— Когда же Рашад-бек и другие беки перестанут над нами издеваться?! — воскликнул Абу-Омар.
— Когда вы будете бороться за свои права, — ответил учитель.
— Что может сделать крестьянин против бека? — спросил Юсеф. — Ведь он за людей нас не считает. Может продать, как скотину. А когда я однажды сказал беку, что мы не скот, он выгнал меня из деревни в самую холодную пору, зимой. Слава аллаху, я не женат. Так же жестоко расправился бек и с Ибрагимом. Скажи, учитель, куда податься несчастному крестьянину, который только и умеет пахать землю? Да и та принадлежит бекам. Ездил я в Палестину, хотел там обосноваться, но ничего не вышло. — Юсеф жадно затянулся. — Лишь некоторые из крестьян имеют достаточное представление, каково истинное положение дел.
— Расскажи о Палестине, — попросил учитель.
— В январе, когда в деревне не было никакой работы, мы с двоюродным братом решили поехать туда на заработки, наняться грузчиками, — начал Юсеф.
— А не ты ли говорил, что того, кто отбился от стада, съедают волки? — перебил его Абу-Омар.
— На ошибках учатся, — охотно подтвердил Халиль.
— Я пытался их отговорить, — сказал Ибрагим, — не послушались, сделали по-своему.
— Одна надежда на аллаха, братья, — промолвил Мустафа. — Такая у нас доля — всю жизнь трудиться. И никаких радостей.
— Это верно, — поддержал его учитель. — Трудиться надо, но при этом человек должен сохранять свою честь, свободу и гордость.
— Беки везде одинаковы! — гневно произнес Юсеф. — По всей арабской земле. И крестьяне везде живут одинаково плохо. Нам об этом рассказывали марокканские, египетские и иракские солдаты, когда мы работали в Палестине.
— Слушай, Юсеф, — сказал учитель, — а что, если всем беднякам города и деревни объединиться и свергнуть угнетателей?
— А французы? Как о ними бороться? — печально справил Юсеф. — В Палестине, думаете, лучше? Уж я насмотрелся там. Евреи при помощи англичан изгоняют целые арабские семьи с их исконных земель… Да я сам был свидетелем этого. И все приходилось терпеть. Иначе мне тоже досталось бы. Но аллах защитил меня. Я получил лишь половину заработка у хозяев и сбежал оттуда, будь они прокляты!
— Зачем поехали? И здесь работы невпроворот, — заметил учитель.
— Там нас никто не знает. И мы не брезговали никакой работой. Даже канализацию чистили.
— Эта поездка, по-видимому, вас многому научила, — сказал учитель. — А сейчас давайте поговорим, что необходимо сделать здесь.
— Нас притесняют с каждым днем все больше и больше. Недавно убили пастуха, потом опозорили Салюма. Это только в одной нашей деревне! — сказал Юсеф. — И так повсюду. Как положить конец беззаконию, самоуправству? Я готов ради этого пожертвовать жизнью, только бы скорей все это кончилось. Но скажи, учитель, что для этого нужно?
— Пока французы здесь, мы ничего не сделаем, всё бесполезно, — ответил учитель.
— Но ведь уйдут же они рано или поздно, тогда и начнем действовать.
— За неделю до того, как убили пастуха, в нашей деревне укрылись марокканские солдаты, дезертировавшие из французской армии. Ох и поносили же они французов! Видимо, конец их власти не за горами.
— Поверь, учитель, — сказал Ибрагим, — все готовы бороться с иноземцами, но нам понадобятся руководители, сами мы многого не умеем и не знаем.
— Бек ночи напролет кутит с французами, — сказал Юсеф.
— А староста забирает у нас по барану или по козленку, когда хозяин устраивает им ужин, — добавил Абу-Омар. — Говорит, без этого бек не может защищать нас от воров и бандитов. В Коране сказано: «Выполняйте заветы аллаха и его пророка и слушайтесь тех, кто поставлен рукой аллаха над вами и заботится о вас». Так что же мы можем сделать, дорогой учитель, мы, простые крестьяне? Остается только уповать на аллаха. Бек и хаджи забирают у нас весь урожай, а чем кормить семью?
— Знаете что, — сказал учитель, — пришлите ко мне ваших детей. Я их буду учить.
— Непременно пошлю к тебе своего сына Мухаммеда и племянников, — ответил Ибрагим.
— Знания — самое лучшее оружие против бедности, — произнес учитель. — Мне известно, что сегодня вечером беки будут кутить с советниками из Алеппо и Хамы, с начальниками станций и их женами. Туда уже позвали цыган. Но советники и те, кто с ними, еще пожалеют об этом вечере. Завтра, когда вернетесь домой, все узнаете.
Халиль вскочил:
— А что случится, учитель? О аллах, неужели их всех отравят? Разве кто-нибудь на это решится? Пожалуй, никто.
— Ох и засиделись же мы… — сказал Мустафа, потянулся и зевнул…
Мимо прошел сторож.
— Пора расходиться, — сказал он. — Скоро придет французский патруль.
Крестьяне вскочили. Прощаясь, учитель сказал Юсефу:
— Завтра утром увидимся. Ты знаешь, где я живу. Спокойной ночи.
— Сейчас патруль начнет вас допрашивать, — предупредил сторож по дороге. — «Почему не спите? Зачем собрались? Наверно, ругаете французов?» Наденут на вас наручники и уведут. Так что поторопитесь, иначе несдобровать.
— Нигде нет спасения от бека, от его слуг, от французских солдат, — тихо процедил Халиль.
— Они как дьяволы пророка Сулеймана, — гневно бросил Ибрагим и вместе с Халилем вошел на постоялый двор.
Сторож с учителем и Мустафой пошли дальше.
— Спаси, аллах, — произнес сторож. — У меня как-никак восемь ртов, и всех я должен кормить. А если вас здесь увидят, меня выгонят. Идите же быстрее!
Дул легкий ветерок. Дышалось легко и свободно. Тускло горели фонари. Ночную тишину нарушали гулкие шаги сторожа, обутого в солдатские сапоги.
— Что ты так держишься за свою работу? — обратился учитель к сторожу. — За любую другую можно получить гораздо больше.
В ответ сторож лишь тяжело вздохнул:
— А где ее возьмешь, другую работу? Грузчиком после болезни я уже не могу работать. Хорошо, что хоть сторожем взяли. И то, знаете, сколько ради этого моя благоверная с детьми ходила к женам беков, плакала, молила их!
— Не горюй, — посочувствовал ему учитель. — Рано или поздно, но придет время, и французы уйдут отсюда. День ото дня дезертиров среди французских солдат становится все больше. Османские колонизаторы властвовали здесь целых четыре века. И то вынуждены были уйти. О французах и говорить нечего. Скоро наша земля освободится от них.
Когда подошли к дому Мустафы, тот предложил зайти выпить чаю.
— Спасибо. Иди отдыхай. Ты сегодня очень устал, — ответил сторож.
— Тебе спешить некуда, — сказал учитель, — все давно спят.
Но сторож отказался войти в дом, сказав, что будет пить чай здесь, на улице, он боялся пропустить французский патруль. Мустафа и сторож сели у ворот, а учитель пошел в дом за чаем.
— Сколько у тебя детей? — вернувшись, спросил он сторожа.
— Пятеро сыновей и три дочери, все замужем. Зятья работают грузчиками на постоялом дворе и на станции. Старший сын женат и тоже работает грузчиком на рынке.
— И у меня много детей, — сказал Мустафа. — Помимо своих пришлось мне еще растить детей покойного брата. Теперь все они уже женаты, кроме Аделя. Но скоро и его женим. Слава аллаху за его добро. Главное, чтобы было здоровье.
Адель разлил чай и, подавая стакан сторожу, сказал:
— Пейте, пожалуйста. Как поживает ваша жена, как дети?
— Слава аллаху, — ответил сторож. — Вот только жена болеет. У нее что-то с ногами. Врачи говорят, что ее может разбить паралич. А как лечить — не знают. К кому я ни обращался, никто не смог помочь. Шейх написал талисман, тоже не помогло. Он говорит, что в ногу моей жены вошел дьявол, а выгнать его очень трудно. Один бедуин посоветовал лечить ее огнем. Когда я позвал бедуинку и та положила на ногу жене раскаленный металл, жена так стала кричать, что я не выдержал и убежал из дому.
— Надейся на аллаха, — сказал Адель. — А кто ведет у тебя хозяйство?
— Мне помогает младшая дочь, ей пятнадцать лет, — ответил сторож, допил чай и восторженно промолвил: — Какая прекрасная ночь! Тихая. Я люблю ночь, потому что темно. А во мраке все тайны скрыты. Говорят, что и грех совершать лучше всего ночью.
— Ты прав, — произнес учитель. — Лишь ночь может дать беднякам отдых.
— Я сам бедняк, — сказал сторож. — Даже поседел от страданий. Пусть твой дядя расскажет тебе об этом.
Но Мустафа уже крепко спал. Адель похлопал его по плечу:
— Вставай, дядя, иди в дом спать. Завтра тебе вставать с зарей.
Мустафа поднялся и, пожелав всем спокойной ночи, пошел в дом. А Адель со сторожем тихо продолжали задушевную беседу.
— О аллах, смилуйся над людьми, — просил сторож. — Я видел так много горя, что не забыть до конца жизни. Везде произвол. Пятнадцать лет назад я работал грузчиком на станции Ум-Ражим. Самым сильным из нас был аль-Масри. Не знаю, откуда у него такое странное имя.
