— Она мертва?… Но отчего? Когда?…
Бабушка говорит:
— Мертва. Это был снаряд. За несколько дней до конца войны.
Папа говорит:
— Хоронить людей где попало не разрешается.
Бабушка отвечает:
— Мы похоронили ее там, где она погибла. И это не «где попало» — это мой сад. Это был мой сад, еще когда она была маленькой девочкой.
Папа глядит на мокрые цветы и говорит:
— Я хочу увидеть ее.
Бабушка говорит:
— Не стоит. Не годится тревожить мертвых.
Папа говорит:
— В любом случае надо похоронить ее на кладбище. Все должно быть по закону. Принесите мне лопату.
Бабушка пожимает плечами:
— Принесите ему лопату.
Мы стоим под дождем и смотрим, как папа уничтожает наш маленький цветник и роет яму. Он доходит до одеял и снимает их. Там лежат два скелета — большой и маленький, маленький сцеплен с ребрами большого.
Папа спрашивает:
— Что это? Что это на ней?…
Мы говорим:
— Это младенец. Наша маленькая сестричка.
Бабушка говорит:
— Я же говорила тебе, что не надо тревожить мертвых. Пойдем на кухню, вымоешь руки.
Папа не отвечает. Он глядит на два скелета в яме. По его лицу текут капли пота, слез и дождя. Он с трудом выбирается из ямы и уходит не оборачиваясь. Его руки и одежда вымазаны глиной.
Мы спрашиваем бабушку:
— Что нам делать?
Она говорит:
— Зарыть яму, конечно. Что еще остается?
Мы говорим:
— Идите домой, бабушка. Мы все сами сделаем.
Мы на одеяле относим скелеты на чердак, а там раскладываем кости сушиться на соломе. Потом мы спускаемся в сад и заваливаем яму, в которой теперь никто не лежит.
Потом мы в течение нескольких месяцев чистим и полируем мамин череп и остальные кости и кости малышки, потом мы аккуратно собираем скелеты, связывая кости кусочками тонкой проволоки. Закончив эту работу, мы вешаем мамин скелет на балку крыши, а скелет младенца привязываем ей на шею.
Несколько лет папа не появляется.
За это время у бабушки случился новый инсульт, и мы помогли ей умереть, как она и просила. Теперь она похоронена рядом с дедушкой. Перед тем как могилу раскопали, мы достали клад и закопали его под лавкой перед нашим окном, где до сих пор лежат винтовка, патроны и гранаты.
Однажды вечером приходит папа и спрашивает:
— А где ваша бабка?
— Умерла.
— Вы одни живете? И как вы справляетесь?
— Прекрасно, папа.
Он говорит:
— Я пробрался сюда тайно. Вы должны мне помочь.
Мы говорим:
— Вы несколько лет не давали о себе знать.
Он показывает нам руки. На пальцах нет ногтей. Они вырваны с корнем.
— Я только что вышел из тюрьмы. Меня пытали.
— За что?
— Не знаю. Просто так. Я — политически ненадежный тип. Мне нельзя работать по профессии. Я под постоянным наблюдением. Мою квартиру регулярно обыскивают. Я не могу больше жить в этой стране.
Мы говорим:
— То есть вы хотите перейти границу.
Он говорит:
— Да. Вы здесь живете, вы должны знать…
— Да, мы знаем. Границу перейти невозможно.
Папа опускает голову, смотрит некоторое время на руки, потом говорит:
— Должно же быть где-то слабое место. Какой-то способ пробраться…
— Рискуя жизнью — да.
— Лучше умереть, чем оставаться здесь.
— Вы должны решить сами, когда будете знать все факты, папа.
Он говорит:
— Я слушаю.
Мы объясняем:
— Первая проблема состоит в том, чтобы добраться до первых рядов заграждений из колючей проволоки так, чтобы не наткнуться на патруль и не быть замеченным со сторожевой вышки. Это возможно. Мы знаем время патрулирования и расположение вышек. Высота заграждений полтора метра и ширина один метр. Поэтому понадобятся две доски. По одной можно влезть на ограду, вторую надо положить сверху, чтобы можно было пройти по проволоке. Но если вы потеряете равновесие, то упадете в середину и не сможете выбраться.
Папа говорит:
— Равновесие я не потеряю.
Мы продолжаем:
— Затем вам надо будет взять эти две доски, чтобы таким же образом перебраться через следующие ряды колючей проволоки, которые находятся в семи метрах от первых.
Папа смеется:
— Детская забава!
— Да, но промежуток между заграждениями заминирован.
Папа бледнеет:
— Значит, это невозможно.
— Нет, возможно, если очень повезет. Мины заложены зигзагами в виде буквы W. Поэтому, если бежать по прямой, вы рискуете наступить только на одну. Если бежать широкими шагами, то будет примерно один шанс из семи, что вы проскочите.
Папа думает немного и говорит:
— Я рискну.
Мы говорим:
— Тогда мы готовы помочь вам. Мы пойдем с вами до первого ограждения.
Папа говорит:
— Хорошо. Спасибо. Кстати, поесть у вас найдется?…
Мы даем ему хлеба с козьим сыром. Мы предлагаем ему вина, еще с бабушкиного виноградника. В стакан с вином мы подливаем несколько капель сонного настоя, который бабушка хорошо умела готовить из растений.
Мы отводим папу в свою комнату и говорим:
— Спокойной ночи. Выспитесь как следует. Мы разбудим вас завтра.
Мы ложимся на скамейках в углу кухни, как прежде.
На следующее утро мы встаем очень рано. Первым делом мы убеждаемся, что папа крепко спит.
Мы заготавливаем четыре доски.
Мы выкапываем бабушкины драгоценности: золотые и серебряные монеты и много украшений. Большую часть мы складываем в мешочек. Потом мы берем каждый по гранате — на случай, если на нас все-таки натолкнется патруль. Если мы уничтожим патруль, мы можем выиграть сколько-то времени.
Мы идем на разведку, чтобы выбрать самое подходящее место: мертвая зона между двух вышек. Здесь, у корней большого дерева, мы прячем мешочек с драгоценностями и две доски.
Мы возвращаемся и завтракаем. Немного позже мы относим завтрак папе. Нам приходится трясти его, чтобы разбудить. Он трет глаза и говорит:
— Давненько я так хорошо не спал.
Мы ставим поднос с завтраком ему на колени. Он говорит:
— Да это же настоящий пир! Молоко, кофе, яйца, ветчина, масло, варенье! В Большом Городе уже давно ничего подобного не видали. Где вы это достаете?
— Мы работаем. Ешьте, папа. У нас больше не будет времени покормить вас до ухода.
Он спрашивает:
— Я уйду сегодня вечером?
Мы говорим:
— Вы уходите прямо сейчас. Как только будете готовы.
Он говорит:
— Да вы с ума сошли! Нет, я отказываюсь лезть через эту вонючую границу среди бела дня! Нас сразу увидят!
Мы объясняем:
— Нам ведь тоже надо видеть, папа. Только глупцы пытаются перейти границу ночью. Ночью на ней вчетверо больше патрулей, к тому же ее постоянно обшаривают прожекторами. Зато около одиннадцати утра наблюдение ослабевает. Пограничники считают, что только сумасшедший может попытаться пересечь границу в это время.
Папа говорит:
— Да, вы, конечно, правы. Вверяю себя в ваши руки!
Мы спрашиваем:
— Вы разрешите нам обыскать ваши карманы, пока вы едите?
— Мои карманы? Зачем?
— Вас не должны опознать. Если с вами что-то случится и узнают, что вы наш отец, нас обвинят в соучастии.
Папа говорит:
— Да вы обо всем подумали!
Мы говорим:
— Мы должны позаботиться о собственной безопасности.
Мы обыскиваем его одежду. Мы забираем его бумаги, удостоверение личности, записную книжку с адресами и телефонами, трамвайный билет, счета, квитанции и мамину фотографию. Все это мы сжигаем в кухонной плите — все, кроме фотокарточки.
В одиннадцать часов мы выходим из дома. Каждый из нас несет по доске.
Папа не несет ничего. Мы сказали ему просто идти за нами и стараться не шуметь. Мы подходим к границе, велим папе лечь на землю за большим деревом и не шевелиться.
Вскоре в нескольких метрах от места, где мы прячемся, проходит патруль из двух человек. Мы слышим, как они разговаривают:
— Интересно, что дадут на обед?
— Да что могут дать — небось такое же дерьмо, как обычно.
— Ну, дерьмо дерьму рознь. Вчера, к примеру, в рот взять нельзя было, а иной раз ничего, есть можно.
— Ничего, говоришь? Попробовал бы ты, как моя мама суп варит!
— Я не пробовал суп у твоей мамы; у меня мамы вообще не было. Так что я всю жизнь ничего, кроме дерьма, и не пробовал. В армии его хоть вдоволь, а иногда и на вкус не так уж плохо…
Патруль удаляется. Мы говорим:
— Давайте, папа. У нас двадцать минут до следующего патруля.
Папа берет под мышку две доски и бежит вперед. Он прислоняет одну доску к забору и карабкается вверх.
Мы ложимся на землю за стволом большого дерева лицом вниз, зажав уши руками и открыв рот.
Раздается взрыв.
Мы бежим к ограждению, захватив спрятанные доски и мешочек с драгоценностями.
Папа лежит около следующего ограждения.
Да, перейти границу возможно: для этого надо пустить перед собой кого-нибудь.
Взяв мешочек, ступая точно в папин след, потом перепрыгнув через неподвижное тело папы, один из нас уходит в другую страну.
