Если бы это была не бабушка, разве стал бы Васька что-то подобное слушать!
Всё то, что гибелью грозит,
Для сердца грешного таит
Неизъяснимы наслажденья…
Бабушка остановилась и спросила:
— Похоже ли на то, что ты чувствуешь?
— Что это ты такое… прочитала? Это кто сочинил?
— Это Пушкин. «Пир во время чумы». «Маленькие трагедии». Ты разве не читал? Правда, в школе это факультативом шло. Раньше.
— Ба, у нас такая была по русскому училка…
— Да ты и сам…
— Да я и сам… — и Васька усмехнулся. — Но это здорово. То, что ты прочла.
— Неплохо было бы тебе это перечитать. Но главное, что следует знать… Это то, что некоторые страсти красивы, но только поначалу. По сути же своей, все страсти — гибельны. Любая страсть порабощает и ведёт к гибели.
— Почему это — сразу к гибели? Я не собираюсь гибнуть!
— А тебя и не спросят. Ты отдаёшься, а тебя берут. Я тебе сейчас скажу нечто иное. Ты знаешь, я бы раньше такого не могла сказать. Я раньше была совершенной материалисткой, и в такие дела не верила.
— А кто ты сейчас, ба?
— Я верующая. У меня изменилось мировоззрение, и я считаю дух — первичным, а материю — вторичной.
— Так это так и есть!
— Я рада, что у тебя нет сомнений на этот счёт. А если ты в этом уверен, тогда тебе следует быть последовательным. Я сейчас тебе всё-таки скажу то, что хотела сказать. Скажу… были воины такие в древности, в незапамятные времена. Они назывались «берсерки». Это были могучие воины, и про них ходила такая легенда, что они могли подниматься, во время сражения, над полем боя, в виде духов. А в тела их вселялись духи битвы. И они могли видеть сверху, как сражаются их тела. Они не ощущали ни боли, ни страха, как и ты. То есть, на время битвы они отдавали себя злым духам. Духам раздора, убийства, и войны.
— Ты хочешь сказать…
— Вот — высшая степень страсти. Возможно, и с тобой происходит что-то подобное. Как это ни печально. Когда твою «башню сносит». Каков в человеке дух, таковы и действия его.
— Ба, но если во мне этого не будет, тогда мои занятия, и мои игры — утеряют всякий смысл. Останется простая физзарядка.
— Вроде того.
— Ну, и что же мне тогда делать?
— Когда у тебя тренировка?
— Да сейчас, уже надо бежать.
— Ну и беги на тренировку, а когда что-нибудь надумаешь — приходи. Можем обсудить.
— Ба, давай я такси возьму, и всё-таки повезу тебя на игру. Это же так здорово!
— Давай. Только надо, чтобы кто-то назад меня привёз, минут через тридцать, максимум. Ты же не сможешь с поля уйти. Ты с Пашкой сговорись.
— Ба, ты у меня будешь сидеть в королевской ложе.
— Согласна.
И бабушка перекрестила закрытую дверь, когда она захлопнулась за Васькой.
— Ма, я не могу больше!
Антонина сидела на том же стуле возле письменного стола, на который садились все, приходящие в маленькую комнатку бабушки.
— Ма, я так устала, что больше не могу…Работа — дом, работа — дом… Я иногда уже забываю, что я ещё женщина. Да что там женщина! Я забываю, как меня зовут! У меня уже никаких желаний, никаких стремлений не осталось! Только чтобы всё было в порядке, и всё!
Антонина, конечно, лукавила. Не очень сильно, правда. Но лукавила. Была у неё давнишняя мечта. Маленькая такая, но такая заветная! Мечтала Антонина о хороших, дорогих, добротных кожаных туфлях. Мечтала давно и безнадёжно.
Последние подобные туфли она сносила ещё тогда, когда Вася был на заводе одним из ведущих инженеров. А она, Антонина, исполняла должность заведующей детсадом.
Примерно два года была она заведующей. А потом пришлось Антонине должность оставить. Времена начали меняться, а Антонина измениться не могла. Не могла прогибаться под продажное начальство, не могла взятки давать, не могла эти же самые взятки брать… И воровать не могла…
Пришлось уйти. Антонина закончила курсы бухгалтеров, освоила компьютер. И теперь «работала на фирме» бухгалтером.
Фирма было не особенно богатой, но стабильной.
При сложении двух зарплат — её, и Василия Андреевича, вместе со всеми подработками, получалось примерно столько, чтобы неплохо поесть, и кое-что купить из одежды.
Но вот на кожаные туфли… Нет, не получалось… Последняя, наиболее сопоставимая с ценой туфель сумма, уплыла к Ваське, на рэгбийныё бутсы.
Семья даже готова была к тому, чтобы купить компьютер. Всё-таки студент в доме, и не сегодня-завтра другой будет. Но тут заболела бабушка, и компьютер помахал ручкой.
— Тоня, ну не кисни. — сказала дочери бабушка Шура. — Смотри, какие богатыри у тебя вымахали. Скоро зарабатывать начнут.
— Когда они начнут зарабатывать, мне уже нужны будут только белые тапочки, — сказала Тоня.
— Тоня, перестань. Что тогда мне говорить.
— Нет, ма, ты держись. Ты у нас, как точка опоры. И мне — есть, кому пожаловаться. Хоть я — уже большая девочка.
— Да, не маленькая, — и бабушка Шура протянула руку и дотронулась до руки дочери.
— Завтра Андрей Дашку привезёт, на выходные.
— И Андрей у нас — какой умница! А Дашка-то, Дашка! Чудо просто!
— Всё у тебя, ма, чудеса! Ну а я всё думаю — ну откуда у Андрея такие деньги, что он квартиру смог купить? За такое короткое время? И молчит ведь, не говорит ничего!
— А тебе надо, чтобы тебе всё доложили? Так мол и так, товарищ генерал! И, главное, чтобы невестка к тебе с докладами бегала. Ревнуешь ведь, ревнуешь, матушка, что сын твой — взрослый уже. И другой у него теперь командир.
— А хоть бы и так…
— А я думаю, что тебе надо успокоиться. Между прочим, Андрея твоего… его кто воспитывал?
— Я… Я его воспитывала, мама, я! Как могла, так и воспитывала! — Антонина — чуть не всхлипнула.
— Небось учила его — честно поступать, по совести всё делать?
— А ты откуда знаешь?
— Догадалась, — ответила баба Шура. И они обе улыбнулись.
Бабушка Шура посидела молча, и добавила:
— Учила — так доверяй ему! Как учила — так он и сделает! Не сделает сейчас — сделает позже. Ты-то, сама, всё делала сразу, и правильно? Или нет?
— Нет, мама, нет… Ты же знаешь… все мои тайны. Да нет, не все… кое-чего — и ты не знаешь…
— Ну, вот. Поняла, о чём я говорю?
— Понять-то поняла. А сердце болит.
— Болит, конечно. И у меня болит. Не смиряется оно, сердце-то. Не смиряется, всё по-своему сделать хочет…
— Да, мама…
— А ты молись о них, Тоня. Молись о них обо всех, как можешь.
— Да я и не верующая-то… Ты же знаешь, какие мы верующие. Кулич на Пасху, вот и вся вера.
— Так-то оно так. Я вот… на старости лет… как будто глаза у меня открылись… Между прочим — Пашка мне помогает. И сам он верит. Хорошо, правильно верит.
— Откуда это у него?
— А ты не догадываешься, откуда… Мне теперь только одно удивительно — как это мы с тобой… за столько лет, и главного не поняли… Как это мы смогли всё забыть? И про отца моего — забыли…
— Мы жили, как все, — сказала Антонина.
Бабушка прикрыла глаза. Казалось, что она прислушивается к чему-то очень важному. Там, внутри себя…
— Да, как все… стадный инстинкт, или глубокие убеждения? Поди теперь, разберись… А может, просто нежелание, или неумение думать?
— Это ты-то не думала, ма? Ты и меня всегда так учила — думать, взвешивать слова и поступки, и поступать честно. Разве не помнишь? Такими вот словами — и говорила.
— Помню, Тоня. Но сейчас… как будто заслон убрали от моих глаз…
Бабушка Шура легонько погладила руку дочери.
— Молись, Тоня, — сказала она, помолчав. — Вот умру я — кто же будет за них, за всех, молиться? Только ты.
— Мам, ты не умрёшь!
— Не надо, Тоня. Куда я денусь! Но я поживу ещё немного, поживу. А ты молись за Андрея, и за Дашку, но главное — за Елизавету молись! И как начнёшь за невестку молиться, как за сына — станет она тебе, как дочь. И не будешь ты ревновать тогда.
Потому что — какая же мать… дочери не любит…
— Дашка прыгала на диване, Тоня доваривала борщ и дожаривала курицу, а Андрей заглянул к бабушке. Он привёз Дашку на своей машине. На подержанной, но хорошей иномарке.
— Бабуля? Как ты?
Лицо его продолжало расплываться в улыбке, но глаза… Он не видел бабушки месяца два. По его глазам бабе Шуре было совершенно понятно, как она теперь выглядит. Остальным изменения не были так заметны, ведь они видели бабушку каждый день.
— Хорошо, Андрюша, я — хорошо. А ты как?
Андрей был хорош собой. Не был он широк, как Васька, не был и утончён, как Паша. Всё было в нём — в меру. И костюм был у него — не дешёвый, и галстук был — в тон. Андрей закончил институт, и уже на последнем курсе начал работать в конторе одндй из ведущих нефтяных компаний.
