Обсуждение проходило довольно вяло, как обычно, пока не встал Остров и не высказал совершенно противоположные Гаврилову мысли, ссылаясь при этом на мнения других ученых. Гаврилов, естественно, не согласился с ним. Во-первых, преподавателем был он, а не этот мальчишка. Во-вторых, за их спором наблюдала вся группа, и в конце концов… да кто он такой, этот Остров, что над ним все так трясутся, как над новым светилом!
Когда прозвенел звонок, многие поняли, что весь семинар прошел в диалоге между студентом Островым и доцентом Гавриловым. А это значило, что две-три двойки пролетели мимо цели.
Так вот, следующий семинар Гаврилов начал с уже известной речи. И опять второстепенный вопрос, мало относящийся к теме занятия, погрузил аудиторию в море слов, определений и категорий до самого звонка арбитра, который называется время.
Развязка наступила неожиданно и была сногсшибательна.
Остров вышел на крыльцо покурить, там уже стоял профессор Воробьев, седоватый лысеющий Сократ, с пронзительными серыми глазами и в вечно измятом костюме. Этому ветерану философии прощали всё, даже курение в аудитории во время лекции, потому что более авторитетного ученого на факультете философии не было. Было известно, что у него была молодая жена, бывшая его студентка, лет на двадцать моложе. Детей у них не было. По этой причине или по другой, но Воробьев относился к Острову как к своему ребенку, по-отечески мягко и снисходительно, хотя с другими был тверд и непоколебим.
– О, Ванюша, иди покурим. Что у тебя?
– Семинар был.
Следует заметить, что рядом стояли отдельным кружком сокурсники Острова и, естественно, слушали их разговор.
– Ну и как?
– Да уже второй семинар меня пытаются убедить в первичности содержания и вторичности формы применительно к государству.
В это время на крыльцо вышел Гаврилов, образовав третью группу из себя и своей гордости. Он как-то сразу понял, о чем идет речь.
– Какая ерунда. Это же понятно, что ты прав. Кто этот идиот?
– Да так, – смутился Иван.
– Ну ты ему все объяснил? Ты же умница.
Гаврилов исчез. А сокурсники Острова после этого случая подходили к нему перед сложным семинаром и просили задать преподавателю какой-нибудь интересный вопрос, чтобы на его освещение как раз ушло все время семинара.
– Иван, вы слышите меня?
– Да. Все нормально.
– Ну, я рад. Все идет по плану. Как вы себя чувствуете?
– Нормально, нормально. Пить хочется.
– Сестра, смочите ему губы. Иван, придется потерпеть. Ты за рулем давно?
– Да. В общем, да.
– А что, дорога была скользкой? Что молчишь? Не помнишь?
– Нет.
– Он опять плачет.
– Да что с тобой, Иван? Что там случилось? Хотя нет, давай о чем-то хорошем. Тебе нельзя плакать сейчас. Елена Александровна, как там показатели?
– Всё в норме.
– Иван, так где ты работал? Я не понял.
– В университете на факультете философии. Заведующий кафедрой, профессор.
– Да ну? Такой молодой, и уже профессор. Профессоров у меня еще не было. Посмотрим, что у вас в голове.
При подковообразных разрезах после рассечения кожи, подкожной клетчатки и galea aponeurotica образованный кожно-апоневротический лоскут относительно легко отделяется от подапоневротической клетчатки, а в височных областях – от фасции височной мышцы. Кожно-апоневротический лоскут отворачивают и под него подкладывают марлевый валик толщиной 2,5–3 см. Шелковой нитью прошивают край galea aponeurotica и натягивают над валиком откинутый лоскут мягких тканей. Валик до некоторой степени сжимает кровеносные сосуды основания лоскута, и кровотечение почти полностью прекращается.
– …прекрасно обобщив материалистические концепции древних философов, провел ясную параллель между философами средних веков и современной прогрессивной мыслью, систематизировал основные материально-детерминированные концепции… Безусловно, заслуживает присвоения научной степени – кандидата философских наук. – Благодарю моего научного руководителя профессора Воробьева, а также рецензентов профессора Ковалеву и профессора Островерхова.
– Ванечка, поздравляю. Поздравляю, дорогой. Так что, Бога нет? Нет Бога?
– Нет, Трофим Иванович, нет. Хотя вон моя богиня.
Он стоял с профессором Воробьевым у входа в аудиторию. К ним подошла молодая красивая девушка. Ее темные волосы были собраны в пучок на затылке, блестящие глаза светились умом и удовлетворением.
– Машенька, здравствуйте. Поздравляю и вас. Что, просидели всю защиту здесь?
– Куда же я денусь от него? – и она взяла Ивана под руку.
– Ну, так что, может, и вам рискнуть? Защититься?
– Нет. Теперь главное, чтобы Ванюша вышел на докторскую.
– А как твоя мама, все забываю спросить, Вань?
– Сейчас лучше. Вы же знаете, столько лет прожить с человеком и потерять его…
– Передавай ей привет, а мы с Мариночкой ждем вас завтра на обед.
Профессор обнял их по очереди и пошел старческой походкой по коридору.
Маша обняла Ивана.
– Как я рада за тебя! Пойдем в ресторан, отпразднуем это. Ой, мне же нельзя теперь спиртного!
– Думаю, символически пригубить можно, ничего страшного Николашке не будет.
– Откуда ты знаешь, что Николашка? Может, Катюшка.
– Николай, Николай. Увидишь.
У них у обоих было то замечательное состояние, когда все удается, а жизнь проста, ясна и определенна. В такое время и люди хорошие, и погода подходящая. К тому же была весна.
– Ванюша, твоя мама хочет, чтобы мы крестили нашего малыша.
– Какая ерунда! Как можно верить во всю эту ерунду! Мама ладно, она пожилой человек, но ты образованная современная девушка. Какая религия, какое крещение!
– Ваня, но даже президент в церковь ходит.
– Так это пиар, разве непонятно. Это просто сейчас модно. Народ обманули. Он остался без идеологических ориентиров. Но зачем же обманываться опять?
– Хуже от этого не будет. Чего ты такой упрямый?
– Лишнее это. Никто не защитит тебя, если ты сама об этом не позаботишься. Все зависит только от тебя.
– А как же сверхъестественные явления?
– Ты еще вспомни Христа! Что мы с тобой все время спорим об этом?
– Ты меня любишь?
– Да.
– Так это же вера, а не логика.
– При чем тут вера? Я просто не хочу анализировать причины, по которым я тебя люблю.
– А я и не могу.
– Что не можешь?
– Не могу знать причины.
– Тебе надо меньше увлекаться религиозными мистиками. Я понимаю, что это отвечает твоей женской природе и тяге к таинственному, но опустись, пожалуйста, на землю. Завтра на календаре будет двадцать первый век. Где Он, твой Бог, в чем Он себя проявил за это время?
– Кто знает.
– Как это, кто знает? Как это, кто знает?
– Ну ладно, Ваня, ладно. Не заводись.
– Мне предложили должность доцента на кафедре.
– Да ты что? Вот здорово! Какой ты молодец! Ты лучший. Представляешь, тебе только двадцать семь, а ты уже доцент!
– Господи, господи, как мне плохо.
– Что такое, Иван? Что плохо?
– Все плохо, все плохо.
– Где болит?
– Меня тошнит. Сейчас вырвет.
– Сестра, дайте судно, быстро.
– Нет. Все прошло.
– Уверен?
– Нет. Теперь ни в чем не уверен. А Бог есть, доктор?
– Бог? Думаю, есть. Иначе вы бы давно уничтожили себя. Ну не вы, не вы. Я вообще имею в виду людей. А вы что думаете, философ?
– Думаю, есть, но зачем – не понимаю.
– А что Его понимать? Вы либо верите, либо нет. Что же здесь понимать? И потом, на что ориентироваться человеку прикажете? На периодическую систему Менделеева или на теорию Дарвина? Эйнштейн и тот не отказался от Бога. Лично я в церковь не хожу, но когда тяжело, вспоминаю о Нем. Так и люди. Ну, как вы себя чувствуете?
– Нормально.
– Тогда продолжим.
Легкими насечками отделяют кожно-апоневротические отделы от периферии раны, что облегчает в конце операции послойное зашивание. После этого подковообразно с основанием книзу рассекают подапоневротическую клетчатку, височную мышцу (в соответствующей области), надкостницу. Распатором скелетируют кость по всей длине разреза на ширину 1 см, затем рану раздвигают крючками и накладывают фрезевые отверстия. При резекционной трепанации лоскут из надкостницы отслаивают по всей площади. Накладывают одно фрезевое отверстие и затем кусачками отверстие в кости расширяют до необходимых размеров.
– Ваня, что это? Ты и «Coca-Cola»? Что с тобой? – Маша взяла из рук Ивана большой белый надувной мяч.
– В магазине была промоакция, и меня уговорили взять для Коли этот мячик, – рассказывал он, разуваясь.
– Ты же знаешь, как я ненавижу всю эту рекламу, но ведь это всего лишь мяч… И потом, символика фирмы мелкая… Да ладно, пусть играет.
– Николаша, беги ко мне! Смотри, что я принес. Держи, – и он бросил мяч прибежавшему на его зов мальчику.
Мяч попал ребенку по голове и отскочил. Иван опять поймал мяч и, положив на пол, слегка ударил ногой. Это понравилось Коле, и большую часть вечера он футболил.
