Эмма встревожилась.
- Не волнуйтесь, Маргарита Петровна. С Кареном ничего страшного не случилось, я уверена. В школе было все абсолютно нормально. Минуту, я сейчас расспрошу мужа. Он, правда, болен, но я попробую...
Глеб привез Валерия домой не так давно. Он был еще слаб и бледен, но чувствовал себя значительно лучше. Эмма, конечно, потребовала врача.
- Я предлагал, дорогая, ему своего прекрасного доктора, но он не желает ни в какую, - зарокотал поэт. - Упрямец, каких свет не видывал. Мой кардиолог - прелестный человек, просто очаровательный!
- А какой он врач? - спросил, укладываясь на подушку, Валерий. - Главное все-таки врач, а не человек, пусть будет каким угодно грубияном.
- Значит, ты уже мне не доверяешь, - обиженно констатировал Глеб. - А если инфаркт? Что тогда? Не делай больших глаз, Эмма, в жизни всякое бывает.
- Я не тебе не доверяю, а врачам, - спокойно объяснил Валерий. - Молодые таблетку от клизмы не отличают, а постарше выучивают какую-нибудь одну болезнь, по выбору, и только ее одну и называют. Кто хорошо знает про аллергию, у того все аллергики, кто освоил остеохондроз - у того все со смещением позвонков. На кого попадешь. Откуда вдруг инфаркт?.. Чушь!
Витковский внезапно взорвался.
- Заладил одно и то же! Ты любишь на чем-нибудь зацикливаться: то на вечных проблемах, то на полном отрицании всего и вся! Бросаешься из крайности в крайность, как мальчишка! Твой Семен куда смышленее тебя.
Семен, разбуженный суетой и шумом в доме, бродил по коридору, изредка приоткрывая дверь и заглядывая в комнату. Ему ужасно хотелось спать, но тревога за отца, пусть даже довольно далекого от него, побеждала и сон, и усталость. Мать тщетно пыталась отправить его в постель. Ничего не добившись, она махнула рукой и пошла проводить Глеба, который, в свою очередь, тоже ничего не добившись от Валерия, собрался уезжать. Его давно ждала недовольная новая избранница.
- Эмма, дорогая, я позвоню завтра и заеду, - сказал Витковский в передней, галантно целуя Эмме толстую руку. - Думаю, ничего страшного нет. Он просто устал и переволновался. А врача все-таки надо...
Глеб уехал. Эмма вернулась к мужу. В отличие от Олеси, она сегодня не задавала никаких вопросов, и это устраивало Валерия. Ему хотелось хоть на короткое время забыть обо всем. Если, конечно, получится. Эмме удалось даже заставить мужа немного поесть и выпить теплого молока - она почему-то упорно считала теплое молоко лекарством от всех болезней. Сломленный усталостью Семен отправился спать. И тут позвонила Маргарита.
На цыпочках, боясь лишний раз потревожить Валерия, Эмма вошла в спальню. Муж лежал так тихо, что, казалось, спал или, по крайней мере, дремал. Эмма затихла у порога, раздумывая, как ей лучше поступить, но Валерий пошевелился.
- Это меня? - спросил он, имея в виду телефонный звонок.
Разговора он не слышал.
- Нет, нет, - торопливо сказала Эмма. - Звонит Джангирова. Она очень беспокоится, пропал Карен...
Малахов с трудом перевел дыхание. Ну, вот и случилось то, чего он боялся и чего давно со страхом ждал. Пропал не Карен, пропал он, Валерий...
- Я успокоила ее, как могла. Объяснила, что в школе было все хорошо. А когда ты видел его в последний раз?
Что лучше сказать? Может быть, правду? В половине девятого во дворе у Олеси? Правду... Кому она нужна, эта правда...
- Перед выходом из школы, - спокойно отозвался директор. - По-моему, он был с Диной и еще с кем-то из девочек. Наверное, они отправились гулять и припозднились...
- Вероятно, - вздохнула Эмма. - Хотя на Карена слишком непохоже... Несчастная мать!
Как раз на Карена это очень похоже. Валерий осторожно потер левый бок.
Маргарита терпеливо ждала на другом конце провода. Ашот неслышно подошел к ней и ласково взял за плечи.
- С кем ты разговаривала, рыжая?
В его глазах было столько заботы и тревоги, что Марго, увидев их, снова разрыдалась и положила трубку, не дождавшись ответа.
- Я... с Малаховой... заболел, - бессвязно прорвалось у нее сквозь слезы, - позвони... в милицию...
И Маргарита протянула мужу телефонную трубку. Ашот в задумчивости повертел ее в руках.
- Возможно... Только не в милицию. У меня есть кое-кто значительно выше. Дуся, пожалуйста, сделай Рите теплую ванну и успокаивающий чай.
Дуся с готовностью бросилась к Маргарите и увела ее с собой. Ашот бросил взгляд на сына.
- Тебе лучше лечь спать, - с необычной нежностью сказал он. - Ты видишь, мама расстроена, не добавляй ей лишних волнений.
- Карен найдется, папа? - спросил Левон, послушно вставая.
- Конечно, найдется, - набирая номер, уверенно ответил Ашот. - И очень скоро.
Но скоро не получилось. Заснул уставший Левон, упала на кровать, наглотавшись успокоительных таблеток, Маргарита, только Ашот продолжал сидеть возле телефона, да Дуся неслышной тенью скользила по комнатам, опасаясь беспокоить окаменевшего хозяина. Ближе к утру Джангиров вызвал водителя, собираясь куда-то, и тут входная дверь тихонько стукнула. Ашот бросился в переднюю. На пороге стоял Карен, живой и здоровый... Вот только лицо у него было непонятное, в утренней первой дымке, сквозь которую ничего не разглядеть.
- Ты извини, папа, я не смог предупредить о задержке, - ровным голосом, как ни в чем не бывало, произнес Карен. - Мобильник разрядился. В следующий раз я постараюсь сообщать, когда вернусь.
- В какой еще следующий раз? - прохрипела за спиной у Ашота Маргарита, вскочившая с постели. - О каком следующем разе ты говоришь?! Где ты был, Карен?! Почему ты совершенно не думаешь ни обо мне, ни о папе, ни о Левоне?! Посмотри на меня! Посмотри на Дусю, она плачет!
- Это от радости, Риточка, от радости, - Дуся заливалась счастливыми слезами. - Мальчик нашелся, Господь смилостивился над нами!
Карен внимательно, с некоторой долей мужского презрения и превосходства, окинул взглядом отекшую растрепанную мать, ревущую Дусю, озадаченного отца и бесстрастно попросил:
- Не начинай истерики, мама! Ты слишком это любишь. Что, собственно, произошло? Покорми меня, пожалуйста, Дуся, я голоден, как зверь.
Радостно закивав, Дуся бросилась на кухню. Маргарита с недоумением и нарастающей болью непонимания рассматривала сына.
- Ты вырос, - сказала она с трудом. - Такой бесчувственный, такой чужой...
- Я очень рад: ты поняла наконец, что я вырос, - отчеканил Карен. - Вопрос о моих чувствах оставим открытым.
- Почему ты молчишь, Ашот? - закричала вдруг Маргарита, не выдержав сыновних заявлений и боясь продолжения. - Почему ты все время молчишь?! Неужели ты считаешь все, что происходит, нормальным и естественным?! Неужели ты оправдываешь и понимаешь его?! Ты ведь сам не спал всю ночь, не отходил от телефона ни на минуту! Скажи что-нибудь, сделай хоть что-то, в конце концов!
- Да, - вызывающе закончил Карен. - Убей меня, например. Или для начала дай мне в морду, - и он весело засмеялся, нагло потянувшись к отцу.
Ошеломленная Рита замолчала. Ашот, тоже немало потрясенный и стилистикой, и поведением Карена, пристально вглядывался в лицо сына. Начинали просыпаться нехорошие, смутные подозрения. Что, собственно, произошло? Мальчик вырос. И стал мужчиной. Похоже, это никакие не подозрения, а истина, иначе почему он так искрится торжеством первой победы? Откуда такая нескончаемая радость, которая рвется наружу? Ведь не с приятелем Карен гулял где-то всю ночь напролет, конечно, нет...
- Я думаю, самое лучшее из всего, что ты сейчас сказал, - твое обещание предупреждать о своих поздних или, точнее, ранних возвращениях заблаговременно, - произнес Ашот. - Надеюсь, ты не будешь в дальнейшем об этом забывать. Как и не забывать заряжать мобильник.
- Не буду, папа, - сказал Карен и перестал улыбаться.
Он смотрел в лицо отцу открытым, спокойным, взрослым взглядом. Двое уже почти равных мужчин как бы заново оценивали друг друга, снова учились друг друга понимать. И поняли. Ашот усмехнулся краешком рта.
- Ты хотел есть, - напомнил он.
- Да-а, - блаженно протянул Карен. - И холодный душ. И спать...
Ашот согласно кивнул.
- Спать?! - опять истерически завизжала измученная Маргарита. - Объясни мне, Ашот, что происходит?! Ты, часом, не сошел с ума? Ему нужно в школу, а не спать! Почему ты соглашаешься с ним? И как ты можешь всерьез давать согласие на его отлучки по ночам, я не понимаю, Ашот!
Двое мужчин внимательно переглянулись.
- Иди к Дусе, сынок, - сказал Ашот. - Мамой я займусь сам, - и он бережно обнял рыдающую Маргариту. - Пойдем со мной, рыжая... Тебе надо отдохнуть. И предоставь мне решать, что сейчас лучше делать Карену. Пойдем, а то мне скоро уезжать.
Маргарита подчинилась. Впрочем, она всегда так делала. Черные глаза Ашота смотрели ласково и задумчиво.
- Рыжая, мальчик вырос, - убеждал он жену. - Ты же сама только что говорила! Что тебе еще не ясно?
Рита плакала и никак не могла остановится. Ей было неясно ничего.
Левон открыл глаза около двенадцати дня и удивился, почему его никто не разбудил. В квартире царили необычные тишина и полумрак. Неутомимый, не знающий усталости отец уехал по делам, полубольная мать забылась тяжелым сном. Карен до сих пор спал, в его комнате, судя по всему, были спущены шторы, оттуда не доносилось ни звука. Левон встал и босиком отправился в комнату брата.
