А где-то совсем рядом, за столиком уютного летнего кафе, представительный мужчина в деловом светлом костюме, неспешно пил виноградный сок, с интересом посматривая на округу: на искрящиеся волны Суры и покачивающуюся лодку. Его уединение нарушил подсевший на соседний стул мент, отвратительной наружности, чьи рыжие лохмы с поросячьей щетиной на толстом лице, делали его похожим на натурального хряка. Роев неприязненно осмотрел явившегося субъекта:
– По-моему не помню, чтобы я разрешал тебе садиться. К тому же, ты не представился, мудак! – спокойно проговорил он.
Маленькие глазки мента на лоб полезли.
– Кто, мудак? Я?
– Ну, не я же... – отозвался Денис непринуждённо, отпив сок. – Ведь ты же не представился, а значит, я пока ещё не знаю, кто со мной говорит.
Рыжий опешил, не понимая что ответить.
– Ну так, чего тебе надо, мудак? – вновь поинтересовался цыган. Мента аж взорвало...
– Ты вообще как разговариваешь с капитаном милиции? – покраснел Свинин.
Денис невозмутимо смотрел сквозь него вдаль.
– Вот, теперь всё ясно, ты не мудак, а капитан, что в принципе ничего не меняет.
Свинин вытаращил на собеседника глаза.
– Что ты несёшь? Какая тебя муха укусила?
– Рыжая, которой всё мало.
– За базаром следим, Деня. И не перегибай палку, – похолодел в лице мент пригрозив, его ноздри раздувались.
Евгений продолжал читать стихотворение:
Без вас мне скучно, – я зеваю;
При вас мне грустно, – я терплю;
И, мочи нет, сказать желаю,
Мой ангел, как я вас люблю!
Когда я слышу из гостиной
Ваш легкий шаг, иль платья шум,
Иль голос девственный, невинный,
Я вдруг теряю весь свой ум.
Свинин закурил.
– Я тут слышал, что премию выдают?...
– Выдают. Только не так много, как некоторые хотят, – пояснил мужчина в светлом костюме.
– За хорошую работу и платить надо хорошо. Или тебя что-то не устраивает?
– Если бы меня что-то не устраивало, ты бы тут не сидел.
– Это воспринимать как угрозу? Или предупреждение?
– Расслабься, капитан, неужели у тебя так с юмором плохо? – усмехнулся Роев.
Евгений на секунду остановился, улыбнулся и сказал:
Вы улыбнетесь, – мне отрада;
Вы отвернетесь, – мне тоска;
За день мучения – награда
Мне ваша бледная рука.
Когда за пяльцами прилежно
Сидите вы, склонясь небрежно,
Глаза и кудри опустя, —
Я в умиленьи, молча, нежно
Цыган вынул из внутреннего кармана пиджака туго набитый долларами конверт и придвинул напротив сидящему милиционеру.
– Заработал – получи. – Он пристально с ухмылкой наблюдал за реакцией Свинина. Тот лениво посмотрел по сторонам, конверт не взял, спокойно ответив:
– Ты меня за дурака считаешь? Убери. Конверт положи в оговорённое место.
– Сколько тебя знаю, не гаснет твоя предусмотрительность.
– Служба такая. Ладно, мне пора, хочу тебя предупредить, чтобы в следующий раз больше зелени положил раза в два.
– Не понял? – переспросил Роев.
– Сейчас поймёшь, – ехидно усмехнулся тот. – Замутил ты, Деня, дела тёмные, а мне их покрывать приходится. И вдруг кто-то, кроме меня об этих твоих делах случайно узнает?
Денис внимательно смотрел на собеседника.
– Вот чтоб никто лишний о них не узнал, ты должен мне платить, – закончил вымогатель.
Донгмэй нравилось, как Евгений читал ей стихотворение. Он, первый мужчина, сделавший для неё такой подарок.
Любуюсь вами, как дитя!...
Сказать ли вам мое несчастье,
Мою ревнивую печаль,
Когда гулять, порой в ненастье.
Вы собираетеся в даль?
И ваши слезы в одиночку,
И речи в уголку вдвоем,
И путешествия в Опочку,
Господин в светлом костюме обратил внимание на открытую грудь с глубоким вырезом соседствующей блондинки.
– По-моему, я тебе и так неплохо плачу, капитан.
– Это у тебя не детей, не плетей, а у меня семья!
– Жадный ты человек, Свинин. Жадность до добра не доведёт...
– Ты меня пугаешь, что ли? Или спорить со мной собрался? – спросил мент.
Роев отмахнулся.
– Ну что ты, Вася, что ты?... Спорю я друг, только с равными мне людьми, а ты всего лишь мент продажный! Поэтому нечего мне с тобой спорить, не расстраивайся, как скажешь, начальник, так и будет.
– Деня не забывай, я очень нужный человек, – сказал напоследок мент и ушёл.
Рядом с лодкой медленно проплыл речной трамвайчик, пассажиры по-разному оценили декламацию стиха Меньшиковым даме в белом: одни сочли это романтичным, а другие посмеялись.
И фортепьяно вечерком?...
Алина! сжальтесь надо мною.
Не смею требовать любви.
Быть может, за грехи мои,
Мой ангел, я любви не стою!
Но притворитесь! Этот взгляд
Всё может выразить так чудно!
Ах, обмануть меня не трудно!...
Я сам обманываться рад!
– Спасибо, ты меня удивил, – Евгений получил поцелуй в награду. – Кто автор? – поинтересовалась китаянка.
– Александр Сергеевич, кто его не знает... – ответил Меньшиков и снова закурил.
Они причалили к берегу. Он помог девушке перебраться на сушу.
– Моя принцесса, у меня для тебя есть ещё сюрприз.
– Какой?
– На то он и сюрприз. Потерпи. Пойдём. – Они поднялись на набережную и Меньшиков громко по-соловьиному свистнул. Вверх взмыла стая сизых голубей. И в следующий момент из-за растительности выехала белая карета, запряжённая двойкой вороных коней.
Экипаж остановился. Евгений отворил дверцу, подсадил даму, после чего присоединился к ней со словами: «Всё возможно, если в сердце живёт любовь...»
Меньшиков и Донгмэй, целуясь, вошли в мастерскую. Прогулка в карете прошла великолепно, девушка была в восторге, а настоящий мужчина в свою очередь преследует именно эту цель.
– Может, перекусим? – предложил довольный хозяин.
– Не забывай, зачем мы здесь, – напомнила китаянка.
– Да, надо работать. Иначе наша картина никогда не будет закончена. Но, работа не волк, в лес не убежит, так что я не откажусь от фруктов. – Вскоре, он принёс связку бананов и пару красных яблок.
Меньшиков снова расставил несколько горящих свечей, до того как опустились металлические жалюзи снаружи, пододвинул холст, приготовил краски с кистями. Мэй скинула свой белый сарафан: он водопадом упал на пол. Евгений прикурил от свечи, вновь поражаясь тому, как скульптор Господь потрудился над этим телом. Красавица сняла нижнее бельё и удобно устроилась на широком диване среди мягких подушек. Меньшиков, не вынимая изо рта сигареты, принялся наносить маски на холст.
– Ты так много куришь... – покачала головой натурщица.
– Да? Не заметил, – сказал художник, непринуждённо откинув окурок в большую кучу бычков, покоящуюся в рядом стоящем ведре.
– Мне так нравится твоё искусство, дорогой, – улыбнулась девушка.
– Неужели только это?
– Закончишь портрет, я тебе покажу, что мне нравится.
– Будет интересно узнать. Даже не терпится. Предлагаю, отложить наше занятие и перейти прямиком к твоему предложению.
– Потерпи. Искусство для тебя должно стоять на первом месте.
– Я бы рад, но не хочу оказаться на месте Александра Иванова.
– Кто это?
– Великий художник. И хотя для него искусство стояло на первом месте, но кончил он плохо.
– Что же с ним такое случилось? – полюбопытствовала Донгмэй.
– Жизнь, иногда бывает очень жестока. Свою самую главную картину он писал целых двадцать лет. И вот, когда первостепенное полотно его судьбы было окончено, он вскоре умер. А на следующее утро, на его имя пришёл конверт от императора Александра второго, где говорилось, что он покупает «Явление Христа народу»; но было поздно, Иванов скончался в нищете.
– Печально, – промолвила китаянка. – Но с тобой этого не произойдёт.
Часики на запястье позирующей красавицы неслышно тикали.
Евгений закончил наносить завершающие штрихи.
– Можешь посмотреть, – пригласил Меньшиков.
Донгмэй приблизилась к своему изображению. Любовалась: резной беседкой, заливаемой утром в цветущем абрикосовом саду, в которой сидела она, и белые лепестки, словно снег, по вине тёплого, юркого ветра, мягко опускались на землю, иногда касаясь её.
Взамен, она отблагодарила художника нежным поцелуем в щёку, произнеся: «Спасибо».
– Тебе спасибо. Ты моё Солнце.
Скрипач пробежался по нотам, в мобильнике звучала мелодия из фильма о Шерлоке Холмсе. Меньшиков знал, кто звонит.
– Здравствуй, Таня.
– Привет, Женечка. Я по поводу нашего последнего разговора. Помнишь, ты интересовался одним местом? Нас скоро повезут туда, если можешь, подъезжай, – тревожно проговорила путана.
Журналист отключил телефон.
– Послушай, детка, ты меня, пожалуйста, извини. – Он её поцеловал за ушком. – Но мне надо срочно отлучиться. Подожди меня здесь, я скоро вернусь.
Донгмэй не стала задавать лишних вопросов и, проводив своего мужчину до двери, осталась дома. А Меньшиков сев в машину, поспешил на знакомую точку. На улице вечерело. Стараясь ехать быстро, он надеялся, что ему повезёт успеть во время, увидеть таинственного клиента. Евгений, следя за дорогой, мысленно рассуждал, почему выбирают именно с этой точки проституток? И всё сходилось к одному: им не хочется рисковать, постоянство – залог покоя. Наконец, он оказался на месте сборища ночных бабочек у придорожного фонаря, прописанного на проспекте Победы. Меньшиков припарковал свой жёлтый «Мерседес» напротив девятой школы, там, откуда было удобно обозревать. В его салоне тихо пел Джо Дассен. Евгений стал наблюдать, девушки были в сборе, а заказчик явно опаздывал. Сумерки сгустились еще сильнее. Чума выцепил взглядом курящую одноклассницу в броском кожаном красном сарафане, рассказывающую что-то коллегам.
