В школе он всегда уверенно ходит, твердо смотрит прямо в глаза, категорически говорит и часто улыбается. Это игра. Только он не Глеб, а потому играет плохо и бездарно. И параллельная игра в семью с Эммой и в любовь с Олесей. Он попробовал провести все игры до конца. И проиграл. Во всех трех. И проигрался. В пух и прах. Чего вы еще ждете, Валерий Семенович?
Нет, он никогда ни о чем не жалел. Он просто помнил. И воспоминания обжигали всякий раз, не ослабевая от времени, а наоборот, становясь день ото дня все острее и острее. Очевидно, до старости пока было далековато.
Странным свойством она обладала, эта память. Никакой системы, никакой последовательности. Кусочки, обрывки, отдельные фразы, ничего не значащие выражения... Все, что запомнилось, казалось теперь Валерию случайным, бессвязным, совершенно не нужным. Хотелось запомнить совсем другое: важное, необходимое, хорошее, а приходилось довольствоваться тем, что осталось, хранить эти жалкие обрывки и дорожить ими, как великой ценностью. Их тяжело сейчас ворошить и еще тяжелее знать, что они отныне навсегда с тобой. Обманывая себя, Валерий думал, как было бы спокойно, если бы воспоминания вдруг исчезли. Молодая неопытность, всегда верящая только в лучшее, - где она? Вот Карену ее не занимать. Валерий тоже пробовал когда-то не замечать преград на своем пути. Но преградой оказалась Олеся.
Опять подошла Эмма, посмотрела ласково и заботливо. Нет, Валерий не считал себя преступником и виновником ее несчастья. Не сложилось - значит, не сложилось. Из ничего не выйдет ничего, об этом твердили еще в далеком прошлом. Но не сложилось нигде и ни в чем. Почему он вдруг начал так лелеять воспоминания? Настоящее имеет конец, прошлое - никогда. Память дарует ему вечность.
Память, оказывается, была разной. Что-то свое помнили глаза, уши, волосы, пальцы... Но самая долгая, бесконечная память была у тела. Сколько бы ни прошло времени, потихоньку стиравшего выражение глаз и черты лица Олеси, интонации ее голоса, манеру говорить и ходить, какие-то почти неуловимые ее черточки, движения и жесты, свойственные лишь ей одной, тело помнило все так, словно они расстались сегодня утром и вечером снова увидятся.
Да, он проиграл. Может быть, потому, что жил всегда лишь для окружающих, для всеобщего обозрения. Видите, какой я сильный и умный? Какой я хороший! Хотелось быть лучше, чем есть на самом деле. По крайней мере, казаться таким. Смотрите, смотрите!.. А что на тебя смотреть? Не на выставке...
Он потерял не Эмму и Олесю, а себя. Именно поэтому вернуть ничего нельзя. Регенерация души невозможна. Где искать теперь любимое лицо? Как найти его и прикоснуться к нему хоть на мгновение?
Стараясь нигде и ничем не выдать себя, Валерий тщательно скрывал свою боль и мучения от чужих глаз - горькие семейные тайны лучше всего забывать дома, оставлять за плотно закрытыми дверьми и задернутыми наглухо занавесками. Никто не заподозрил, что прячется за отлично выкрашенным фасадом их семейного здания. Какой тяжкий труд - возводить свой дом! А он и не возводил его никогда, даже не пытался. Все получилось само собой. Наверное, именно поэтому ничего не получилось. Никто не знал, что Валерий не любит жену, и все думали и говорили:
- Какая хорошая, приятная семья! Всегда вместе, всегда дружны.
И Малахов, ненавидя и презирая себя в глубине души, улыбался искусственной японской улыбкой, и Эмма весело рассказывала о бесконечной, безумной работе мужа, от которой ей житья нет, а вокруг умиротворенно смеялись и снова думали: "Вот хорошая пара!"
Не любить, но жить вместе - значит, постоянно пытаться себе доказать, что Эмма умна, заботлива, внимательна, убеждать себя все время в том, что она добрая, ласковая, любит его и Семена. Все прощает и все простит Валерию. А ему как раз не нужно, чтобы прощали. Его нельзя больше прощать, слишком много на нем тяжких грехов, слишком много он совершил преступного, страшного. И нет ему больше прощения.
Какой тоскливый сегодня день, какой длинный! Директор задумчиво смотрел в окно. Завтра... А почему, собственно, завтра? Он встанет прямо сейчас и поедет в школу. Нужно собраться с силами и увидеть Олесю и Карена. Иного выхода у Валерия нет.
Карен весело покачивался с пятки на носок, словно ребенок, возле школы. Какой сегодня изумительный, волшебный, туманный день: день Олеси! И совсем скоро, через несколько минут, она выйдет, и они поедут к ней. От нетерпения Карен запрыгал на месте. Ну, скорее же, скорее, любимая! Тебя здесь так ждут!
Но из неожиданно подъехавшего такси вышел бледный, подтянутый, собранный Валерий Семенович и медленно двинулся к школе. Директор неторопливо прошел мимо Карена, спокойно и сдержанно кивнув на его приветствие, и вошел в здание. Карен озадаченно посмотрел Малахову вслед. Он выздоровел? Непохоже. А зачем тогда приехал? И не грозит ли его появление чем-нибудь скверным для Карена?
Всю неделю мальчик прожил в состоянии экстаза, близкого к безумию. Он не замечал ничего вокруг: ни изумленных глаз Дины, ни настороженных и изучающих - матери, ни усмехающихся и внимательных - отца. Он видел одну только Олесю, ее одну, и еще немного замечал то, что ей принадлежало и ее окружало: Полину, старенький "москвичонок", уроки литературы...
Мир вокруг него взорвался и исчез. Осталась единственная реальность - мы. Мы - это он и Олеся, Олеся и он, и ничего больше нет на белом свете. Они существовали вне времени и пространства, отдельно от людей, домов, деревьев. В мире, где жили они одни, не было учителей и экзаменов, родителей и уроков, в нем не было машин и автобусов, дождей и снега, Дины и Валерия, дорожек и шагов... В нем не нашлось измерений, и Карен погрузился туда так глубоко, что ему казалось: им нет пути назад. Они останутся с ней вдвоем, навсегда, и пусть все остальное будет без них. Они обойдутся. Ведь они - это так много, этого хватит на всю жизнь. Ты и я, ты и я - безбрежный, бескрайний, безопасный океан! Ничто не может вернуть их обратно, возвратить из настоящего, подлинного бытия вдвоем в небытие вместе с остальными. Ничто...
Карен грезил всю неделю. Он пребывал в блаженном состоянии духа, охватывающем каждого влюбленного в самом начале любви.
Олеся очень боялась встретиться с Кареном после того рокового вечера, когда она внезапно для себя, второпях, так опрометчиво поступила. Ее раскаяние было искренним, но недолгим. Стоило через день увидеть опять стремительно побледневшего Карена, как Олеся, испугавшись его очередного обморока, четко поняла: ей уже никуда не деться. Никуда не уйти, не спрятаться ни от этого мальчика, ни от самой себя...
К счастью, второго обморока не последовало. И удачно избежав опасности, Карен тотчас взял себя в руки. Отныне никаких эксцессов. Никто ни о чем не должен догадываться, даже проницательная Дина. В общем, мальчик отлично справился с поставленной задачей. Благодаря его хладнокровию, чуточку передавшемуся Олесе, в школе ничего не заподозрили. Волевой Карен положительно влиял на Олесю, панически боявшуюся себя выдать. Ее слабость неплохо уравновешивалась его выдержанностью, хотя ситуация становилась сложнее и сложнее день ото дня. Болезнь Валерия вызвала у Олеси новый приступ отчаяния и обострила едва успокоившееся чувство вины.
И вдруг директор нежданно-негаданно появился в школе, опровергнув утверждение Эммы, что муж разболелся всерьез. Его появление всех обрадовало - Малахова уважали и любили учителя и ученики. Обрадовало всех, кроме Олеси. Ее застывшее лицо и страдающие глаза привлекли бы внимание многих, но Валерий быстро догадался увести ее к себе в кабинет под предлогом выяснения организационных и учебных вопросов.
Олеся села на стул и тихо заплакала.
- Да ты сегодня не в форме! - дружелюбно, почти ласково сказал Валерий.
От его доброго голоса и нежной интонации Олеся зарыдала еще пуще.
- Откуда водицы столько взяла? Небось, много лет собирала? Тебе не идет, перестань, ты не княжна Марья и от слез, увы, не хорошеешь! Да ты мне нравиться больше не будешь, честное слово! И твоя волшебная косметика сейчас размоется!
Нет, все-таки общение с Глебом не прошло для Валерия даром.
- Французская... несмывающаяся... - улыбнувшись сквозь слезы, прошептала Олеся.
- Какая жалость! - посетовал Валерий, протягивая ей стакан с водой. - Купи себе что-нибудь попроще, тогда будешь бояться плакать. Посмотри на себя в зеркало, вся зареванная!
Олеся снова улыбнулась и с удивлением заметила:
- Ты изменился... Ты... как бы точнее сказать... стал сильнее...
- А это ты меня закалила, - грустно усмехнулся Валерий. - Возле тебя сначала бросает в жар, потом в холод без всякой передышки. Называется контрастный душ - лучший метод закаливания.
Олеся сникла.
- Я так виновата перед тобой...
- Вот только не надо о грехах! - досадливо поморщился Валерий. - Не начинай покаяния! Совершенно не твоя роль! Кстати, все лучшее в литературе замешено именно на чувстве вины. Шекспир, Достоевский, Гете... Учти как литератор. И давай договоримся с тобой об одном. Я все прекрасно понял и буду стараться сохранить вашу тайну. Попытайся тоже себя ничем не выдать: ты хорошо понимаешь, каким скандалом здесь пахнет. Ни мне, ни моей школе с ее престижем, ни тебе, ни мальчику этого не нужно. Он, между прочим, несовершеннолетний, ты хоть что-нибудь соображала? Остальное ты будешь решать самостоятельно. Я обещаю не мешать, не устраивать сцен и не досаждать звонками. Прошу лишь максимально сохранить в тайне ваши отношения для вашего собственного и моего спокойствия. Больше говорить на эту тему не будем. Только в критической ситуации, если таковая возникнет.
