демократии, свободе, праве? Так это ж не для всех, для некоторых, а то кто ж пахать, сеять, жать будет? Мы только думать могем, и то, будучи сытыми и отоспавшимися, а то разозлимся, вас всех лбами сшибем, что мы изредка, как наскучит, делаем.
То, что чеченцы свободы хотят – похвально, но «правило отбора» нарушать, ущемлять жизнь «умов» – дико.
Чеченская интеллигенция этого не знает – верит в демократию, в общечеловеческие ценности, в духовность цивилизованного мира, надеется на помощь. А что такое – чеченская интеллигенция к девяностым годам? Это маленькая горстка людей, которые упорным трудом, в условиях депортации (1944-1958 годов) народа и не лучшего положения в последующие тридцать лет, смогли хоть чего-то добиться, хоть как-то заявить о себе, подумать о народе. И первый результат их забот налицо – есть Декларация о суверенитете. Так это непорядок – думают в Москве и далее. Что же делать? Опыт есть – разделяй и властвуй. И вот ингуши созывают съезд своего народа, да не один, а подряд два; они отделяются.
Следом, казаки в Ставрополь потянулись, ногайцы автономии хотят, армяне свой фонд создают, только евреи организованно съезжают, так изредка, на ключевых постах кое-кого оставляют, да цыгане, у них нюх, обходят республику, чуют недоброе, отгадали, что здесь скоро не до песен и плясок будет.
Это не помогло. Хоть и маловато политического опыта у чеченской интеллигенции, а государственного и вовсе нет; на кость они не бросаются, без скачков, эволюционно, уважая свою честь и соседа, медленно, но упорно идут к цели: в жесточайшей конкурентной борьбе, несмотря на поборы Ясуева и его окружения, овладевают позициями в производстве и науке, культуре и спорте.
Нет, так продолжаться не должно, к тому же и Ясуев, как лидер, не по-российски (но по-московски) думает. И тут как на дрожжах расплодились непонятные, карликовые партии и движения, во главе их стали яркие, на уровне пивнушки, поэты и прозаики, и не беда, что их народ не знает (власти запрещали печатать), зато теперь у них трибуна есть; для этого созывается съезд чеченского народа, и образуется постоянно действующий орган – ОКЧН, что иначе, как – оголтелые клерикалы от чеченского народа – не переведешь.
Ну да Бог с ними, с этим съездом и тем более с этим органом; интеллигенция, как всегда, мягкая, на съезде, в истошном крике «поэтов» стушевалась, отошла от этой грязи, видя, что духовным наставником съезда выдвинут не кто-нибудь, а многоуважаемый, – для этого эфирное время предоставлено – Докуев Домба-Хаджи. Он с трибуны клеймит интеллигенцию, мол, не молитесь, в Бога не верите, к заповедям Корана – глухи, к предсказаниям святых – усмешка, коммунисты вы, значит, враги!
