Меньшиков очнулся оттого, что кто-то ему отвешивал пощёчины, он недовольно простонал, приоткрыл глаз, перед ним возникла мутная картина с хмурой физиономией охранника, говоривший: «Чего разлёгся, обезьяна?» Рядом с ним сердито ворчала официантка. Евгений не обращая на них внимания, поднялся с пола. Он отошёл в сторону и взявшись за ноющий затылок, высказал про себя: «Вот уроды!»
Закурил.
«Выпивки нет. По башке дали ни за что, а теперь, наверное, парня долбят. Да-а, не повезло бедняге, пересчитают эти гоблины ему все косточки... – подумал подвыпивший репортёр. – Ну и ладно. Сам, наверное, виноват, а я ещё должен немного выпить...» – решил Евгений и шатающейся походкой подошёл к барной стойке.
– Командир... Мне два шампанских. И не надо открывать, – попросил он.
– По-моему Вам хватит, – заметил бармен.
Меньшиков многозначительно посмотрел на него.
– Не-е-е, мне не хватит. Я ещё только начинаю!
Бармен дал ему две увесистые зелёные бутылки из холодильника.
Тем временем Роеву приходилось весьма тяжело. Два бугая мутузили его в кровь, он безуспешно пытался дать им сдачи, нанося ответные удары. Его попадания, если таковые были, близнецам не доставляли боли. А когда цыган свалился наземь, они принялись бить его ногами. Денис зажался в калач, пытаясь прикрыться от сыпавшихся ударов.
– Получай, нерусь поганая... – хищно сказал верзила в светлой футболке, хотел добавить матершины, но свалился без сознания.
Второй близнец непонимающе обернулся, удивлённо заметил пьяного мужика из бара, который тут же огрел его второй бутылкой шампанского со словами: «Получи фашист гранату!»
По лысой голове здоровяка ручьями разлилось шампанское, шипя и пенясь. Однако вертухай устоял на ногах, свирепо глядя на опешившего журналиста.
– Ма-ма! – пробормотал Меньшиков. – Кто-нибудь... дайте мне ещё шампанского!
Бугай в ответ, шагнул ему навстречу, после чего, закатив глаза, с разворотом упал. Меньшиков облегчённо вздохнул: «Повезло вам гады, что вырубились во время, а-то покалечил бы я вас!»
Евгений приблизился к валяющемуся цыгану и помог подняться с асфальта.
– Чем же ты не угодил этим двум бегемотам, аж мне досталось?
– Играл в бильярд... – сплюнул кровью Денис. – И случайно перепутал шар с блестящей лысиной одного. – Он пнул лежачего. – Вот они меня и отправили в лузу.
Меньшиков невозмутимо спросил:
– Куда же охрана смотрела?
– Она смотрела, как бы из меня отбивную сделать. Вот она охрана, – указал Роев на близнецов. – Только на выходном.
– Меня Женёк зовут, – Меньшиков протянул руку. – Теперь ты знаешь, кому свечки за здоровье ставить. – Цыган пожал руку.
– А я Денис, вот есть повод выпить за знакомство.
– Придётся тебе потратиться, я мало не пью.
– А мне для хорошего человека – не жалко, только место выберем поспокойнее.
– Пошли, – сказал Евгений, закурив, и хлопнул по плечу нового знакомого.
Ночь. Светят фонари. Стрекочут сверчки. Луна провожает уходящих мужчин.
В одной из многих неприглядных, обшарпанных, отталкивающих камер, сидел человек. Без эмоций. С пустыми, ничего не выражающими потухшими глазами. Сидел на облезлой табуретке, отсутствующим взглядом смотря в никуда.
Можно было подумать, что он о чём-то глубоко размышляет, но арестант ни о чём не думал, потому как его уже мало что беспокоило... Некий охранник, войдя в тускло освещённую комнату, оставил на полу нехитрый обед, потом ушёл. Заключённый не двинулся с места, не взял еду, не принялся есть, он вообще не обратил внимания на перемену, ему было всё равно, кокаин с некоторых пор стал смыслом его жизни. Белый порошок – единственное, что его оживляло. В этом человеке сложно стало узнавать некогда холённого крепкого мужчину, так изменился за последнее время бывший наркоторговец и теперешний наркоман Семёныч. Сильно похудевший барыга прочно подсел на белое «лекарство», которым его усердно пичкали здесь.
Но, вчера почему-то никто не пришёл, никто не дал желанную дозу кайфа.
Следующим днём, Семёныч сильно ощущая наркотический «голод», испытывал горькую БОЛЬ: ужасное состояние, когда хочется лезть на стену и выть от невыносимой ломки, сотрясающей организм. Теперь, он ловил каждое движение за дверью с надеждою, не идёт ли кто-нибудь к нему со спасительной дозой.
Заключённому было плохо, очень плохо, сейчас он на своей шкуре испытывал то, что чувствовали его недавние клиенты, многие из которых не доживали до двадцати. Наступил час, когда порог боли вновь перешёл все границы, когда Семёныч начал метаться по камере, кусая себе руки и отчаянно воя, бился головой об стену. В этот момент распахнулась дверь, гостеприимно впуская хозяина подземелья. Роев шагнул внутрь с накрытым подносом, весь в ссадинах и синяках. Не успел он слово сказать, а наркоман кинулся к нему, словно ручная собачонка в ноги, умоляя дать ему хоть немного наркотика.
Цыган достал из чёрных джинсов маленький пакетик с белой массой внутри и потряс им.
– А что мне за это будет? – поинтересовался он.
– Всё что хотите, я всё сделаю, только дайте мне кокаину! – униженно поклянчил барыга.
– Неужели всё?
– ДА.
– Даже полы, языком, вылизывать будешь?
– БУДУ!
– Не стоит. У меня для тебя есть получше мысль, – сказал хозяин подземелья и откинул белую, узорчатую ткань с подноса.
Семёныч увидел на листе три вещи: тяжёлый молоток, железные клещи и кухонный тупой нож.
– Попробуй, пока обойтись без наркоты, заглуши боль.
Арестант вопросительно взглянул на Роева.
– Ты же говорил, что на всё пойдёшь. Докажи. Докажешь, получишь то, что желаешь, – Денис снова показал заветный пакетик. – Бери! Или я сейчас ухожу.
Цена понятна, но и плата будет за неё нешуточная, но наркоману было уже всё равно, как заставить ломку замолчать. Он остервенело схватил молоток, положил ладонь на тахту и, ненавистно посмотрев на мучителя, что было мочи саданул себе по пальцам левой руки. Крича и задыхаясь от приступа боли, барыга прижимал отбитую руку к груди.
– А ещё? – самодовольно попросил цыган.
Тот, превозмогая слившуюся воедино с ломкой режущую боль, закрыл глаза и, проклиная день, связавший его с наркоторговлей, замахнулся молотком – попал по большому пальцу ноги, отчего стал кататься по грязному полу, обливаясь слезами.
– Молодец, – проговорил Роев и, кинув пакетик сверху на крючащегося беднягу, не торопясь ушёл, прихватив инструменты.
Семёныч, забыв обо всём на свете, лихорадочно распаковал подачку, он получил своё счастье.
Молодая явно влюблённая пара, чтобы было видно по нехитрым признакам, сопутствующим этому чувству, приблизилась к речной заводи, утонувшей в летней зелени. Мужчина, нежно улыбаясь, помог спутнице ступить на покачивающуюся у берега лодку. Прекрасная китаянка в белоснежном сарафане, восторженно вскрикнув, сделала первые шаги, едва не потеряв равновесия, затем присела на заднюю скамью. Меньшиков сел на соседнюю, и взяв вёсла, начал грести от суши. Сегодня был особенный день: лилось яркое солнце, заботливо оглаживая всех людей теплом, к тому же Евгений был трезв, его взор был ясен, он неотрывно, загадочно, словно ребёнок, любовался своей женщиной с необъяснимой улыбкой. А она, как весна, смущаясь, немного краснела, что добавляло ей какого-то редчайшего шарма, того, без чего уже не мог обойтись ветреный журналист. Вскоре они оказались посреди Суры, Евгений взял руку девушки и подобно старинному принцу поцеловал её, потом откуда-то из низины на дне лодки достал букетик из полевых цветов, поднеся его красавице. Донгмэй с восторгом приняла букет и вдохнула аромат коктейля скромных цветов, нечаянно поблагодарив ухажёра на китайском.
– Это пустяк, моя принцесса. Я хочу сделать для тебя больше, – серьёзным тоном проговорил Меньшиков в ответ на её языке.
Её глаза удивлённо раскрылись.
– Откуда такие познания? – поинтересовалась Донгмэй.
– Первый урок китайского для меня не прошёл даром. – Он закурил.
– Мне приятно.
Кавалер опустил руку в воду, после чего игриво осыпал серебряными брызгами лицо своей дамы: «А теперь тебе приятно, Мэй?» Она вначале сжалась, затем ответила тем же: «Ах, так!»
Перестрелку водой закончила китаянка тогда, когда Евгений начал читать ей стих.
Я вас люблю, – хоть я бешусь,
Хоть это труд и стыд напрасный,
И в этой глупости несчастной
У ваших ног я признаюсь!
Мне не к лицу и не по летам...
Пора, пора мне быть умней!
Но узнаю по всем приметам
Болезнь любви в душе моей:
А где-то совсем рядом, за столиком уютного летнего кафе, представительный мужчина в деловом светлом костюме, неспешно пил виноградный сок, с интересом посматривая на округу: на искрящиеся волны Суры и покачивающуюся лодку. Его уединение нарушил подсевший на соседний стул мент, отвратительной наружности, чьи рыжие лохмы с поросячьей щетиной на толстом лице, делали его похожим на натурального хряка. Роев неприязненно осмотрел явившегося субъекта:
