В подъезде оказалось все так же, как и прежде — ухоженность и, заслуживающее внимание, цветочное оформление лестничных пролетов. Не теряя бдительность, Рамсес по ступенькам сбежал вниз. Столь же сосредоточенно и спешно он дошел к машине и в скором в ней покинул двор. Выезжая на проезжую часть, БМВ Рамсеса мягко и уверенно покатила в общем потоке автомашин.
Он отправился к подруге.
С момента зачатия, каждого записывают
в короткую или длинную очередь к смерти,
но знай,
из одного списка можно легко перекинуть в другой.
Проехав несколько минут за рулем в общем потоке машин, Рамсес ощутил, как он словно попал в иной мир, только что вынырнув из пустого множества неразгаданных шарад. На миг ему даже показалось, что тут (в этом «другом» мире) вся жизнь протекает по-иному сценарию, отличному от того, где он живет последние пару суток.
Несомненно, это был тот же город и ничего в нем не изменилось. Но, почему-то именно сейчас ему показалось, что стремительно несущиеся со всех сторон транспортные средства специально стекаются воедино, чтобы дальше продолжить путь в одном — теперь единственном для всех — направлении. Затем, они все вместе уже наперегонки устремятся, как можно быстрее покинуть мегаполис, в котором живут, работают… И у них навсегда останется в прошлом суетливость давно переполненного населенного пунктика на карте мира. А, если и суждено будет когда-то вспомнить о чем-то хорошем в Москве, то каждый поймает себя на мысли, что, собственно…и нечего. Кроме, как о застольях с поеданием вкусного и с увеселительной выпивкой. Да и то, благородное спиртное получается после вонючего брожения, а качественная, да и просто нормальная еда — это давно уже редкость.
Глядя на мчавшиеся вперед машины, Рамсес подумал, что между брожением вина и повседневной суетливостью есть нечто общее. И в том, и в другом случае, одна и та же суть — достичь действительной зрелости. Но прежде необходимо пройти — не иначе как — вонючее брожение, потому что внутри (в обоих случаях) происходит неминуемый процесс разложения.
Ну, в первом случае (с вином) — это понятное дело.
А, вот, во втором… Вроде бы тоже все объяснимо. Но из-за того, что тут процесс разложения более замысловат и длителен по времени, то к нему ближе подходит выражение: «ясное дело!». При этом, в чем заключается суть такого брожения и зачем нужен столь бурный рост нам, как микроорганизмам с высоты восприятия космических масштабов, — никто не знает и не пояснит: в отличие от штаммов биохимической реакции с вином, об истории чего фактически известно все и никто не усомнится, для чего это все надо.
Вот и остается нам то, что мы можем себе позволить — просто произносить словосочетание: «ясное дело!». Именно с этого начнется разговор любого собеседника, если упомянуть, о, как же разлагается-то общество…
Или, допустим, в беседе затеять разговор о почетном стремлении многих на вершину в карьере, откуда, наконец-то, можно почувствовать себя «хозяином жизни». И, что с того-то? Но ничего в ответ внятного не суждено будет услышать. А выданное вслух, сведется к тем же двум словам: ну, это ж «ясное дело!». Потому что никто ни черта толком не смыслит, из чего состоит «жизнь» и зачем обязательно надо быть «хозяином»!
Ну, и, если уж вовсе откровенно поговорить о «хозяевах земной жизни», то на примерах Рамсес все чаще убеждался в том, что туда — «наверх», «добирается» одна мразь. Он имел на то право, так судить — ведь «они» же и были его клиентами, с кем он проворачивал сделки с ценными бумагами. Конечно, внешне так нельзя было о них сказать. Но, поработав с ними поближе, их сущность была ему видна, как на ладони…
Ну, и остальное большинство, кто не ставит перед собой цель — «на самый верх, где поджидает, притаившись, совершенство» не особо отличалось «от клиентурской базы данных мрази, кого раскручивал спекулянт Рамсес по линии сделок с ценными бумагами». Ему было очевидно, что многие более охотно прильнут к тем в коллективе, кто в свое удовольствие осуждает благородных и честных «отщепенцев». Нежели каждый станет эдаким святым рыцарем-одиночкой в хорошем, не ироничном, смысле этого понимания, чтобы защитить тех самых «белых ворон».
«Поэтому, — охотно рассуждал Рамсес, с позволительной легкостью руководимый порциями коньяка, — и существует повсеместная коррупция. К тому же, такое действо, как мошенничество или воровство, это давно всем привычно и вполне себе нормально воспринимается. В том числе, с недавних пор, это стало разновидностью бизнеса. А какова в бизнесе основная цель? — задался он вопросом, по легкой пьяни вседозволенности глумясь над своими рассуждениями и, конечно, ответил: — Правильно — получить прибыль. Поэтому сегодня любой нормальный успешный человек, обманывая, не находит в своих действиях признаков прямого или косвенного нарушения тех же религиозных заповедей. А, то есть, — греха! Вот, я. Если мне дельно предложить чего-то намудить и за это мне ничего не будет (а такие схемы есть, и трейдеру можно верить!), какая последует моя реакция?! Опять правильно, я никогда не скажу в ответ: «Вы что?! Как вы могли допустить подобную мысль? Это же фарисейство!!! Нарушение доминантных морально-этических норм и правил общества, где, «уважаемый», поколениям еще предстоит жить!..». А, если я и скажу так кому-то из моего списка клиентурской базы данных, то, обратится ли кто ко мне впоследствии за «поддержкой» наработать побольше бабла?.. Вопрос? Нет — больно уж ответ видится очевидным, чтобы озадачиваться подобным!»
Рамсес вздохнул с нескрываемой досадой, но…
— Идиот! — произнес он вслух, почувствовав неловкость. Мысленно он потрясенно признался себе, что такие рассуждения им же воспринимаются не иначе, как высокопарные. И это в условиях, когда рядом никого нет! Что означало — он не станет говорить на подобные темы прилюдно! Мало того, отчего-то, он даже испытал чувство стыда, позволив себе порассуждать о человечестве… И Рамсес добавил: — А, как жить-то тем, кто все это видит? — подумав, он сразу вслух и ответил: — Покончить с собой, чтобы не мешать всем остальным!..
Рамсес погрузился в молчание и посмотрел на прохожих. В этот момент ему показалось, что, собравшаяся по обе стороны проспекта, протестующая часть общества провожает людей в машинах, которые покидают город — они махали флагами и будто напутственно что-то скандировали уезжавшим. Очертания митингующих слились воедино, и напрасно было разглядеть кого-то одного, пытаясь «на прощание» запомнить пару лиц по отдельности. Вся пешая масса воспринималась, как некий один живой организм, покрытый большим разноцветным куском сплошной материи…
Рамсес ногой изо всех сил надавил на педаль тормоза, когда понял, что он довольно быстро приближается к машине, которая остановилась у пешеходной зебры. В нескольких сантиметрах от бампера Жигулей его БМВ замерла, чудом избежав столкновения. Рамсес, уже привычно испытав шок, мысленно поблагодарил свою реакцию и, педантично созданную, немецкую технику за высокоточное понимание желаний водителя.
— Хо-о-о, — выдохнул он, глядя на толпу митингующих, которые переходили на другую сторону проспекта. — Надо меньше пить, — признался он себе, в том числе имея в виду и то, о чем только что рассуждал и задумался.
Переводя дух, Рамсес обратил внимание на большой шар, проплывающий над зеброй для пешеходов. Издали он был похож на воздушный шар в уменьшенном исполнении. Крупными буквами на нем красовалась надпись: «МЕНЯ НАДУЛИ, НО ПОЛЕТИТЕ ВЫ». Шар нес мужчина с круглым брюхом, покачиваясь на тонких ногах, облаченных в обтягивающие джинсы черного цвета. Явный представитель движения «недовольных» на ходу что-то выкрикивал. Рамсес приоткрыл окно. Из доносившихся ругательных фраз было понятно, что мужчина с увесистым животом заявлял, таким образом, о своих правах и выражал недовольство к действиям политиков, которые поголовно погрязли в повсеместной коррупции с корпорациями. Еще он призывал к ответу — за глубочайший кризис на планете — всех финансистов, включая и таких, как Рамсес.
Взгляд орущего, пузатого мужчины пал на Рамсеса и они посмотрели в глаза друг другу. «Надутый» финансистами переменился в лице. Утратив обычное выражение, он поглядел на Рамсеса могильщиком, который, насмотревшись покойников, уже и всех живых воспринимал, как мертвых.
Рамсесу стало не по себе. Он отвел взгляд и закрыл окно, прячась за тонировкой.
«Черт! — подумал Рамсес, вспоминая жутковатый анфас «брюхатого». — Еще от тебе подобных мне не хватало побегать, ради сохранения здоровья».
Он печально добавил вслух:
— И, что вполне возможно, защищая собственную жизнь.
Наряду с другими машинами, Рамсес поехал дальше. Но анфас толстобрюхого, граничившего со смертью, не отпускал воспоминания и он подумал о нем. Человек с надутым шаром в руке, искренне верил, что и его кто-то раздул, а сам он к этому не причастен! Кто спорит, что денежная политика оказалась провальной в каждой стране? Но и не только одни финансисты были повинны в происходящем! Существовала еще масса причин, повлиявших на мировую экономическую ситуацию, из-за чего государства падали в глобальную депрессию!
