— Опять он думает только о себе! — голос Кира.
Я открыл глаза. Дождь рухнул стеной. Пожалуйста. Мне не жалко.
— По машинам! — разнеслось.
Министр и МБЧ уехали. Сварганили дело!
— Надо бы во Храм войти… на всякий случай. Поблагодарить все-таки! — укоризненный голос Кира.
— Нет! — грубо ответил я.
— Но хоть что-то святое есть у тебя? — вздохнул Кир.
— Все тебе отдал!
— Нет… зайти надо! — произнес Петр уверенно.
Не отстанет! Теперь тем более!
С ними — в Храм? Ну разве что по-быстрому.
Храм изнутри медленно реставрировался… но очень уж медленно. Да я и сам не ахти!
— Смотри-ка — он не крестится! — язвил Кир. — Рука не поднимается?
— Видно, камень в ней держит! — кротко произнес Петр.
— Ну, — произнес я. — …Выходим?
— Не нравится ему.
Дождь разошелся, летел какими-то порывами — словно это Он Сам рыдал.
— Ладно… садись. — Петр отомкнул машину. — Отвезу давай… Надо тебе отдохнуть! Завтра будет круто.
В этом я не уверен.
Мы с трудом ехали по серпантину — вода шла вниз метровым слоем вперемешку с грязью.
— Видно, склон, бля, размыло! — яростно двигая рычагами, бормотал Петро. — Ну удружил! — Не меня ли он имел в виду? Было не ясно.
Парк Переходного Периода смыло начисто!
С трудом доплыли, как подводная лодка, до родной базы. Ворота с трудом открылись: вода вся ушла, грязь густела. Все Духовное Возрождение залило грязью, даже наш офис: компьютеры и телефоны — словно из глиняного века. Ретранслятор на склоне сдуло, он валялся, как опрокинутый треножник, тарелушки с него раскатились. Видимо, это означало: хватит!
Радостный МБЧ бегал по офису, голый, покрытый засыхающей глиной.
— Во, в жилу! — радостно вопил он, шлепая себя по голому пузику. — Грязь-то лечебная! Во сила! — Шлепок, брызги во все стороны. — Мы тут такое устроим! — Он обмазывал себя всего грязью, даже из остатков волос соорудил рожки. — Ты с нами, надеюсь?
— …Не знаю.
— Ты молоток! — пихнул меня грязной ладошкой. — Так и держи! Никому не подавайся!
— Я, наоборот, вроде бы всем поддался.
— Вот за это мы и любим тебя! — произнес он строго и стал звонить кому-то по глиняному телефону: — Приезжай, быстро!.. Ты понял? Не пожалеешь, говорю!
Я тоже почувствовал себя гордым. Как правильно говорил великий Мичурин: «Мы не можем ждать милости от природы. Взять их у нее — наша задача». Взяли! Вот он, ужас победы!
Петро убыл на глиняной машине, и я поспешил воспользоваться неожиданной свободой, подошел к своему окну… Светелка занята, вероятно?
— Эй! — крикнул я неуверенно.
Выглянул голый (по крайней мере по пояс — точно!) Жоз.
— А…
— Чего там делаете?
— А… — ответил Жоз вяло. — Половой акт ведем.
— А. Ну тогда хорошо.
— Чего хорошего-то? — Жоз зевнул. — Сейчас спустимся.
Они с Соней, оба явно чем-то недовольные, спустились.
— Ну, — сказал я. — …Может быть, больше не увидимся!
— Ушел-таки, сволочь! — улыбнулась Соня.
— Иди отсюда! — сурово рявкнул Жоз.
— Нет, это ты иди! — пихнула его Соня. — Мне еще все это безобразие, — обвела все взглядом, — надо расписать!
— Ну… будь здоров! — Она неожиданно щелкнула меня по совершенно неожиданному месту и, улыбнувшись, ушла наверх.
— Тоже мне… пиардесса! — Жоз страстно глядел ей вслед. — …Вчера об нее зуб сломал! — вдруг поделился он.
— Замечательно!
— Ладно…
Мы обнялись.
— Погоди! — Вдруг Жоз спохватился: — У меня для тебя подарочек! Сквозь бои пронес!
Неужто?
Есть Бог! Жоз появился в окне с рулоном в руках.
— Надоел уже мне. Но в степи — им укрывался. Этот продать просил! Вот хрен ему!
Кто «этот», я не стал уточнять. Поймал рулон.
— Сейчас спущусь к тебе! — пообещал Жоз, но так и не спустился.
Вот и слава богу! Я взял рулон под мышку, сел на мокрую глину и покатил. Глиняный бобслей. Во как кидает!
Навстречу, екая селезенкой, все более покрываясь грязью, скакала Буква с телемагнатом на спине. Телемагнат кричал по телефону:
— Ну!.. Ну!
Жива Буква, значит! Так я и знал! Обрадовался. Но в ногах телемагната долго она не протянет. Скинет его?!
Скрылись за поворотом — то ли я, то ли она.
Разогнавшись, чуть-чуть только подруливая, въехал на ракетную базу, никто не остановил. Тут тоже все залито — не до меня.
— О! — воскликнул вахтенный, тот самый бледно-рыжий матрос. — Явился? А мы скучаем за тобой!
— Поглядеть можно? — Я кивнул на трубу.
— Тебе твое семейство? Координаты вроде есть! — пощелкал на компьютере. — Давай.
Я прильнул к окулярам. Опять к чему-то успел. Жена стоит перед синим умывальником, прибитым к высокой сосне, и кто-то ей из-за кадра протягивает руку с письмом… Причем обшлаг какой-то форменный… Почтальоны вроде не в форме у нас?
— Пошире нельзя?
— Сделаем!
Не почтальон это — милиционер! Душа рухнула. Видно, какую-то повестку вручает. Кому? Мне? И там уже поджидают? Или кому-то из них? Что они там натворили?
Жена, как всегда ни о чем плохом не догадываясь, радостно улыбается мильтону… и тот, что интересно, тоже улыбается. Она показывает ему пальцы — мол, извините, мокрые, не могу взять конверт. Встряхивает руками смеясь. С пальцев летят золотые капли. Протягивает наконец руку к письму. Берет. Благодарит радостно — ни о чем таком не догадываясь. Из леса выходит дочка с корзинкой — и тоже улыбается.
Жена разрывает конверт — и лицо ее застывает. Слеза потекла. Утирает маленьким кулачком.
— Слушай! — отлипнув от потных присосок, повернулся к рыжему. — А забросить меня туда нельзя? Срочно надо!
— Сделаем! — улыбается он. — Ты ребятам понравился. Главное, что без понтов. Для тебя сделаем! Учебной ракетой! Помягче сделаем — в воду опустим тебя, около Кронштадта. Лады?
— Куда идти?
Стали спускаться.
— А… сотрясения не боишься?
— Чего?
— …Всего.
— Не боюсь!
Учебной так учебной! Век живи — век учись.
И вот я уже бегу по Финскому заливу, по мелкой воде, выбивая ногами протуберанцы. Вот за тем мысом — дача.
Они неподвижно сидели на скамейке, горестно глядя в письмо. Я выхватил его, запыхавшись, сел рядом.
— Ты? — воскликнула жена.
— Я, кто же еще?
«В связи с предстоящим капитальным ремонтом ведомственных дач, принадлежащих Дачному тресту, уведомляем Вас о необходимости освободить занимаемые Вами помещения. Просим Вас сделать это немедленно по получении этой бумани».
«Бумани»? Я не верил своим глазам. «Бумани»! Все-таки Он улыбнулся! Я держал письмо перед ними.
— Смотрите — тут написано: «бумани»! — Дочь засмеялась.
Ну что же — все верно. Лишь Букву ты просил у Него — лишь Букву и получил!
Пошел золотой дождь.
Бог покажется только дождем.
Не окажется больше ничем.
Потому-то Его мы и ждем так спокойно:
Он нравится всем. После, когда мы съели лапшу с обоев, снова проблема возникла: что есть?
Киру позвонил: мол, работки не найдется? Что-нибудь типа высокого оправдания обрушивания метро.
— Да нет, — Кир со вздохом ответил. — У нас принципиальность сейчас в дефиците. По-моему, ты не слишком уважаешь ее?
— Вот черт! А я-то думал — вам как раз беспринципность требуется!
— Нет, этого здесь хватает! — вздохнул Кир. — Извини, я немного занят — заканчиваю годовой доклад.
— Ну, счастливо!
Все крупное — у них! Только мелочи остались у нас!
Джафар меня в свою забегаловку все же взял — старые блюда по-новому переименовывать, — но требует теперь большей художественности: книг начитался. Салат «Закат»! И когда я стою теперь на раздаче, клиентов зазывая, заведующая производством Зинаида Петровна привечает меня так: «А-а-а. Сегодня этот стоит! Значит, у попрошаек не будет проблем!» Но почему-то не прогоняет.
Недавно ехал я в метро и вдруг увидел прелестную сцену: вошли двое подвыпивших парней и, рухнув на сиденье, заснули полуобнявшись. Но было это не просто так: один спал с высоко поднятой рукой, и в ней, как копье Георгия Победоносца, сияла ручка! У второго, который сполз чуть ниже, был в вытянутой руке… журнал с кроссвордом. Композиция эта не уступала Лаокоону: вот сейчас ребята немного передохнут и продолжат свой интеллектуальный подвиг!
Весь вагон был счастлив, глядя на них.
Да-а-а, давно Ты не радовал меня, был суров — и, видимо, справедливо… И вдруг сразу — такой подарок… Балуешь, Батя!
Вот и длится Его торжество,
Никаких не встречая помех, —
Потому что Он радует всех.
Даже тех, кто не верит в Него.
* * *
Я, добывая деньги
знаньем закона Ома,
сбором металлолома,
прочею ерундой,
все ж обладаю ухом,
чутким к каким-то волнам,
где-то в эфире темном
движущимся ордой.
Как археолог зорко,
через песок и глину,
кругло согнувши спину,
вдруг разглядев фрагмент,
спину не разгибает
больше, пока предмета —
вазы или скелета —
не извлечет на свет,
так, уловив обрывок,
хрупкий комок чего-то
выхватив из полета,
тщательно от трухи
чищу его и клею
с кисточкой и пинцетом.
Сам удивясь при этом,
я нахожу стихи.
Экспедиция
Беспечным студентам