Мы с продавщицей переглянулись.
– Сморчок?
– «Колу» будете брать? – засмеялась девушка.
Никакого срочного поезда у дамочки не было, как я и предполагал. Она сидела в соседнем ряду зала ожидания спиной ко мне. Я, незамеченный, пил «колу» и читал дешевый таблоид, купленный в том же магазине, изредка поглядывая на тетку. Не могу сказать, что я простил ей хамство, но к тому моменту кипение сошло на нет. В конце концов, если немолодые дамы на пороге твоего сорокалетия все еще говорят тебе «ты», это не может не радовать. Вот если бы она еще не плевалась…
Минут через десять я почти забыл о ней, потому что меня разморило. Я сложил газету, бросил ее в соседнее кресло, намереваясь сомкнуть очи и немного вздремнуть.
Увы, меня ожидало новое приключение.
К даме подсел молодой человек, почти юноша. Причем юноша довольно противный – неприкаянный и не обремененный какими-либо общественными нагрузками вроде учебы в школе или работы хотя бы грузчиком в продуктовом магазине. Парень явно добывал себе пропитание прямо здесь, на вокзале, и в данный момент он проявлял недвусмысленный интерес к содержимому сумочки моей хамоватой знакомой. Сама мадам то ли уснула в кресле, дожидаясь своего «уходящего поезда», то ли медитировала, глядя на гигантский витраж, украшавший фасад вокзала.
Что я мог бы сделать в данной ситуации, будь я добропорядочным гражданином? Попытался бы вмешаться и схватил за руку молодчика? Будь я не столь трусоват, как все среднестатистические российские мужики (парнишка, убегая, вполне может полоснуть меня заточенной бритвочкой, и это будет очень несправедливая цена моего вмешательства), я бы поучаствовал в спасении теткиной наличности, но… эта сука меня обидела и пусть теперь расплачивается за это. За все надо платить, сударыня.
Парнишка аккуратно вспорол дамскую сумку, засунул внутрь руку и аккуратно, почти ювелирно, нежнее, чем акушер вынимает дитя из материнского чрева, выудил массивный бумажник. Еще пара мгновений – и он будет праздновать победу.
Я огляделся. Поразительно, но, кажется, кроме меня, никто этого не видел, хотя некоторое количество неприкаянных пассажиров присутствовало. Похоже, у карманников действительно особое чутье, они спинным мозгом улавливают момент, когда можно успешно обстряпать дело. Уверен, даже камеры наблюдения, висевшие по углам этого огромного зала ожидания, не сумели четко зафиксировать момент дефлорации сумочки.
Юноша аккуратно переправил бумажник во внутренний карман своей кожаной куртки, посидел рядом еще пару мгновений и поднялся…
…черт, и направился в мою сторону.
Я сидел в самом конце ряда кресел. У меня за спиной – лестница на первый этаж и длинный коридор со спусками на платформы. У карманника было два выхода: либо дернуть по лестнице вниз и слиться с толпой на привокзальной площади, либо затеряться среди пассажиров, ожидающих поезда на конкорсе, благо сегодня день тоже достаточно оживленный. Но в любом случае парень пройдет мимо меня. На принятие решения у меня оставались буквально какие-то секунды. Во рту снова появился гадкий привкус, только на этот раз не один скунс, а целый выводок, обустроили у меня внутри отхожее место. Мерзейшее ощущение.
Секунды, секунды, секунды… Прав был поэт Роберт Рождественский, призывавший не думать о них свысока. В жизни каждого из нас наступает время, когда ценность секунд возрастет настолько, что ты задыхаешься от возбуждения, колеблясь между двумя вариантами своих действий. «Казнить нельзя помиловать» – просто детский лепет по сравнению с тем, что я испытывал в те короткие мгновения, когда парень с только что украденным кошельком сокращал расстояние со мной. В груди у меня начался «благовест», которому позавидовала бы приснопамятная Тамара, упокой, Господи, ее израненную душу.
Дамочка в сером пальто, несомненно, хамила и будет хамить всю свою жизнь, а хамов надо наказывать, тут я с тобой, мамуля, согласен на все сто процентов. Но уполномочен ли я, дюжий смерд, выбирать меру наказания? Едва ли. И есть только один способ заставить колокола в моей груди заткнуться.
Когда парень поравнялся со мной, небрежно скользнув взглядом, я вытянул ногу. Он запнулся, покачнулся, выставил руки. В какой-то момент мне показалось, что прием не удался, он восстановит равновесие и, озверев, накидает мне таких кренделей, что придется завязывать с вокзальный дежурством и отправляться в травмпункт. И из-за чего стоило так рисковать?
Но я ошибся. Юноша полетел вперед. Красиво, будто нырял в воду, красуясь перед девчонкой. Пару секунд спустя он уже лежал на бетонном полу лицом вниз. Мне следовало поторопиться.
Не дав ему упереться руками в пол и подняться, я подскочил к лежащему телу, надавил коленом на позвоночник, заломил правую руку. Я когда-то учился этому по видеокурсам, но опробовать в реальном деле все никак не доводилось. С почином тебя, Серега!
Парень заорал. Но не от возмущения, а от боли. Вокруг засуетились люди. Многие стали оборачиваться, подходить, задавать вопросы. Даже моя хамоватая дамочка подскочила в кресле, но, когда узнала меня, расплылась в какой-то торжествующе-неприятной улыбке. Дура.
– Зовите ментов, – попросил я седого мужчину, стоявшего ближе всех. – Я взял карманника.
Судьба снова свела меня с капитаном Самохваловым. Впрочем, на этот раз мы не имели ничего против. Он даже похлопал меня по плечу и похвалил за гражданскую сознательность. Случилось это уже после всех официальных мероприятий, связанных с задержанием преступника. Я долго и утомительно давал показания, расписывался в протоколах, опознавал и осознавал. Честно говоря, знай я раньше, чем обернется мой безрассудный гражданский подвиг, взял бы дополнительную минуту на размышление, прежде чем валить юношу на пол.
В конце концов все ушли, а мы с капитаном снова остались в его кабинете вдвоем. С момента нашей последней встречи три дня назад Самохвалов привел себя в порядок, лицо его приобрело здоровый оттенок, а в глазах появилась серьезность, более подобающая офицерам милиции.
– Ну что, – сказал он, – поздравляю.
– Спасибо, – смутился я.
– Не спеши благодарить. Ты еще не понял, во что вляпался? Теперь тебе точно придется убираться с нашего вокзала и ждать свою женщину в другом месте.
Я приоткрыл рот.
– Не делай вид, что не смотришь эти дурацкие документальные фильмы про железнодорожные вокзалы.
Я сглотнул. Скунсы у меня во рту нагадили так, что хотелось прямо сейчас бежать в уборную.
– Парня подержат немного и отпустят, – продолжал Самохвалов. – Он вернется и свернет тебе шею… Хотя нет, не успеет, потому что до его возвращения шею тебе свернут его приятели.
– Приятели?
– Они же не работают в одиночку. Если бы дамочка принялась суетиться, сообщник вора отвлек бы ее внимание, прикрыл отход, а третий перехватил бы кошелек и смылся задолго до появления ближайшего сержанта.
– А камеры в зале?
– Хм… если хочешь, я тебе покажу потом запись. Разрешение у наших камер так себе, да и смотрят они, как правило, всегда в другую сторону.
Я молчал. Не могу сказать, что услышал какое-то откровение, но о подобном повороте событий я в тот момент почему-то не подумал.
– Если бы ты поймал его в переполненном автобусе, – хладнокровно добивал меня капитан, – мог бы просто дать в рыло и выбросить на остановке, а кошелек вернуть пострадавшему. Конечно, вор должен сидеть в тюрьме и все такое, но скажу тебе как профессионал: эту саранчу не пересадишь, камер и так не хватает, так что иногда лучше просто врезать как следует по зубам, чтобы рефлексы вырабатывались… Зачем тебе был нужен этот пиар?
Он все-таки посмотрел на меня, колючий и опасный капитан милиции. Как я мог купиться на его обаяние! Правильно учит канал «Энимал плэнет»: не держите дома крокодила, пусть даже он вырос у вас на руках и пил молоко из бутылочки; он все равно крокодил, а вы – его потенциальный завтрак.
– Крышуете вокзал? – спросил я.
Его брови поползли вверх.
– Серега, не наглей.
– Нет, серьезно. – Я не мог успокоиться. Поведение Самохвалова казалось мне чудовищным предательством. Ведь мы с ним всего три дня назад пили водку и рыдали друг у друга на грудях, жалуясь на баб. – Они вам отстегивают?
Капитан ничего не ответил. Открыл ящик и без лишних эмоций выложил на стол пистолет в кобуре.
– Теперь я вынужден тебя убить, как опасного свидетеля, – не улыбаясь, изрек Самохвалов. – Что-нибудь хочешь сказать перед смертью?
– Нет…
– Так-то лучше. Давай забирай свою тощую задницу и уноси ее отсюда, иначе парни тебя прирежут где-нибудь на транспортировочной платформе. И не болтай ерунду. – Он неторопливо закурил, откинулся на скрипучую спинку стула. – Я мог бы их вагонами отсюда вывозить, план делать и звезды зарабатывать.
