СЕРГЕЙ: В Чернобыле?
Прохладным коридором института Сергей подходит к двери своей лаборатории, дергает… Закрыто. Открывает ключом, заходит…
Снаружи окно окутал дикий виноград, и затененная лаборатория от этого стала еще уютнее… Тихо. Нет нигде никого: лето – отпуска…
Рядом с дверью – зеркало. Сергей разглядывает себя – каким он стал…
ГОЛОС ЛЮБЫ (из-за неплотно прикрытых дверей слышно, как она говорит в канцелярии по телефону): …Такой стриженый, загорелый… (Сергей согласно кивает, довольный.) Голос стал хриплый – курит, наверное, много… (Сергей недовольно морщится.) Но ему идет. (Его лицо проясняется.) В президиуме будет теперь сидеть – «герой»! (Сергей улыбается скептически, но не без приятности.) Но в постели он теперь, сама понимаешь… (Сергей растерянно замирает.) Нет, не проверяла, но я ж вижу!
Сергей сидит за своим столом в лаборатории – старинным, большим. Рядом – окно, виноград… Уютно, прохладно.
На столе под стеклом – календарь. Он вытаскивает его, фломастером обводит контур, похожий на радиационное пятно на карте – время, которое он провел в Чернобыле. Заштриховывает его.
Осматривается.
Пронумерованные колбы с коричневато-желтым раствором покрыла пыль, он проводит по стеклянному сосуду пальцем – остается след…
СЕРГЕЙ: Что в этих колбах? (Напрягается.) Что за эксперимент я делал? Не помню. Я ничего не помню!
Сложные научные приборы на столах: шкалы, переключатели, кнопки… Что ими делают?
На полках – книги. О чем они?
Под потолком на полках – пачки ксерокопий статей на разных языках, картонные коробки, коробочки с принадлежностями – помещение битком набито огромной массой необходимых химику-экспериментатору вещей…
СЕРГЕЙ: Я – химик-экспериментатор? Я ж ничего не помню… НЕУЖЕЛИ ЭТО НАВСЕГДА?!
На столе, под стеклом – с большой репродукции Врубеля ему лукаво улыбается Пан: заросший, полный таинственной жизни человекобог с дудочкой лезет из лесной топи… Еще один абориген чернобыльских болот.
Ругнувшись, Сергей вертит радиоприемничек на столе…
Мажорная, тонизирующая музыка: Modern Talking – «You can win if you want…»
Оксана идет по длинной пустой улице заводского пригорода.
Одна-одинешенька между двумя бесконечными заборами.
Стены заканчиваются. Порыв ветра гонит пустырем лавину бесцветных шаров высохшего перекати-поля, лишенных корней…
Ветер стихает. Оксана перебирается через безжизненный поток этих мертвых мигрантов…
Центральная улица большого города. Вечер. Праздничная толпа – длинноволосые юноши с кассетными магнитофонами, хорошо одетые девушки.
Оксана, что-то шепча, идет со своей сумкой.
Сторонится людей. На нее оглядываются.
Толпа молодежи оттесняет Оксану к обочине. Оксана отступает, делает шаг на проезжую часть… Вздрогнув, проводит взглядом машину, прошелестевшую рядом…
Идет дальше.
Вокруг звучат обычные разговоры: что сколько стоит, где что можно купить, кто кого бросил, кто сколько выпил, кто с кем теперь спит…
Оксана не видит этого и не слышит…
Оксана останавливается возле гостиницы, задирает голову – «МИР». Уютно сияют окна… Колеблется. Заходит.
Швейцар иронически осматривает ее с головы до пят… но, столкнувшись с ее взглядом, отступает в сторону. Оксана проходит.
На стекле над окошком надпись «Администратор». Рядом – тоже краской по стеклу, навсегда – «МЕСТ НЕТ».
Оксана молча стоит у окошка. Смотрит на администраторшу. Молчит.
АДМИНИСТРАТОРША (нервно): Вам что надо?
ОКСАНА: Крыша… над головой. На время.
Администраторша насмешливо поднимает брови, внимательно смотрит на Оксану… Изменяет выражение лица.
АДМИНИСТРАТОРША (шепотом): Вы из Чернобыля?
Оксана кивает.
АДМИНИСТРАТОРША: А вы… ты не заразна?
Оксана молча вынимает из сумки справку. На листочке-четвертушке – подпись, печать, ее имя-фамилия и всего три слова: «РАДИАЦИОННОЙ ОПАСНОСТИ НЕТ».
АДМИНИСТРАТОРША: Их там что – всем выдают?
Оксана кивает.
Администратор возвращает Оксане справку – и ключ от комнаты вместе с бланком регистрации…
Оксана заходит в комнату. Не зажигая света, опускается на стул.
Открывает свою котомку. В ней – жалкая кучка дамских мелочей, паспорт… Все движимое и недвижимое имущество Оксаны.
ОКСАНА (оглядывается по комнате): И переодеться не во что…
В ванной Оксана – без всякого выражения лица, как робот, в чем мать родила – стирает свои вещи.
Развешивает по номеру выстиранное.
В ванной включает горячий душ и становится под струю воды…
…и долго, долго так стоит в струях этого главного дара природы, который, согласно учебнику, «не имеет цвета, запаха и вкуса»… И еще, оказывается, цены.
…Удлиненный холмик свежей влажной земли – на поляне сельского кладбища Лебедич.
Перед могилой стоит Оксана, опираясь рукой на обцарапанную, разбитую ИМРамы лопату с налипшей землей. Последний homo sapiens на земле своих предков.
Бросает лопату в кусты, поворачивается и уходит.
За ее плечами – бабушкина котомка…
…Оксана выключает струю воды в ванной, открывает глаза. Впервые замечает запотевшее зеркало. Протирает его рукой – и замирает:
У нее девичье тело и старческое лицо!
Уголки губ опущены – кожа сморщилась, посерела – неживые, мертвые глаза…
Мертвые глаза совы на ветке. Чучело на шкафу отеля уставилось вниз – на огромную двуспальную кровать. Пустую.
Оксана скрутилась калачиком в большом кресле, укутавшись покрывалом – спит. На карнизе над окном на кольцах-прищепках, рядом с совой, сохнет вся ее одежда…
В коридоре отеля.
УБОРЩИЦА (стучит в номер Оксаны): Вы живы?
ОКСАНА (из-за двери): Да, все в порядке.
УБОРЩИЦА: А чо второй день не выходите?
ОКСАНА: Некуда… А что, нельзя?
УБОРЩИЦА: Почему? Не выходить не запрещается… Вы ж заплатили… Вы там грязь не нанесли? А то проверят, мне нагоняй будет…
ОКСАНА: Нет. «Грязи» нет. У меня справка. Я показывала.
Разбуженная Оксана, под окном, на котором досыхают брюки и куртка, укладывается в кресле спать дальше…
Оксана выходит из своей комнаты в коридор…
ДЕЖУРНАЯ ПО ЭТАЖУ: Вам не туда! Это черная лестница, там закрыто.
ОКСАНА: Ой! Это я как в Чернобыле в общежитии иду… Памяти не стало совсем.
ДЕЖУРНАЯ (уборщице, сидящей рядом на низеньком диванчике): Вот сумасшедшая из Чернобыля!
УБОРЩИЦА (с сожалением качает головой): Такая молодая… А ей же еще рожать…
ДЕЖУРНАЯ: Здесь, в отеле? Только не на моем дежурстве!
УБОРЩИЦА: Да не… Я вообще…
ДЕЖУРНАЯ (с облегчением): А-а, вообще… (Презрительно.) Вообще – они уже не… (Брезгливо кривит рот и начинает что-то шептать на ухо уборщице.)
Эхо в просторной гостинице, усиливая, доносит все ее слова – к Оксане, замершей этажом ниже…
ОКСАНА: Всенародное внимание… Спасибо огромное. Съехать бы отсюда… Куда?
Комната общежития уютно обжита человеком. Полированный стол, под побеленной стеной – узкая кровать с металлическими перилами. Всю противоположную стену, от пола до потолка, занимают книги.
В белых дверях щелкает замок – и из темного коридора Сергей переступает порог. Ставит дорожную сумку возле себя, закрывает дверь, осматривается вокруг…
Проводит по столу пальцем – на слое пыли остается след… В прозрачной колбе недопитый чай высох, зацвел, и плесень уже тоже высохла. На полу лежат линии пыли, которая высыпалась из потолка, из межплитных щелей… Пауки наплели сети по углам, в оконном проеме… Как быстро все пустеет без человека…
Идет к окну, открывает его. Берется за веник, идет через коридор в «санблок» – намочить веник в грязной раковине умывальника.
Открывает кран…
– Черт побери!
Нет воды. Ржавый пустой воющий звук…
– Р-р-р-рота-а-а – па-а-а-адйом!
Сергей открывает глаза.
Часы – к глазам…
6.00.
Внутренне собирается – вставать…
…И вдруг вспоминает – ОН УЖЕ НЕ В ЛАГЕРЕ! И сладчайшая улыбка вспархивает на его лицо!
Он лежит в одежде – все в той же мятой клетчатой рубашке – на газетах, расстеленных на голом матрасе. Матрас – на полу, на подложенных газетах. На голой сетке кровати рядом – стопка чистого постельного белья.
Под головой Сергея вместо наволочки тоже лежит газета. Большой жирный заголовок – «Герои Чернобыля».
