Он бросил рюкзак и энергично потряс Брюсу руку. Брюс все еще опирался о тело Брук, и от рукопожатия затряслись все трое.
– Не могу вам передать, сэр, как я рад встрече с вами! Скаут! – крикнул Уэйн. – Иди сюда, я тебя кое с кем познакомлю. Да, это просто невероятно, сэр. Просто фантастика. Скаут, тащи сюда свою задницу! Немедленно! Не вынуждай меня применять силу!
Скаут с нервным видом появилась в дверном проеме. Волосы на затылке взъерошены после секса, хлопчатобумажное платьице расстегнуто на груди. Ее босые пальцы подергивались от непривычного ощущения мягкости ковра. На бедре у Скаут красовался огромный пистолет, «Магнум» или что-то в этом роде. Казалось, он был выбран намеренно, чтобы подчеркнуть какую-то детскую или птичью хрупкость ее тела. А еще у Скаут был автомат, который она держала в точности как маленькие девочки – плюшевых мишек. Если она хотела быть живым противоречием – ребенком и женщиной, невинной и сексуальной, хрупкой и опасной одновременно, то это ей отлично удавалось. Если же подобных целей она перед собой не ставила, значит, у нее был талант от природы.
Она смотрела на Брук и Брюса почти с благоговением. И будто бы даже боялась их не меньше, чем они ее. Конечно, это было не так, но именно так выглядело со стороны: в глазах ее застыла печаль и тревога, а на губах играла неуверенная, даже заискивающая улыбка. Скаут явно хотела им понравиться. Ее рука невольно потянулась к голове в попытке привести волосы в порядок.
– Привет, – хихикнула она смущенно, как будто знала, что нашалила, и все-таки надеялась, что ей тут будут рады.
Брюс и Брук молчали.
– Иди сюда, малыш. Присоединяйся к нашей компании. – Нахальство Уэйна было таким же абсолютным, как застенчивость Скаут. Она осталась стоять на месте, нервно потирая голую ступню о другую ногу.
– Мы вам там простыни запачкали, – сказала она, – но сейчас такие порошки, что это, вероятно, не проблема.
Уэйну показалось, что Скаут взяла неверную ноту: сообщение об измазанных простынях не лучший способ знакомства с хозяевами дома.
– Забудь, дорогая. Мы купим новые. Это же Брюс Деламитри. Перед тобою – Брюс Деламитри собственной персоной. Тот самый!
Уэйн торжественно указал на Брюса. Он постарался сделать это дружелюбно, однако автомат в его руке невольно добавил жесту некоторый элемент угрозы.
Увидев, как дернулся Брюс, Скаут поспешила его утешить:
– Уэйн – большой поклонник ваших фильмов, мистер Деламитри. Он смотрел вас вчера в программе «Кофе-тайм» с Оливером и Дейл, а фильмы видел раз по сто… Мне они тоже нравятся, но Уэйн их просто обожает.
– Да брось ты, Скаут. Мистеру Деламитри, наверно, до смерти надоело слушать от всех одно и то же.
В мозгу у Брюса промелькнула если не надежда, то хотя бы некая утешительная и связная мысль. В поведении Уэйна и Скаут было много такого, с чем он сталкивался раньше. Они вели себя как двое обычных фанатов: босоногая Скаут топчется на месте и исподтишка бросает застенчивые взгляды на Брук, а Уэйн хорохорится, словно говоря: «Ну да, конечно, ты знаменит, но ты такой же парень, как и я, ничем не лучше». Подобные парочки Брюсу попадались тысячу раз. Девушка смущается, а парень окидывает тебя оценивающим взглядом и заявляет: «Вы, наверное, терпеть не можете, когда вам надоедают». Причем заявляет так, как будто к нему это не относится, как будто надоедливыми бывают только всякие там дураки и неудачники, а не такие отличные парни, как он. Фильмы Брюса всегда притягивали самонадеянных и агрессивных типов, которые сначала просят автограф, а потом ехидно подкалывают: «Могу предложить вам мой, если хотите. – И с ухмылкой: – Но ведь вы не захотите – я же не знаменитость». Будто обвиняют в чем-то. Брюс стал звездой, чтобы дешево и безо всяких усилий возвыситься над теми, кто, совершенно очевидно, ничем не хуже, а может быть, и лучше его.
Да, Брюсу был знаком этот самодовольно-одобрительный и в то же время обличительный тон; он не раз сталкивался с парнями вроде Уэйна. Но чтобы подобный тип был отлично вооружен и без приглашения явился к Брюсу домой – такого с ним раньше не случалось.
– Вы хотите денег? – наконец собрался с духом Брюс. – У меня есть деньги – примерно две тысячи долларов наличными и еще немного драгоценностей…
Уэйн поставил ногу в ботинке на кофейный столик и, уставившись на Брюса, случайно смахнул остатки белого порошка, который Брук забыла на столе. В фильме Брюса это был бы отличный крупный план, полный иронии и символизирующий чистое и честное насилие, пришедшее на смену претенциозному декадансу.
– Мистер Деламитри… Можно, я буду называть вас просто Брюс?
Брюс кивнул, как ему казалось, твердо и решительно, давая Уэйну понять, что он внимательно следит за развитием событий и понимает, какие у него перспективы. На самом деле кивок Брюса был похож на бессмысленное покачивание головой игрушечной собачонки и лишь еще нагляднее проявлял его паническое состояние. В принципе, Уэйн мог бы называть Брюса хоть задницей – без каких-либо возражений и при единственном условии, что не будет его убивать.
– Брюс, дело не в деньгах. У нас есть деньги, даже больше, чем нам нужно, тем более что и тратить их, в общем-то, не на что – мы ведь берем, а не покупаем. Мы просто пришли навестить вас, понятно? Вы не возражаете, если мы с вами немного пообщаемся? Может, нам всем сесть? Давайте выпьем и поболтаем. Согласны? Я люблю бурбон, а Скаут – что-нибудь послаще.
Уэйн отступил к дивану, стоявшему напротив софы, где по-прежнему пребывали Брюс и Брук, и плюхнулся на него без всякого смущения. Скаут последовала его примеру, правда, не столь уверенно. Она по-птичьи села на самый краешек, словно старалась доказать, что ни в коей мере не хочет никому мешать или причинять неудобства. Брюс направился к мини-бару, оставив Брук одну на софе. До этого момента она полулежала, застигнутая в объятиях Брюса, и только теперь смогла принять сидячее положение и поправить на себе одежду. Брук, как и Скаут, была разута. К тому же в тот момент, когда их прервали, Брюс высвобождал ее грудь из оков платья. Теперь Брук обулась и попыталась прикрыться: открытое вечернее платье не лучшее одеяние для встречи с вооруженными незнакомцами.
Последовала неловкая пауза. Вести непринужденную светскую беседу в их ситуации было практически невозможно.
Скаут попыталась завязать разговор с Брук, почувствовав, причем совершенно справедливо, что, хоть она здесь и гостья, на ней лежит некоторая ответственность за поддержание в доме дружелюбной атмосферы.
– Вы ведь Брук Дэниелс, не правда ли?
Это напоминало беседу двух скучающих пациенток в приемной у врача. В ответ на реплику Скаут Брук состроила неопределенную гримасу, так как была не слишком расположена к общению.
– Да, да, конечно, это вы! – продолжила Скаут. – Я видела вас во всех этих журналах… «Вог», и «Эсквайр», и «Вэнити фэр»… Я их просто обожаю, там все такое шикарное… Мой портрет тоже печатали в журнале…
– Ну да, Скаут в журнале «Америкас мост уонтед»! – Уэйн засмеялся и шлепнул Скаут по бедру.
– Но это же журнал, разве нет? Разве нет, Брук?.. Брук? Это ведь журнал? «Америкас мост уонтед» – это журнал, ведь правда?
– Да, это журнал. – Горло Брук так пересохло, что она удивилась собственной способности говорить.
– Вот! Это журнал, и в нем был мой портрет, и ты сказал, что я там хорошенькая, Уэйн.
– Конечно, ты хорошенькая, милая, и в качестве доказательства тебе не нужен никакой журнал.
Брюс принес Уэйну бурбон. Он судорожно размышлял над тем, сколько налить. Полный бокал? Половину? Каким станет Уэйн, если напьется? Буйным или тихим? Может, начнет песни распевать, а потом шлепнется в слезах в объятия Брюсу и будет клясться ему в вечной дружбе? Или заблюет свои ботинки и изрешетит все пулями? В конце концов Брюс остановился на весьма умеренной дозе, которую попытался зрительно увеличить большим количеством льда. Уэйн проглотил напиток залпом, но, к облегчению Брюса, не потребовал тут же повторить.
– Слышишь, что я говорю, Брюс? Говорю, Скаут могла бы позировать для какого угодно журнала. Я прав?
Брюс не ответил, сделав еще одну попытку выяснить намерения Уэйна.
– Если… не хочешь денег, там снаружи припаркован «ламборджини». Ты можешь…
– Брюс, мне не нужна твоя машина. – Уэйн был спокоен, но в его голосе промелькнуло нечто зловещее. Он говорил, обращаясь ко льду на дне бокала. – И у меня своя есть.
– Что ж…
– Американская машина, мать твою! Сделанная в Америке, понял? Из американской стали и пота, – голос Уэйна стал повышаться, – а не какое-то гребаное итальянское фуфло для педиков! «Ламборджини»! Ты меня удивляешь, Брюс. Разъезжая в импортной машине, ты лишаешь работы честных американцев.
Брюс молчал. Ему не показалось уместным отстаивать в этой ситуации преимущества свободной торговли и протекционизма. Он подал Скаут ее напиток, радуясь возможности хоть чем-то заняться.
