Когда я забираюсь в кровать Зака, я не снимаю протез, не снимаю джинсы. Он тоже. От нас несет грязью и кормом, и запах вскоре впитывается в простыни. Я сворачиваюсь калачиком, и он за мной, джинса к джинсе.
Этой ночью я хочу забыть себя. Я хочу быть в объятиях, которые защитят от кошмаров. Спать, а не видеть сны. Я хочу быть больше, чем дробью.
В темноте наши руки и ноги переплетаются, образовывая целое.
Я просыпаюсь, чувствуя Мию всей длиной своего тела. Ее грудь поднимается и опускается, парик распластался по подушке.
Три утра. Я знаю, что в мире за ближайший час у 1484 человек будет диагностирован рак. Почти у 25 за эту минуту.
Но какова была вероятность вот этого? Одно дыхание на двоих, такая нежная кожа и привкус надежды. Что жизнь, возможно, еще будет хороша.
Солнце пятнами ложится на контуры наших тел. Я окутан тяжелым одеялом и теплым воздухом.
– Неловко такое говорить, но сегодня ты съехала по шкале до восьми.
– Это как?
– Ты храпишь.
– Вот черт. Ну ладно, зато ты поднялся до семи.
– Неужели?
– Приятно обнимаешься, – говорит она.
Мы дрейфуем где-то между сном и явью, пока не раздается стук в дверь. Мия замирает.
За дверью голос Бекки.
– Зак? Ее нет в комнате! Правда, все вещи на месте…
– Значит, вернется!
Мы не встаем, даже когда в животах начинает урчать, и свет слепит глаза.
– Поправочка, – говорю я. – Ты снова девятка.
Мия вопросительно приподнимает бровь. Без парика остались только короткие волосы, симпатично обрамляющие узкое лицо. Я наматываю на палец робкую кучеряшку возле уха.
– Ты же как Эмма Уотсон после «Гарри Поттера». Зачем ты скрывала такую красоту?
Мия пытается накрыться подушкой, но я не даю ей.
– Да ну, слишком коротко, – говорит она.
– Ты вообще видела Эмму Уотсон?
– Очевидно, реже, чем ты.
– В общем, это дико круто.
– Тогда почему я только девятка?
– Потому что ты все равно злюка!
– Так, все. Замолчи. Или нет, расскажи что-нибудь. Чтобы я обратно заснула.
Мы зарываемся под одеяло, и я рассказываю ей про колыбель для племянника, которая пока существует только в виде разрозненных деталей. Потом рассказываю про последних туристов, которые приехали на урожай. Про то, как Эван безрезультатно кадрится к француженке. Как год назад один голландец съел целиком курицу, купленную в местной лавке, схлопотал понос и устроил туалет под каждой пятой оливой, от края до края нашей фермы.
– …потом Бекки накормила Антона таблетками, положила в комнату для гостей и непостижимым образом умудрилась в него влюбиться.
– И где он сейчас?
– Любуется красотами Кимберли, вернется через две недели. Бекки сказала, чтоб он нагулялся всласть перед рождением ребенка. Он не хотел никуда ехать, но она настояла.
– Он хороший?
– Да, хотя мы до сих пор припоминаем ему понос. Он смешно выражается по-английски. Например, если что-нибудь проще простого, он говорит: по яичку да по яблочку.
Мия смеется, потом становится серьезной и говорит:
– Продолжай.
Я понимаю, что ей не нужно бежать на другой конец Австралии, чтобы сбежать от себя. Так что я продолжаю болтать, рассказываю все, что приходит в голову: как дед завещал каждому из нас по овце, а потом мы завели еще козу и двух альпак.
– К нам приезжали купить масло, но каждый раз люди задерживались, чтобы погладить животных. Папа решил, что это перспективная идея, и так появился контактный зоопарк. Так что в детстве все рьяно набивались мне в друзья. Ну, конечно, не только поэтому…
– А каким ты был? Ну, в младших классах?
– Мечтал стать чемпионом по гандболу, когда вырасту.
– И как, получилось?
Я приоткрываю глаза. Она лежит, зажмурившись, и улыбается. Я вижу маленькую щелку между ее передними зубами.
– Ну, что выросло, то выросло. А ты какой была?
– Была звездой игры в классики. Ты про себя еще расскажи.
Я рассказываю про странные заказы масел, которые мы получали – например, со вкусами лобстеров или шоколада. И рассказываю про Маку, моего тренера по крикету, и какую истерику он закатил, когда его гигантская тыква треснула за два часа до конкурса в Олбани.
– А ты знала, что свиньи по уровню интеллекта, как четырехлетние дети?
Но тут нас прерывает мамин голос.
– Зак, ты там живой вообще?
– Да. Читаю девятую главу…
– Возьми книжку с собой. У тебя прием через двадцать минут, так что через десять выезжаем.
Мия откидывает одеяло и быстрее, чем я успеваю ее остановить, отвечает:
– Все в порядке, миссис Майер, я с ним съезжу! По яичку да по яблочку!..
Девушка в регистратуре видит костыли и принимает меня за пациентку
– Я с Заком.
– Вот как. А где Венди?
Я пожимаю плечами и листаю журнал с беременными, брошенными, растолстевшими и анорексичными знаменитостями. Войти в это здание было само по себе геройством, а в кабинет я с Заком не пойду ни за какие коврижки. Еще не хватало, чтобы врач начал что-нибудь расспрашивать или комментировать. Я и без врачей знаю, что со мной не так.
Он выходит, и мы вместе отправляемся в отделение патологий, но я снова жду снаружи, пока он сдает кровь. Я достаю телефон. Воспользуюсь моментом, забронирую билет на восток. Мне давно пора, мне правда пора, почему же так сложно набрать номер автовокзала? Ничто не помешает мне уехать прямо сегодня.
Но голос в голове интересуется: а как же прошлая ночь?
Мы лежали в обнимку, укрывшись одеялом, и это лучшее, что со мной случалось в жизни, ну или за много, много месяцев. Но как узнать: мне было просто уютно, или это нечто большее? Может, все банально: холодная ночь, теплое тело…
Я набираю номер и терпеливо пережидаю монолог автомата.
Чтобы забронировать билет, нажмите «один». Чтобы узнать расписание прибытия, нажмите «два». Чтобы узнать расписание отправлений, нажмите «три». Для связи с оператором по другим вопросам – оставайтесь на линии.
Я остаюсь на линии, но как только оператор отвечает, сбрасываю звонок.
А как же прошлая ночь?
Потом выходит Зак. Ведет меня через дорогу, безостановочно болтая о том, как у врача воняет изо рта, и как она мучительно искала вену.
Если Зак и думает о прошлой ночи, то не подает вида. Если честно, вообще не похоже, что он о чем-то таком думает.
В аптеке, пока собирают лекарства по рецепту, он крутится у стойки с солнечными очками. Я смотрю на него и все жду какого-нибудь знака. Ну давай, подай мне знак, что прошлая ночь была важной. Скажи что-нибудь.
– Как тебе? – он надевает очки с гигантскими стеклами и становится похож на муху.
– Жуть, – признаюсь я.
– А эти? – стекла в форме звезд обрамляет оправа кислотно-желтого цвета. – Всего два бакса. Давай возьмем их, и тебе такие же, только розовые?
– О да, всю жизнь мечтала.
– Ха, слушай, надо купить крем от геморроя и подбросить в комнату Эвану! На случай, если он закадрит француженку и приведет к себе. Как по-французски будет геморрой?..
– Ле геморрой?
Зак смеется и принимается нюхать пробники всех подряд лосьонов после бритья. Приходится признать, что это просто Зак, милый наивный Зак. Просто парень с приятными теплыми руками. Ну, пообнимались ночью, ну и что. Это все неправда. Правда – это железная нога и воспаление, которое день ото дня становится хуже.
Так что я перемещаюсь в отдел косметики, набираю номер автовокзала и жду на линии. Отражение в зеркалах меня пугает. Эта блондинка не я. Потом со мной здоровается оператор, я сообщаю свои данные и узнаю, что на сегодня мест нет. Бронирую билет на завтра. Заканчиваю звонок. Убираю телефон в карман.
Раньше я могла подолгу торчать в таких аптеках. Бесконечно перебирать помады, тени, пудры, разглядывать все эти пузырьки и скляночки с маслом для загара и молочком для тела, коробочки с набором для педикюра…
Но в настоящее время меня интересует только рецептурный отдел. Болеутоляющие на полках за стойкой. Я уже опустошила запасы Бекки, но для поездки потребуется что-то посильнее. Потому что иначе мне крышка.
Зак расплачивается, я делаю шаг вперед и прошу самое сильное обезболивающее, что они могут мне предложить, и добавляю, что это «после разрыва сухожилия». Мы садимся обратно в машину, и я с нетерпением разрываю упаковку. Зак снимает свои дурацкие желтые очки.
– Погоди. Их надо принимать с едой.
– Да ну на фиг.
– Нет, это важно. Потерпи, тут недалеко есть место…
Капсулы прилипают к моей ладони, пока Зак вывозит нас из города и сворачивает к полупустой автостоянке. Оттуда он ведет меня в магазинчик с вывеской «Довольная корова», где, протиснувшись между туристами, вооружается зубочистками и быстро накалывает на них разные кубики сыра с дегустационного прилавка.
