– Я заберу тебя из больницы сам. Вас заберу. Не волнуйся, родная.
Они замерли друг у друга в объятиях. Это длилось мгновение, не долее. Алексей почти оттолкнул Ольгу от себя и подсадил на подножку.
Все время, пока карета тряслась по булыжной мостовой, Ольге казалось, что он смотрит ей вслед. Она чувствовала его взгляд, и тревога ее не то чтобы уходила, но все-таки слабела.
Неизвестно, так ли это было бы, если бы она видела, каким сосредоточенным и суровым стало его лицо, когда увозящая жену «Скорая» скрылась за углом, как пошел он обратно к покинутому ими дому, все убыстряя шаг… Не зря он сделал все для того, чтобы она этого не видела!
И как сжигает он в кухонной раковине гору бумаг, незачем ей было видеть. И как смывает пепел уже под частые звонки, а потом и под грохот в дверь. И как врывается в квартиру полиция…
Ничего этого не видела Ольга Незнамова, когда рвался из нее на белый свет ее сын. А видела она, как ни странно, Вангелию. Даже не видела – это слово неправильно обозначало то, как являлась перед нею в те минуты, в те бесконечные часы боли и муки ее подруга. Ванга была рядом, была над нею, была вокруг нее и даже, кажется, внутри у нее было то странное и сильное, что каким-то необъяснимым образом было связано с Вангой.
Во дворе покойного Панде Сурчева, как обычно, стояла толпа. Люди приезжали сюда издалека, чтобы поговорить со слепой Вангелией. Даже те приезжали, кто не верил в ее способность видеть будущее и таинственным образом проникать в самую суть событий, происходящих в жизни неизвестных ей людей. Не верить-то они не верили, а когда входило в их дом горе – болезнь ли, раздор или нищета, – то готовы были ухватиться за соломинку.
В войну же горя хватало у всех, и потому двор Вангелии не пустовал никогда.
День уже клонился к вечеру, когда на пороге дома появилась Любка.
– Все! – сказала она. – Сегодня Ванга больше никого не примет. Устала она.
Толпа недовольно зароптала.
– Я и вчера приходил!.. Зря, что ли, мы из самого Петрича приехали?.. – раздались голоса.
– Возгордилась эта Ванга! – сердито проворчала женщина в дорогой шерстяной юбке.
– Не возгордилась, – возразил ей молодой солдат. – Сказали же, устала она.
На нем была форма болгарской армии. Стоял он уже у самого входа в дом, однако совсем не рассердился от того, что не успел попасть к пророчице.
– Не больно-то и надо… – начала было ворчливая женщина.
Но тут в дверях показалась сама Вангелия. Забыв про спор, солдат засмотрелся на нее.
«Да она молодая еще! – подумал он, вглядываясь в простое, круглое лицо этой женщины. – А я-то думал, раз пророчица, значит, старуха. Сколько ей, интересно? Лет тридцать, наверное. Чтобы красивая – не скажешь, но какая-то… Яснолицая, вот какая!»
Вангелия стояла молча, словно прислушиваясь или даже присматриваясь к толпе.
«Ну, не присматривается она, конечно, – подумал солдат. – Глаза-то не видят».
Но стоило ему об этом подумать, как «взгляд» ее остановился на нем.
– Пусть солдат войдет, – сказала Вангелия.
– Я? – оглядываясь, спросил тот.
– Ты, ты, – улыбнулась она. – Тут других солдат нету.
А чего улыбнулась? Разве он что смешное сказал?
Но объясняться было уже не с кем: Вангелия ушла в дом. Помедлив мгновение, солдат пошел за нею.
– Что ты хочешь узнать? – спросила Вангелия, когда он, озираясь, вошел в комнату.
Бедность соединялась здесь с чистотой. Это показалось ему необычным: он привык, что или бедность, или чистота – вместе их не сложишь.
– Ну, говори скорее, – поторопила она.
– Да! – спохватился солдат. – Брата моего грабители убили. Трое малых детей осталось, у вдовы чахотка. Вот, хочу узнать, что с ними будет. Со вдовой, с детьми…
– Врешь! – отрубила Вангелия.
– Не вру! Кого хочешь спроси. Три месяца, как брат мой погиб!
Солдат изо всех сил постарался, чтобы взгляд у него был правдивым. Хотя зачем? Она ж все равно не видит.
– Врешь, что про братнину семью пришел узнать, – уточнила Вангелия. – Ты другое хочешь… Имена убийц хочешь узнать. Так?
Ничего себе! Как же она догадалась?
– Ну… Да, – смущенно кивнул парень.
– Может быть, я тебе их назову, – сказала Вангелия. – Но только если пообещаешь, что мстить им не станешь. Можешь пообещать?
– Нет, – секунду поколебавшись, твердо ответил он. – Не могу.
– Тогда и незачем тебе знать, кто они, – так же твердо произнесла Вангелия.
– Да почему же?! – вскинулся он.
– Потому что месть – злое дело, – ответила она. – Такое же злое, как убийство. И наказание за месть тебе будет жестокое. Если не для тебя, то для детей твоих, для внуков.
– Но это же несправедливо! – воскликнул парень. – Им убивать можно было, а мне отомстить – нельзя? Почему так?
– Чтоб сильнее болело, – ответила Вангелия. И добавила: – Не расстраивайся. Если мстить не станешь, то своими глазами увидишь, как убийц твоего брата судить будут.
– Правда? – встрепенулся он.
– Правда, – кивнула Вангелия. – Увидишь суд на теми, кто твоего брата убил. Как тебя зовут? – спросила она.
– Димитр Гущеров. Я из Петрича сам.
– Димитр? – почему-то вздрогнула Вангелия.
– Ну да, Димитр. Митко.
– Митко… – повторила она. И велела: – Теперь иди.
У двери Митко обернулся.
– Вангелия, – поколебавшись, спросил он, – а откуда ты все знаешь про меня?
– Я многое даже про чужих людей знаю. А ты мне не чужой.
– Мы ж с тобой не родня! – удивился Митко.
– По крови не родня, – кивнула Вангелия.
– Да я тебя первый раз вижу! – зачем-то добавил он.
Как будто она сама этого не знала.
– Но ты мне не чужой, – повторила Вангелия.
– Что это значит?
Она не ответила. Вздохнув, Митко снова пошел к выходу. И снова обернулся.
– Вангелия, раз ты все про меня знаешь… – сказал он. – Что ж ты мне про мою судьбу ничего не скажешь?
– А твоя судьба простая.
Она пожала плечами. Митко показалось, что усмешка мелькнула на ее губах. Но наверняка он этого сказать не мог – про усмешку. Ничего нельзя было сказать наверняка про эту загадочную женщину…
– Какая же моя судьба? – спросил он.
– Твоя судьба – быть моим мужем.
Ошеломленно, будто на призрак, смотрел Митко Гущеров на Вангелию Сурчеву.
«И правда, загордилась она! – сердито думал он потом, уже шагая по дороге, ведущей из Струмице в Петрич. – Или совесть потеряла. Надо же постороннему парню такое сказать!»
Но с каждым шагом, уводившим от дома Вангелии, пыл его все более сходил на нет. А когда улицы Струмице скрылись за поворотом дороги, Митко и вовсе остановился…
Ванга сидела в палисаднике и пряла шерсть.
«Как это она вечером прядет? Ниток ведь не видно, – подумал Митко. Но тут же сообразил: – Ну да, ей же все равно».
– Вангелия, – негромко сказал он, – это я.
– Я знаю, Митко, – не отрываясь от своей работы, кивнула она; удивления не слышалось в ее голосе. – Ты можешь не говорить, что это ты. Про тебя и так знаю.
– Я… понимаешь… – сбивчиво проговорил Митко. – Я… ну, просить тебя хотел…
Когда совсем стемнело, Любка вышла из дому, оглядела двор – куда это Ванга подевалась? И увидела, как из палисадника быстро вышел какой-то солдат и, перемахнув через изгородь, исчез в темноте.
– Ванга! – встревоженно позвала она. – Ты где?
– Здесь, здесь, – донеслось из палисадника.
– Зачем солдат приходил? – спросила Любка, подходя к сестре.
– Мы с тобой уезжаем, сестричка, – вместо ответа сказала Ванга.
– Куда это? – удивилась Любка.
– В Петрич.
– Почему вдруг в Петрич? – не поняла та.
– Митко меня замуж позвал. А он в Петриче живет.
– Какой Митко? – машинально переспросила Любка. И тут же ахнула: – Ванга! Как – замуж? Ты что?!
– А что? – пожала плечами Ванга. – Вот этот парень, что сейчас приходил, замуж меня берет. – Любка расслышала, что в голосе сестры звучит гордость. – А что, на мне и жениться нельзя?
– Можно, конечно, – пробормотала Любка. – Только… – И найдя причину, воскликнула: – Только ведь он солдат! Ты его и не увидишь.
– Его в запас отпускают, – сказала Ванга. – Через три дня он за нами приедет. В Петриче вся его семья живет, и мы с тобой туда переберемся. За что нам здесь держаться, сестричка? Отец в могиле. Васил по людям батрачит. Томе и вовсе…
Она горестно вздохнула. Брата Томе немцы угнали работать в Германию, и неизвестно было, жив ли он.
– Но, Ванга… – пробормотала Любка. – Как же этот Митко не боится тебя замуж брать? Ведь ты слепая! И старше его, – бесцеремонно добавила она.
– Выходит, не боится, – пожала плечами Ванга. – Митко не из пугливых. Он сильный. Будет нам опорой.
Все труднее было старой Магдалене выходить из дому. После того как от чахотки умерла невестка, вдова убитого старшего сына, Магдалена попросила ее родню забрать внуков: понимала, что ей с ними не справиться. Правда, жена Митко говорила, чтобы дети оставались – мол, они с сестрой будут за ними ухаживать, – но Магдалена этому не верила. Стоило ей поглядеть на эту Вангелию, на которой в одночасье, слова никому не сказав, благословения не попросив, женился ее младший сын, как ей и жить становилось неохота. Как мог Митко до такого додуматься – слепую в дом привести?! Разве они богачи какие, чтобы лишний рот кормить?
