Как он туда попал — до сих пор остаётся загадкой. Просто пришёл, и его взяли на испытательный срок. И он выдержал этот срок.
Проще говоря, Андрей оказался в нужное время и в нужном месте.
— Ба, я — прекрасно.
— Как там ваша новостройка?
— Уже отделочные работы начались.
Тут в бабушкину комнатку зашла Антонина. Нет, не успокоилась она. Глаза её устремлены были на старшего сына. И красивое его лицо, и дорогой костюм, и галстук — ранили сердце Антонины, так глубоко, что она держала руки у груди.
Чтобы сердце не выскочило, наверное.
— Андрюха, это всё хорошо, — сказала Антонина, но ты мне тут перед бабушкой…ты мне скажи, как на духу! Андрюха, ты не воруешь?
Андрей обнял мать за плечи.
— Эх, ма! Шакал я, шакал… Всё ворую, ворую… видишь, на стрёме тут стою…
Антонина сначала не поняла. А потом слова Василия Алибабаевича дошли до неё, и она опустилась на стул.
— Ах ты… Ах ты, редиска… нехороший ты человек! Да я тебя сейчас… Да я тебя сейчас выпорю!
— Пори! Пори меня, мама, пори!
— Да ладно вам! — сказала баба Шура. — Можешь его выпороть, Тоня, только не в моей комнате. Я всегда была противником телесных наказаний.
— А кто давал мне подзатыльники? — Антонина упёрла руки в бока и грозно посмотрела на мать.
— Ишь ты, вспомнила! — сказала баба Шура. — Я тогда молодая была, глупая…
— Ладно, прощаю, — сказала Антонина. — Прощаю обоих, и иду курицу вынимать.
— Как же всё-таки у тебя там с этим делом? С воровством? — спросила Андрея бабушка Шура, когда за Антониной закрылась дверь.
— Да как, ба, тебе сказать… — Андрей снял пиджак, повесил его на спинку стула, и ослабил узел галстука.
— Да как есть, так и скажи.
— Понимаешь, ба, прямого воровства, в моём положении, конечно нет. И быть не может, по определению. Иначе бы я и дня не удержался там, в своей конторе. Да и платят мне… Я получаю две тысячи баксов, не считая премий, и других выплат. Если учесть, что Лиза тоже получает не меньше шестиста… нормально получается.
— Конечно. Что же тебя смущает?
— Система, ба. Воровство заложено в самой системе. Как ее не назови. Хочешь — бизнесом назови, а хочешь — ещё как-нибудь. В самой системе добычи и распределения. В распределении доходов, в структуре потребления. И чем выше забираешься по служебной лестнице, тем больше ты становишься зависимым от этой системы. И поступать иначе, чем заведено в системе — просто нельзя. Тебя моментально проглотят. Или растопчут. И чем дальше ты туда забираешься, тем больше это становится понятным.
— Тебе предлагают повышение?
— Да. Это ещё не высокая ступень. На высокие ступени есть другие люди, кроме меня. От клерка до хозяина — дистанция огромного размера.
— Так не рвись вверх.
— Ба, я не рвусь вверх. Но я не могу быть на месте, ба. Меня изнутри толкает.
— Это неплохо, что толкает. Я понимаю, о чём ты говоришь. Меня тоже, хоть я уже старая, толкает изнутри, и заставляет что-то делать. Чего-то искать. Только имей в виду — когда толкает, надо удержаться, чтобы «башню не снесло». Как тут изволил выразиться один молодой человек…
— Ба, ну ты даёшь!
— Если повышение не чревато, его можно принять. И, пока ты будешь осваиваться на новом месте, ты попробуй принять другое решение. Возможно — то, что толкает тебя изнутри, может быть направлено в другую сторону? — бабушка Шура посмотрела на Андрея.
«До чего же хорош!» — подумала она.
— Всё, ба, решено! Я буду собирать спичечные этикетки!
— Вот-вот, очень полезное занятие. Можно ещё — марки собирать.
— Нет, ба, на марки — у меня денег не хватит. Чтобы собрать нормальную коллекцию марок, надо быть Ротшильдом!
— Ладно, тогда сойдут и спичечные этикетки, — сказала бабушка Шура. — Если ничего не придумаешь другого.
И потрепала солидного клерка за вихры.
Васька пришёл вечером с тренировки, и Пашка пришёл к ужину. Не так уж часто это и бывало, когда все собирались за одним столом.
— Внимание, внимание! Па, давай тост! — перекрикивая застольный гомон, громко сказал Андрей.
Василий Андреевич, похудевший, и какой-то ссутулившийся, встал, держа маленькую рюмочку с водкой. Этой рюмочки ему хватало на всё застолье.
— Ну что, ребята… — сказал он. — Я так рад, что мы все тут собрались. Вам, мама, низкий поклон.
Он повернулся в сторону бабы Шуры и слегка склонил голову.
— И тебе поклон, моя благоверная жена, — поклонился он и в сторону Антонины.
Затем Василий Андреевич выдержал паузу, закончил свою мысль:
— Ну, и чтоб Кремль стоял!
— Ура! — закричали все.
— Уля! — закричала и маленькая Дашка, прыгая на коленях у бабушки Антонины.
После ужина Андрей сразу стал собираться.
— Мне надо, ма! У меня завтра рабочий день. Правда, с одиннадцати и до четырёх, но рабочий. Пока я доеду…
— Не верь ему, мама, он врёт! — встрял в разговор Васька. — Никакого у него рабочего дня, в субботу, нет, и быть не может. Он к Лизаньке-подлизаньке своей едет. Боится, что она завеется от него, куда-нибудь подальше! Или банкира найдёт, да покруче!
— Да, это точно! — поддержал Ваську: и Паша. — Ну где вы видели, чтобы нефтяные магнаты работали в субботу?
— Ах, вы так! Ну, тогда держитесь.
Андрей сделал «страшное» лицо и двинулся на братьев.
— Дашка, пошли в сторонку! — и Антонина убрала Дашку, от греха подальше.
— Нет, не даром, братцы,
в каждой чайной
Есть картина «Три богатыря».
Пропел Василий Андреевич, и тоже отошёл в сторонку.
Трое братьев сцепились посреди комнаты. Задача была ясна — надо было завалить старшего. Казалось бы, для Васьки — это легко. Но, не тут-то было. Андрей тоже тренировался. Школа самозащиты в его конторе приветствовалась.
Андрея завалить — это было дело не простое. Ох, какое не простое! Пашка отлетел с поля боя первым, потирая ушибленную руку.
Началась битва титанов.
Васька сцепился с Андреем.
Сначала не выдержал диван. Ножка подломилась, в очередной раз. Затем отлетел стул, и спинка его жалобно скрипнула. Стол отъехал в сторону.
— А я тебя так!
— А вот так — не хотел?
— Да мы таких — одной левой делаем!
— А попробуй!
— А попробую!
— Ну всё, хватит! — сказала, Антонина, когда у дивана хрустнула вторая ножка. — Боевая ничья.
— Не, ма, так не честно! — Васька поднимался с пола, потирая бок. — Ещё немного, и я бы его завалил!
— Ещё неизвестно, кто кого бы завалил! — отозвался и Андрей.
— Да, — сказала Антонина. — Ещё немного, и завалился бы дом.
— Вам, мальчики, надо бы во чисто поле, да во широкое раздолье, — сказала бабушка Шура, стоя в проёме дверей.
— Вообще, я там привёз тебе одну вещь, а теперь и не знаю — вытаскивать, или как?
— А где же эта вещь?
— В багажнике. Ладно уж, пошли! — и Андрей сгрёб Пашку в объятия.
Пашка поддался.
— Спортсмены тоже приглашаются, — Андрей посмотрел в сторону Васьки. — Там как раз для них работа по интеллекту.
— Ну, пошли, поработаем! — отозвался Васька. — Интеллектом — так интеллектом.
В багажнике лежал компьютер. Пашка — прыгал от радости.
— Такой дорогой подарок, сынок! — сказала Андрею Антонина.
— Ма, это мой компьютер, старый. Хотя он — совсем не плохой. Я себе купил уже новый, нового поколения, и монитор другой. Так что — не переживай.
— Храни тебя Бог, Андрюша, — сказала Антонина. — Храни тебя Бог.
— Бабушка, а ты чего… такая? — Дашка гладила своей ручкой сморщенную кожу на руке бабушки Шуры.
— Какая, Дашенька?
— Такая…
— Да я просто старая, Дашенька, — и бабушка Шура погладила Дашку по головке. Смешные хвостики, цветные заколочки…
— А баба Тоня какая? — продолжала Дашка.
— А баба Тоня — молодая.
— А…
Дашка сползла со стула, походила по бабушкиной комнатке, и снова спросила:
— Бабушка, а ты что делаешь?
— Книгу читаю.
— А я тоже умею читать. Я беру книжку и картинки читаю. А почему твои книжки — без картинок? Они же не интересные, да?
— Нет, интересные. Там просто — про всё написано буквами.
— А я тоже знаю букву одну. «О» — букву, кружочек такой. Вот такой.
Дашка сложила губы трубочкой, и пропела:
— О-о-о… Только одну букву — не интересно знать. — сказала она.
— Это точно, — ответила Дашке бабушка. — Всё, что ты знаешь не до конца, и всё, что ты не смог сделать — до конца, может мучить тебя, и томить твой дух.
— Что?
Дашка на минутку притихла. Вероятно, обдумывала сказанное бабушкой.
— А… А я рисовать хочу, — Дашка дёрнула бабушку за рукав. — Ты мне дашь бумагу и ручку? Ты мне дашь?
