— Боже, расслабься ты. Словно глыба льда, — пробормотал грек, и мурашки побежали по спине.
Так страшно стало. Казалось, еще немного, и Кавьяр раздавит меня во всех смыслах.
— Не могу, — только и вымолвила я, совсем одеревенев.
Тяжелый вздох за спиной.
— Тогда слушай, что я тебе скажу. Ты здесь совсем не потому, что мне так захотелось. На то были веские причины, о которых тебе знать не положено. Я в сотый раз повторю, прекращай упрямиться. Иголки выпустила и пыхтишь. Это смешно выглядит. Сама ведь знаешь, что я сильнее. Зачем нарываешься? .. Не груби, не перечь, выполняй приказы… Все получится. Я не изверг.
Как удосужилась спрыгнуть с коленей Кавьяра и сама не заметила. Просто отскочила от него на несколько метров и выпучила глаза.
— Ты… ты понимаешь, о чем говоришь? — Ой, кажется мне, сорвусь. — Ты не изверг? ..
— Летти, — к Клио вернулось прежнее состояние. — Умолкни сейчас же. Не зли меня. Я сам разберусь со своими проблемами. Не ты мне будешь указывать на недостатки. Вернись на место.
Я, в отчаянии опустив голову, поплелась к двери.
— Летти, — лениво так и негромко, — куда намылилась?
— Ты же сказал… Ох, черт… Ты имел в виду…
Осознав, что сглупила, подошла к Кавьяру и встала так, чтобы нас разделял журнальный столик. Он сначала не выказывал интереса, нарочно медленно потягивал виски и выпускал тонкую струйку табачного дыма.
— Можно мне? — вырвалось случайно.
Грек вскинул бровь, явно насмехаясь.
— Нельзя. Подойди поближе.
На свой страх и риск осталась стоять на месте.
— Ты пьян.
— Даже в таком состоянии я соображаю лучше, чем ты, Летти. Подойди. Но прежде чем послать меня, хорошенько подумай.
Что ж, отличное предложение. Я подумала.
— Пошел… — посмотрела на Кавьяра и замолчала. — Зачем ты признался в том, что я здесь неслучайно? Это нечестно.
Грек хохотнул.
— Нечестно? Ты серьезно? — подался вперед и ухватил меня за запястье, больно стиснув. — Непозволительная роскошь, Летти, беседовать со мной на равных. Ты моя наложница, помнишь об этом?
И на этот раз усадил рядом с собой. Ну, хотя бы так. Уже легче.
Молча созерцала обстановку, сложив руки на коленях, словно примерная ученица. Приятное помещение, обставленное со вкусом. Сплошной минимализм: стол, два кресла, небольшой диван, вдоль стены стеллажи с полками, уставленными книгами и папками. Ничего лишнего. Все в строгой форме и так организованно — совсем не похоже на взбалмошного и нервного хозяина.
— Мне бы хотелось, чтобы ты нам помогла кое в чем, поэтому и упомянул о неслучайном выборе, — продолжал тем временем Клио. — Но, видимо, рано. Ты еще не готова.
От любопытства и нетерпения я заерзала на диване, всматриваясь в профиль грека.
— А покурить-то все-таки можно? — снова заметила пачку сигарет на столике.
Кавьяр затушил о пепельницу тлеющий фильтр и развел руками.
— Ты оглохла? — повернулся ко мне. — Я запрещаю тебе. Ненавижу курящих баб. Даже не думай. Никогда… Поняла?
Кивнула и, судорожно сглотнув, отвернулась.
Подлец, не сомневаюсь, что это просто очередное издевательство.
— Расскажи мне о своих родителях.
Вот это неожиданность. С кем угодно обсудила бы эту тему, но только не с тобой, Кавьяр.
— Ни за что… — проворчала я, передернув плечами. — Не хочу.
Клио взъерошил себе волосы, чем еще больше дополнил образ домашнего тирана: небрежный внешний вид и алкоголь.
— В общем, понятно. Ты все еще не осознала, насколько вляпалась. Ну, ничего. Времени у нас много.
Грек встал и, сунув руки в карманы брюк, неопределенно махнул головой.
— Убирайся, пока я не решил тебя наказать за то, что прокралась в мой кабинет.
Значит, он понял. А на что я надеялась? Кавьяр не дурак — знает же, что я не оставлю попыток сбежать.
— Эээ… Можно… Я бы хотела узнать… кое-что… — вымолвила, запинаясь, и остановилась у двери.
— Что еще? — холодный тон Клио не предвещал ничего хорошего.
— Что с Юми? Ты убил ее?
Это была чертовски большая ошибка. Мне даже показалось, что я услышала, как Кавьяр хрустнул костяшками, резко сжав кулаки.
— Только не говори, что тебе жаль ее, — как-то неестественно заблестели его глаза, а голос внезапно охрип.
— Нет… Не знаю… Она ведь не виновата…
Грек двинулся в мою сторону, и я поняла — это конец.
Ну что за дура? На кой-хрен нужно было спрашивать об этом?
— Сострадательность? Филантропия? Что, Летти, вздумала сочувствие проявлять к той, которая хотела твоей смерти? — Клио заставил меня вжаться в стену и со злостью хлопнул ладонью по ней же, чуть правее моей головы. — Не будь такой тварью! Ты не должна привязываться к тем, кто живет в этом доме. Проявишь хотя бы раз по отношению к кому-нибудь свою заботу — вырву твое поганое сердце. Поняла?
Молчала, боясь посмотреть греку в лицо. Он слегка шлепнул меня по щеке, заставив перевести взгляд на него.
— Я тебя спрашиваю, поняла?
Признаюсь честно, ни черта мне не понятно. Сколько ни ори на меня, придурок, я все равно никак в толк не возьму, какого хрена мне запрещено проявлять чувства. Очередной пунктик?
— Может, сразу перечислишь все темы разговора, на которые наложено табу? — поинтересовалась почти шепотом, слишком уж близко находилось лицо этого козла.
А губы, все еще потресканные после отнюдь не изысканных поцелуев Кавьяра, предательски дрожали. Впрочем, как и колени. Я на цыпочках стояла — настолько сильно грек вцепился в мой подбородок.
— По крайней мере, так будет легче, и я сумею избежать путешествия в «камеру пыток», — добавила чуть смелее, потому что Клио ослабил хватку.
Убрал руку, холодно улыбнулся и заправил мне за ухо, выбившуюся из косы, прядь волос. Достаточно интимный жест, чтобы заставить меня поморщиться от отвращения.
— Сука ты, Летти, — проговорил Кавьяр мягким тоном, который ну никак не вязался со смыслом слов и выражением его лица. — Ненавидишь всех и при этом прикидываешься «сестрой милосердия». И кто из нас после этого более лицемерен и двуличен?
А грек дело говорит. Хоть и не хотелось с ним соглашаться, но все же я была вынуждена признать — он чертовски прав.
Ведь ненавижу, так и есть. Презираю их убогое существование. Убогое в плане внутреннего мира. Что они знают о людях? Только то, что все любят деньги? То, что в большинстве своем люди алчны и продажны? А как же те, кто в жизни больших денег в руках не держали? Те, кто жили на одну крошечную зарплату и
перебивались с хлеба на воду.
Нет, это я не о себе.
Моя жизнь сложилась радужнее, чем у немалого количества семей времен Советского Союза. Я зацепила лишь кусочек «совкового» периода, да и то, возраст мой тогда был еще младенческим. Поэтому не помнила я тех дней, когда по ящику «перемывали косточки» только что погибшему Виктору Цою, и как заезженные хиты «Modern Talking» оскомину набивали.
Однако, начиная с пяти лет, в полной мере ощутила всю свою никчемность, а если бы могла тогда постигнуть истинную суть такой жизни — постигла бы. Да вот только не могла я, потому как еще «под стол пешком ходила».
И не было у меня, как принято считать, раннего взросления из-за тяжелой судьбинушки. Все пришло с годами. Однако всю гадость сиротской жизни ощутить пришлось как раз-таки после того, как меня удочерили.
Вот тут-то, в американском колледже, мне и объяснили: кто я и как со мной следует обращаться. Так что, в целом, получала по морде я уже не в первый раз.
А что касается вот таких упырей, как Кавьяр… Так его просто необходимо всех денег и связей лишить, вот тогда и поймет, каково это — над людьми невинными издеваться.
— Думаю, мне не следует высказывать свою точку зрения, — заключила я вслух. — Мне твои намерения ясны. Изобьешь меня снова, да?
Кавьяр отодвинулся и, будто размышляя над моими словами, скрестил руки на груди.
— Я передумал.
Отлично, очень интригующе, придурок. Прямо за душу взяло.
— По поводу?
— По поводу наказания.
Руки мгновенно похолодели, потому что вся кровь ударила в голову.
— Хочу минет.
И тут же кровообращение подвело еще раз, заставив покраснеть до невозможности сильно.
— Не надо… — это все, на что я была способна.
— Серьезно? — изогнул бровь, насмехаясь, и уже серьезным тоном. — Сюда иди.
Как будто далеко стою. Всего-то пара метров отделяет от ублюдка.
— Летти, — угроза в глазах. — Подойди.
Шаг вперед дался с невероятной тяжестью, словно к ногам гири привязали.
— На колени.
Затрясла головой так, будто мозги собиралась взболтать.
— Живо!
Дернулась в сторону, но мгновенно была схвачена стальными лапищами грека и в принудительном порядке поставлена на колени. Уткнувшись взглядом в выпуклость на брюках Кавьяра, я упрямо боролась с приступами паники, смешанной с тошнотой. Что угодно сделала бы, но только не это…
