— А я надеялся до конца и уверен, что если бы мы немного рискнули и оказали влияние на второго участника, всё бы кончилось совсем не так! Достаточно было короткого сообщения! — отозвался знакомый голос.
— Вы имеете в виду девушку? — спросил женский голос. — Но ведь, насколько я знаю…
— А кто бы ей послал это сообщение, Вы? — перебил властный. Что-нибудь вроде:
Если он уйдет — это навсегда,
Так что просто не дай ему уйти.[27]
— Не обижайтесь, мы высоко оцениваем Ваш метод работы. Да, это возможно подействовало бы.…Но кто бы установил с ней контакт? Вы? Она бы Вас не услышала. Ей нужен свой куратор, а это удорожание проекта минимум на порядок. Но главное не это! Вы все забываете несколько вещей. Впрочем, вы непрофессионалы. Первое — контакт с реципиентом возможен только, когда у него начались необратимые процессы. Проще говоря — перед физической смертью. Для одновременного контакта с несколькими кандидатами нужно, чтоб эти, простите, события совпали. Совпали по времени хотя бы приблизительно. К сожалению, мы ещё далеко не всё можем, в смысле времени: мы вынуждены ждать. Ждать, простите, последних дней жизни реципиента. А ей ещё жить и жить!
— Да, я забыл, извините, — виновато согласился знакомый.
— А вот я что-то запутался, — включился ещё один, беспокойный. — Выходит эксперимент тянется уже давно?
— Эксперимент продолжается почти десять локальных лет. Эх, какая была задумка! — мечтательно произнёс властный. — Какую провели работу! Было просканировано несколько десятилетий текущей реальности и более полумиллиона жителей Грозного. В результате мы обнаружили тринадцать точек временной неустойчивости. То есть таких моментов, когда будущее неустойчиво и при точно рассчитанном вмешательстве его можно направить в нужном нам направлении.
— Нам — это кому? — произнёс беспокойный.
— Нам — это нам! Человечеству, если хотите. Или вы считаете, что возможность скорректировать бедующее так, чтоб «Чеченский кризис» завершился без этой кровавой бойни, чтоб Грозный остался цел…
— Это он не подумав, сказал! — торопливо перебил голос с характерным акцентом.
— Так вот, — продолжил властный, — были найдены тринадцать человек. Это в Грозном. Каждый из них потенциально мог бы изменить течение событий, и войны бы не было. Тысячи людей остались бы живы. Город — цел. Для этого каждому из них нужно было бы кое-что совершить, изменив свою жизнь. Иногда — кардинально, иногда — чуть-чуть. Всё было просчитано миллионы раз, промоделировано на лучшей технике. Каждый кандидат получил индивидуального куратора — самого близкого… человека, если можно так сказать. И всё лопнуло!
В пространстве раздался шум, некоторое время все говорили одновременно.
— Почему? — строго спросил голос с акцентом. — Вы же говорили, что шансы очень велики! Почти сто процентов, да?
— Да, говорили! — повысил голос властный. — Мы пока сами не понимаем. Мистика, прямо. Извините. Непонятно! Каждый из кандидатов должен был совершить какое-нибудь действие, которое в реальном варианте он не совершал или совершал, но неудачно. Действия совершенно разные: вовремя вступить в КПСС, или наоборот — не вступать, поменять работу, выбрать иную профессию, вернуть любимую девушку, наконец. Чаще всего ничего сложного.
— Ну, если учёба в военном училище — ничего сложного…, - буркнул новый голос.
— Повторяю, чаще всего — ничего сложного! Но дело не в этом. Мы были готовы, что кто-нибудь совершить требуемое действие не сможет. По разным причинам. Но чтобы все тринадцать кандидатов…. Этого не может быть… но это так! Ни один, вдумайтесь, ни один не совершил требуемое! Мистика! Заколдованный город какой-то!
— А что в других местах было иначе? — спросила женщина.
— В других местах всё прошло прекрасно! Вы, надеюсь, понимаете, что такое изменение истории требует участников не только в Грозном? Были найдены точки и люди в нескольких городах: в Москве, Питере, Свердловске. И там всё прошло как по маслу! А у вас.…Нет, просто мистика. Моделирование давало 99.86 % успеха. Вдумайтесь — тринадцать кандидатов и такой процент! Должно, обязано было получиться! Хоть у кого-нибудь, хоть у одного. Но.… Взять хотя бы последний случай. Ведь, строго говоря, вмешательство дало положительный результат. Он же всё-таки решился! И тут эта ревматическая атака! Она не должна была случиться так рано! Обычно инкубационный период заметно дольше, это должно было произойти только через сутки. Но иногда бывает и так. И это как раз 0.04 %!
Властный голос помолчал и продолжал с горечью:
— И так каждый раз. Каждый! Каждый раз вмешивались эти самые 0.04 %! Нет, как хотите, но это просто заколдованный город!
— Послушай, уважаемый, — недоверчиво спросил голос с акцентом. — Я не понимаю, как в наше число мог попасть этот, последний. Не обижайся, я правду говорю. Что мог сделать такого, чтоб не началось войны, человек, который даже к своей женщине подойти не смог. Это же, не обижайся, слабак.
— Слабак, говорите? — нехорошим голосом переспросил властный. — Ладно, не будем уточнять, что не смогли сделать ни Вы, уважаемый в реальном варианте, ни Ваш реципиент…. А по поводу «слабака». Никто, надеюсь, не думает, что одно, даже тщательно высчитанное, изменение может повернуть историю. Это просто как…спусковой крючок. Образуются новые события, создаются и множатся новые цепочки, история поворачивает на новый путь. Это как снежный ком.
— Слабак, значит? — повторил властный. — Вам бы только кардинальные решения. Секунду.… Будьте добры гляньте вот сюда. Вот так пошли бы события если бы, как Вы говорите, «слабак» смог бы совершить то, что требовалось.
Некоторое время стояла тишина. Первым не выдержал беспокойный:
— Ва Дела! Не может быть! Иштта хир дац![28]
— Господи, как такое может быть! Что же мы суки наделали?!
— Г1оза ма хиларг![29] — закричал голос с акцентом. — И это без кардинальных решений? Как? Как он смог, этот…парень?
— Это…это…фантастика! — в женском голосе послышались слёзы. — А это ещё что? Это наш…город?
В абсолютно чёрном пространстве постепенно проявлялось видение. Громадные небоскрёбы пронзали облака. Небоскрёбы соединялись между собой на разной высоте ажурными… мостами с висячими садами, фонтанами. В небе порхали лёгкие летательные аппараты. А внизу.… Внизу, в тени деревьев угадывались старый обком и нефтяной институт, кинотеатр «Космос» и музыкальное училище, магазин «Красная Шапочка» и павильон «Подкова» Скверы Полежаева и Лермонтова были усыпаны конскими каштанами, играла радуга на фонтанах. Шумели клёнами Августовская и Первомайская аллейки, и летели вниз, крутясь в воздухе, зелёно-жёлтые «вертолётики».
— Да, это Грозный, — мечтательно проговорил такой знакомый голос. — Каким он мог бы быть, если бы…Я…он нарисовал его в четырнадцать. Думал, что так будет в двухтысячном. Ошибся…Мы все ошиблись.
Долгое молчание нарушил властный. Теперь его голос можно было назвать так только формально. Никакой властности в нём не было, а была тоска и смущение.
— Извините, но в силу загруженности мы не просматривали Вашу… его жизнь в реальности после…после…ну Вы понимаете. Мы только знаем, что он опоздал. Как жили дальше? Справился ли с …э…э… ударом? Был ли счастлив?
— Вы знаете, что было написано на кольце царя Соломона? — в звенящей тишине спросил до невозможности знакомый голос.
— Конечно! — как-то даже разочарованно ответил властный. — «Всё проходит. Пройдёт и это».
— Верно. Только говорят, что была ещё одна надпись — на ребре кольца. И было там написано: «Ничего не проходит!»
Спасительный дурман понемногу оставлял Женю. Женя сопротивлялся, цеплялся из последних сил, он не хотел возвращаться в мир. Там его поджидала дикая злобная боль, выворачивающая всё тело и превращающая человека в животное. И там его ждала другая боль — она не трогала тело, но била не слабее первой. Женя заворочался, застонал, пытаясь попросить ещё один избавительный укол, и проснулся.
Евгений Борисович лежал в полной темноте, которую расцвечивали только приглушённые мониторы многочисленных медицинских приборов. На них можно было увидеть всё: давление, пульс, содержание холестерина, показания электрокардиограммы и много чего ещё, о чём обычно человек и не думает.
Евгений Борисович не смотрел на них. За долгое время он свыкся с мыслью, что однажды на всех этих мониторах побежит прямая линия. Он не верил заученно-радостным уверениям врачей. Они знал — они лгали во благо.
