Управляющий в это время осторожно будил бека:
— Мой господин, пора ехать.
Рашад-бек лениво потянулся и встал.
— До чего неудобна эта постель, — недовольно бросил он управляющему.
Уже открывая дверцу машины, бек требовательно спросил:
— Что же все-таки ответила эта негодяйка София?
— Клянусь аллахом, мой господин, я все передал ей, как вы велели. Обещала прийти с братом мужа.
— Оставь завтра собак голодными. Я ей покажу, она меня надолго запомнит, — пригрозил бек. И уже совсем иным тоном приказал управляющему поехать на станцию за Сарой, как только он отвезет его к Сабри-беку.
Сабри-бек вышел навстречу гостю со всей своей свитой.
— Опаздываешь, — промолвил Сабри Рашаду. — Все уже в сборе. И цыганки здесь. А за Сарой послал машину?
— Да, конечно.
Рашад-бек пошел в дом, а Сабри стал дожидаться Сару и, встретив ее, крайне удивился, что она одна. Заметив его недоуменный взгляд, Сара поспешила его успокоить:
— Муж задержался на работе. Как только освободится, сразу приедет. За ним необходимо послать машину.
Бек отправил машину на станцию и повел Сару показать ей свой роскошный дом, нашептывая на ушко комплименты. Вскоре приехал советник из Хамы. Все вышли на просторную площадку перед домом, к фонтану. Сабри-бек, приветствуя гостя, торжественно произнес:
— С вашего позволения, господин советник, я пригласил советника из Алеппо, а вместе с ним и Мамун-бека, одного из самых уважаемых беков в округе. А также начальника станции Абу Духур с супругой. Скоро все будут в сборе. Добро пожаловать, господин советник. Наш дом — ваш дом. Ваш приезд наполнил наши сердца ликованием.
Бек, заикаясь, с трудом говорил по-французски. В это время прибыл советник из Алеппо с офицерами, и бек, извинившись, чуть не бегом бросился ему навстречу. Наконец пожаловала жена начальника станции Абу Духур, очень красивая, с тонкими чертами лица и бархатисто-черными глазами, лет тридцати с небольшим, которую все звали Марьяна. Настоящего имени ее никто не знал, лишь советнику из Алеппо было известно, что зовут ее Марлен. Марьяна знала несколько языков: французский, румынский, итальянский и немного арабский. Ей удивительно шло ярко-синее платье, и взоры были прикованы к ней. Она села рядом с советником, всем своим видом внушая уважение окружающим. Даже женщины, обычно развязные, при ней вели себя строже.
Марьяна о чем-то шепталась с советником из Алеппо. Их разговор прервал Сабри-бек:
— Благодарю вас за то, что вы так любезно приняли мое приглашение. Разрешите начать вечер. Предлагаю всем послушать нашу Нофу!
Музыканты заиграли цыганскую песню. Однако Но-фа жестом остановила их:
— Сегодня я буду петь без сопровождения, без уда и бубна, в честь дорогого Сабри-бека, дорогих советников и всех гостей. Особенно приятно петь для красавиц из Франции…
Стемнело. А крестьяне еще не закончили своих дел в городе.
— Придется, видно, заночевать здесь, — шепотом сказал Абу-Омар Халилю. — Только не надо спать, сейчас я тебе приготовлю крепкий чай.
— Ты что, шутишь? — спросил Халиль. — Где тут можно приготовить чай?
— Хоть отдохнем сегодня от бека и управляющего, — устало вздохнул Юсеф. — Кроме конюха, такого же бедняка, как мы, здесь никого нет. Спой нам, Халиль.
Но Халиль отказался петь, пока не будет подан чай.
Юсеф обрадовался и сказал, что ради этого он готов приготовить чай быстрее самого Абу-Омара.
— А ты, Халиль, споешь нам столько песен, сколько я принесу стаканов, — повернулся он к Халилю.
— Ох, ночь, ох, ночь! — начал петь Халиль. — Французы убегут отсюда вместе со своими пособниками. Непременно убегут. А первым побежит за ними жестокий бек! Ох, ночь, ночь… И у всех будет земля… добрая и ласковая…
— Эй, кто тут? — послышался громкий голос из-за двери.
— Это мы, крестьяне. Больше никого здесь нет, — ответил Ибрагим.
— Спите, хватит шуметь. Это говорю вам я, хаджи.
— Ну ладно, давайте спать, а то уже действительно поздно, — прошептал Абу-Омар.
А в доме Сабри-бека все громче звучала песня Нофы, прославляющая советника и беков:
— Советник — что мои глаза. Ахсан-бек прекрасен, как луна, смотрящая на меня. А Рашад-бек — как стрела, разделившая мои глаза…
— Молодец, Нофа! — крикнул Сабри-бек. — А сейчас тост за господина советника, за Францию, за всех наших гостей!
Подняв бокал, он стал обходить гостей. Между тем советник из Алеппо продолжал вести тихий разговор с Марьяной, и оба они были так поглощены беседой, что не замечали ничего вокруг. Правда, Марьяна, чтобы не привлекать к себе внимания, то и дело заговаривала с кем-нибудь из гостей.
— Ты слышал что-нибудь о решениях последнего совещания? — спросила она по-итальянски у советника.
— Да, только вчера я получил эти материалы.
— Уже успел изучить?
— Ну что ты, удалось только просмотреть. Надо внимательно прочесть.
— Где проходило совещание?
— В Швейцарии.
Их разговор снова прервал Сабри-бек, который произносил очередной тост:
— За гостей, приехавших с севера! Приветствую вас, мадам! — Он подошел к Марьяне.
Советник наклонился к ней:
— Продолжим наш разговор, когда уедем от этих болванов. Поедем в Алеппо, ко мне, и там все как следует обсудим.
Веселье длилось до рассвета. Арабская речь звучала вперемешку с французской. Рашад-бек любезничал с женщинами, но из головы у него не шла София, простая крестьянка. «Она строптива, но я — Рашад-бек и своего добьюсь. Иначе не жить ей».
В доме Хадуж уже которую ночь раздавались стоны несчастной. Вместе с ней мучились со муж и малолетние дети. Казалось, душа погибшей старухи взывает к мщению за все несчастья, обрушившиеся на их дом.
Крестьяне на постоялом дворе утихли после строгого окрика хаджи. Юсеф пошел за чаем и встретился у ворот с Мустафой. Тот пригласил его к себе, но Юсеф отказался:
— Меня ждут с чаем Абу-Омар, Халиль и Ибрагим.
— Приходите все ко мне. Вместе попьем. Эй, мальчик! Сходи за ними, — велел он ученику.
Мальчонка сорвался с места, только пятки замелькали.
Мустафа встретил гостей, сидя на камне возле своего дома. Рядом с ним сидел какой-то парень, одетый в галябию.
— Это мой племянник — учитель Адель, — сказал Мустафа, — представитель властей, — и расхохотался.
— Представитель властей — это очень похвально, — заметил Абу-Омар.
— Приветствую вас, дядя, все мы здесь равны, все бедняки, — ответил Адель.
Юсеф достал пачку табака, свернул цигарку и пустил пачку по кругу.
— Как дела, учитель? — спросил Юсеф. — Ты выполняешь ту же работу, что шейх Абдеррахман у пас в деревне?
Мустафа хотел приготовить чай, но Адель, как младший, решил сделать это сам.
— Нет, учитель Адель, ты — представитель властей, — сказал Юсеф, беря у него чайник, — тебе не к лицу заниматься чаем, позволь я приготовлю его.
— Все мы братья, — сказал Ибрагим. — Ну чего нам считаться? Вот ты, Мустафа, подковываешь лошадей, мы на них пашем. Друг другу помогаем. А кто пользуется плодами нашего труда? Известно кто: хаджи и бек.
— О аллах… аллах… — вздохнул Абу-Омар. — Вот так-то, учитель, такова наша доля.
— Трудимся круглый год, — продолжал Ибрагим. — А из долгов не вылезаем.
— Оно и понятно, ведь земля наша принадлежит бекам, — сказал учитель. — Они наследовали ее от своих предков. Те завладели землей после ухода турок, а Франция помогла им закрепиться.
— Верно, — задумчиво произнес Юсеф. — Я тоже так думаю. Но, прошу тебя, объясни все это Халилю, чтобы и он понял.
— Это правда, братья, — промолвил Адель. — Только никому не говорите об этом. Узнает бек — и вам и мне несдобровать.
— Мы-то ладно, но ведь ты — представитель властей. Кто же это посмеет тебя арестовать? — удивился Абу-Омар.
— Ну, дядя! — усмехнулся Адель. — Французы все могут, им ничто не помеха, они знают, что большинство арабов против них.
— А почему? — спросил Абу-Омар.
— Чего ты спрашиваешь? — возмутился Ибрагим. — Не ты ли сам боролся под водительством Ибрагима Ганану?[19] Наши деды и отцы выступали против османов. Они ушли, а их сменили французы. Я помню, учитель Адель, когда турки уходили отсюда, мы спрятались у бедуинов. Турки не брали их в свою армию.
— Пейте чай, пока горячий, — прервал его Мустафа. — А ты, Халиль, смотри не обожгись, не то голос потеряешь.
— О аллах, аллах! Не идет у меня из головы история с Хадуж… — сказал Ибрагим.
— Когда же Рашад-бек и другие беки перестанут над нами издеваться?! — воскликнул Абу-Омар.
— Когда вы будете бороться за свои права, — ответил учитель.
— Что может сделать крестьянин против бека? — спросил Юсеф. — Ведь он за людей нас не считает. Может продать, как скотину. А когда я однажды сказал беку, что мы не скот, он выгнал меня из деревни в самую холодную пору, зимой. Слава аллаху, я не женат. Так же жестоко расправился бек и с Ибрагимом. Скажи, учитель, куда податься несчастному крестьянину, который только и умеет пахать землю? Да и та принадлежит бекам. Ездил я в Палестину, хотел там обосноваться, но ничего не вышло. — Юсеф жадно затянулся. — Лишь некоторые из крестьян имеют достаточное представление, каково истинное положение дел.
