Суббота, 16 мая 1998 года, 13.05
Снейп вернулся в кабинет и доел обед, с раздражением обнаружив, что вид стоящей перед ним нетронутой тарелки Гарри почти лишил его аппетита. Дело было даже не в самой тарелке, а в том, о чем говорила эта нетронутая порция: юноша, который должен в самое ближайшее время стать его любовником, охвачен таким ужасом от одной мысли о его прикосновении, что в самом буквальном смысле потерял аппетит и сон.
Весьма привлекательный юноша, который пользуется разбитым зеркалом, потому что не любит смотреться в обычные. Он из-за шрама, что ли, так комплексует? Северус уже давно сообразил, что Гарри, должно быть, не любит свой шрам: зачем бы еще он стал носить такую лохматую шевелюру? Дамблдор однажды даже рассказал Снейпу, что волосы Гарри после стрижки могут всего за одну ночь отрасти обратно: таким образом магия помогает ему надежно скрывать шрам.
Суфле неожиданно приобрело вкус флобберчервей. Снейп сплюнул остатки в салфетку и призвал домового эльфа, чтобы тот убрал со стола.
Ну что ж, теперь к делу. Он еще не успел толком изучить список имущества Поттера: разбитое зеркало так его потрясло, что на остальные предметы он практически не обратил внимания. Все они, вместе взятые, представляли собой печальный итог почти девятнадцати прожитых лет. От родителей Поттеру практически ничего не осталось. Сбереженное Альбусом золото, переданный Альбусом же плащ-невидимка, несколько волшебных фотографий и пустой лист пергамента, который Люпин конфисковал, а затем вернул…
Этот последний пункт был сам по себе довольно-таки загадочным. Гарри так отчаянно боролся за то, чтобы не включать его в список, явно не желая отдавать его Снейпу. Но почему? Только потому, что это принадлежало Джеймсу? Тогда Гарри яростнее спорил бы из-за плаща-невидимки…
Кроме того, это словосочетание напомнило Северусу об одном случае, который произошел несколько лет назад. Пустой лист пергамента… Снейпу понадобилось несколько мгновений, чтобы припомнить обстоятельства, недаром он звался зельеваром – у него была отменная память. Голову Поттера видели в Хогсмиде, хотя покидать территорию Хогвартса ему не разрешалось. Северус поймал Гарри на обратном пути, приказал вывернуть карманы и обнаружил пергаментный свиток. Он был пуст, но явно наполнен какой-то странной магией. Гарри заявил, что это – чистый лист пергамента, но, когда Северус попытался исследовать его, на поверхности листа сами собой начали появляться оскорбления. А потом его забрал Люпин. Конфисковал – если верить словам Гарри, – но затем отдал обратно.
Северус прекрасно понимал, что, проснувшись, Гарри вряд ли станет охотно рассказывать об этом листе пергамента. Возможно, даже упоминание о необходимости послушания и о Podentes не сможет развязать ему язык – и из допроса не выйдет никакого толку. Более того, это может все испортить – а ведь Северусу очень нужно, чтобы Гарри как можно быстрее начал чувствовать себя в его обществе более комфортно. Составление списка имущества было необходимостью, причем крайне неприятной. Теперь с этим покончено, и стоит оставить эту тему. Да, да, кивнул сам себе Северус. Достаточно и того, что Гарри согласился признать эту вещь фамильным имуществом, несмотря на все свое нежелание отдать ее Снейпу.
Но уже совсем скоро у Северуса будет возможность посвятить исследованию этого пустого листа пергамента достаточно времени. Он радостно потер руки от предвкушения.
Вернувшись к деловым вопросам, Северус запечатал письмо в Гринготтс и призвал сову, наказав ей отдать конверт гоблину Гардольфу, который весьма компетентно заведовал сейфом самого Снейпа. После этого он зачаровал список – так, чтобы тот проявлялся на листе только по приказанию Гарри или его самого, – и спрятал в защищенный охранным заклинанием ящик стола. Закончив с этими делами, Северус отправился проведать Гарри.
Суббота, 16 мая 1998 года, 14:14
Гарри крепко спал на животе, опустив голову на сложенные руки. Одно колено было слегка согнуто и развернуто в сторону – весьма вызывающая поза, отметил Северус, но тут же постарался не думать об этом. Гарри и так ужасно переживает от перспективы любых интимных контактов с ненавистным старым зельеваром. Северус невольно поморщился, устраиваясь на любимом стуле и глядя на то, как спина Гарри мерно поднимается и опускается при вдохе и выдохе.
Холодное безразличие, решил Северус. Именно такой тактики нужно придерживаться, если он не хочет, чтобы Гарри выбежал из подземелий с дикими криками. Не то чтобы Гарри Поттер мог убегать от чего-либо с дикими криками… Нет, скорее всего, он просто начнет вести себя натянуто и враждебно – а это совсем не в их интересах.
Кроме того, в холодное безразличие со стороны Северуса было легко поверить. Он никогда не любил мальчишку, а долгое время и вовсе ненавидел. Правда, последние два года не были таким непрерывным кошмаром, как первые пять, и гнев Северуса постепенно смягчился, превратившись в обычное пренебрежение. Возможно, этому содействовало то, что после смерти Сириуса Блэка Гарри, кажется, полностью осознал, что все поступки имеют последствия, иногда весьма плачевные, и пока больше не совершал столь же ужасных ошибок.
Что касается связи, которую им предписывало пророчество… Северус не мог лгать себе и утверждать, что совершенно в ней не заинтересован. Хотя он, конечно, не желал ее в полном смысле слова. Поттер был для него слишком молод, слишком гриффиндорист, слишком знаменит. Вступить с ним в связь – совершеннейшая дикость по всем нормам магического общества, даже если не учитывать основную проблему: ведь Поттер все еще ученик. Правда, больше не его ученик, но подобная формальность не могла поколебать моральные принципы Северуса. Гарри был учеником, а он учителем, и это означало, что требования Podentes не просто спорны и нежелательны, но совершенно непристойны.
К сожалению, их невозможно обойти.
Северус обсуждал это с Альбусом, но выторговал лишь согласие на то, чтобы обряд был проведен только после того, как Гарри окончит школу, то есть семнадцатого июня. На все громкие требования Северуса отсрочить и подготовку тоже, коварный директор отвечал только предложениями чая и сладостей. Альбус просто не слышал этих возражений. Северус во что бы то ни стало должен достойным образом подготовить юношу к семнадцатому июня, чтобы инициация прошла благополучно.
В глубине души Северус понимал правоту Альбуса, и это было ужаснее всего. Провести инициацию с Гарри, который боится любого прикосновения – верный путь к провалу. Гарри так и не смог полностью осознать, что если одна из сторон будет действовать неохотно, заклинание может не сработать. Наверняка он по-гриффиндорски глупо считал, что ритуал можно будет повторить, если что-то пойдет не так. А ведь межосевая магия не так-то проста… Северус решил, что должен объяснить Гарри принципы ее действия, хоть и не ожидал, что юноша все поймет.
Гарри тихо застонал и заворочался во сне, поглаживая пальцами мягкий зеленый бархат диванной обивки. Наверняка ему снится Грейнджер, кисло подумал Северус. Его не обмануло представление, которое Гарри разыграл на уроке. Ясно, что эти двое спали друг с другом – прямо под носом у Рональда Уизли. Но Гарри ведь такой герой – он просто не мог не защитить репутацию своей девушки, вот и выдал тогда всю эту чушь про “любование издалека”. Ну что ж, размышлял Северус, пусть уж лучше грезит о ней, а не удовлетворяет свои желания в реальности. Да, ему точно лучше теперь воздерживаться.
А все-таки на редкость приятно, думал Северус, что ему выдалась такая возможность – спокойно рассмотреть юношу, не натыкаясь на его враждебное отношение. Гарри был по-своему очень привлекателен, хоть Северус раньше не задумывался об этом, пока его не вынудило пророчество. Он вообще никогда не позволял себе так смотреть на учеников – всегда вел себя с ними отстраненно, как профессионал. Но теперь, когда он точно знал, что ему предстоит разделить с Гарри постель – причем далеко не единожды, – все изменилось. Верно, его первоначальной реакцией были ярость и отвращение – вероятно, такое же, какое испытывал сам Гарри. Ведь это же, в конце концов, чертов Гарри Поттер – проклятье всей его жизни. И, кроме того, ученик, отпетый гриффиндорец, юнец и все такое прочее.
Но, получив от Гарри письмо, полное вопросов (причем некоторые из них оказались на удивление умными и грамотно сформулированными), он как-то смирился со своей участью и перестал громогласно жаловаться на нее Альбусу. И присмотрелся к юноше – по-настоящему, изучающе присмотрелся, чего никогда не сделал бы при иных обстоятельствах.
Первым шокирующим открытием стало осознание того, что если более юная версия Гарри Поттера и впрямь была точной копией отца, то со временем материнские гены изрядно смягчили черты его лица, и теперь обнаружить в нем сходство с Джеймсом стало не так-то легко. Хуже всего то, что у Лили была просто потрясающая внешность. Ее скулы и глаза на лице Гарри не делали его столь же неотразимым – он определенно не был красавчиком. Потому что для Северуса слово “красавчик” включало в себя элемент женственности – а в Гарри не было ничего женственного.
