Боже, какая же дура. Ну вот кто за язык тянул? Сейчас Кавьяр все поймет по твоей бледной роже, и тогда, Летти, не рассчитывай на спасение.
Но мне действительно повезло. Снова.
Грек развернулся и вышел.
Доктор колдовал недолго. Взял этот треклятый мазок, отчего меня едва не вырвало, и кровь из пальца.
— Выздоравливай и не вставай. Постельный режим то, что тебе нужно. Отоспись. Я побеседую с Клио и вернусь. Тогда и введу антибиотик.
Марио встал, а я титаническим усилием воли заставила себя улыбнуться, но хмурое выражение лица дока оповестило о том, что он недоволен моим поведением.
Ну, естественно, раньше я спорила с доктором и постоянно огрызалась. Вполне понятно, почему его напряг мой оскал.
— Отдыхай, — кивнул Марио, подоткнув мне под бок одеяло — странный жест для чужого человека — и вышел из спальни.
Пришло время подумать. Тщательно, с пристрастием.
Готова ли я к смерти? Твою мать, конечно, нет. Вначале все казалось таким безнадежным, но теперь появился шанс на спасение. Вдруг раскопаю что-то важное и уничтожу Кавьяра? И что, если я откинусь, а на особняк налетит банда тех придурков, которые меня похитили, и пристрелят грека? Получится, моя жертва будет неоправданной.
О чем это я — жертва? Какая жертва? Кому я ее принесу? Если бы нужно было спасти близкого человека — это другое дело. А когда никого нет, кроме Ханны, само собой, то и слово это — «жертва» — смысл теряет.
В целом, я осознавала, что просто пытаюсь себя отговорить от глупого поступка. Никак до меня не доходило, что не увижу больше ничего и никого. Не понимала, что до жути страшно идти туда, где неизвестность. Тьма ли там? Свет? Огонь или бездна? Больно ли это? А быть может, настолько приятно, что на протяжении тысячелетий людей нарочно пугали смертью.
Неожиданно вспомнился один эпизод из моей собственной жизни, и этот момент стал решающим. Ведь я умирала уже. Знала, как это происходит. Только тогда помогли, откачали.
Анафилактический шок. Непереносимость одного лекарственного препарата. Мне его ввели в первый раз, но доза была маленькой, и все обошлось лишь головокружением и тяжестью в области сердца.
У меня тогда острый бронхит обнаружился, и пришлось усиленно лечиться — впереди были важные школьные экзамены, а я вот умудрилась простудиться в жару такую. На пять дней мне расписали инъекции. И вот на вторые сутки это и случилось.
Медсестра болтала со мной, все как обычно, а я внезапно начала «отъезжать». Буквально уплывала куда-то. Горло сильно сдавило, сердце так тяжело-тяжело стукнуло и все.
Как же мне было хорошо. Честное слово, умирать оказалось очень приятно. Если учесть, что это не автомобильная катастрофа, когда ноги-руки разбросаны по асфальту, а ты еще в сознании и чувствуешь эту охрененно невыносимую боль, то вполне можно и повосторгаться процессом умирания.
Так вот, мне как раз-таки понравилось. Ведь тогда не чувствовало мое тело абсолютно ничего. Просто парила я где-то в темноте. Да, в самом деле, ничего не было видно, но это другое — совсем не та тьма, которая приходит с наступлением ночи, и не та, что вызывается искусственно. То есть посади меня в маленькую комнату без окон и погаси свет — все равно той необыкновенной темноты не достичь. Она как будто живая была и нестрашная совсем. Создавалось впечатление, что я в космосе парю.
Но об этом думала потом, а в тот момент просто смотрела перед собой и испытывала всепоглощающую благодать, эйфорию. Как же, оказывается, приятно освободиться от оболочки. Однако прекратилось все внезапно. Очнулась и почувствовала адскую боль во всем теле.
Было так плохо, что даже не верилось. Жива ведь осталась. Тогда почему не радовалась?..
Вот в тот день все религиозные убеждения вмиг стали понятны. Мы живем, испытываем муки душевные и физические, а потом умираем и освобождаемся по-настоящему. Поэтому, по сути, наши тела — это оковы, а жизнь — сплошная боль…
— Ты готова? — голос Марио вырвал меня из размышлений.
Кивнула с легким сердцем, потому что знала — так будет лучше, и бояться мне нечего.
— Давай, док, — улыбнулась я, укладываясь поудобнее и протягивая руку для инъекции. — Пришло время подлечиться.
— Что-то раньше ты не особо стремилась к выздоровлению, — проворчал Марио, извлекая шприц из упаковки.
— Люди меняются. Я устала.
Доктор с задумчивым видом принялся натирать локтевой сгиб моей правой руки резко пахнущим ватным тампоном, и в такой ответственный для меня момент он выглядел как-то особенно мрачно.
Мне, в принципе, плевать было, будет ли Мар терзаться муками совести по поводу моего убийства. Так что смотрела на него, как на обычного случайно подвернувшегося палача.
Если что, док, замолвлю за тебя словечко. Ты же не знал, в конце концов, какая бездушная тварь решила покончить с собой, но только твоими руками. Мудро, ничего не скажешь.
От собственного скотства даже покраснела немного.
— Что, больно? — забеспокоился доктор, медленно вводя препарат в вену.
Даже не заметила, когда иглу всадил. Так разнервничалась. Не каждый же день такое случается, имею в виду самоубийство.
Вот оно. Началось… Быстро и стремительно горло сжалось в неприятном спазме, а легкие потребовали кислорода. Запомнилось перекошенное ужасом и гневом лицо Марио. Затем появился звон в ушах, и навалилась долгожданная тьма.
========== Глава 11 ==========
Ashes burn the morning after
Only know I’m here to stay
I was so, I let you see me
Пепел сгорит на следующее утро,
Только знай, что я останусь здесь
Таким я был, я позволил тебе узнать меня.
Hurts ©
Господи, за что такая боль? Невыносимо просто… Во всем теле сплошные муки, а в голове каша. Кончики пальцев не чувствую. Вообще конечностей как будто нет…
Неужели это смерть? Тогда почему я словно горю? Погасите, умоляю, этот чертов пожар… Кто-нибудь спасите…
Где-то совсем рядом раздался хрипловатый голос, но тут же отдалился. На некоторое время я как-то выпала из реальности. Бесконечный звон в ушах и опять тьма. На этот раз выбиралась из нее очень долго и бесконечно болезненно.
Как только сознание немного прояснилось, весь ужас содеянного навалился на плечи тяжелым грузом, а боль, обжигающая и одновременно леденящая, буквально парализовала все тело.
Меня тошнило, причем довольно сильно, и я начала опасаться, что вывернет наизнанку.
Первый спазм заставил стоящих рядом людей, которые разговаривали, — по-моему, даже ругались, — поднять невероятный шум.
Боже, что за жуть здесь происходит? Почему я никак не могу открыть глаза?..
— Давай, вот так. — Кто-то перевернул меня на бок.
Удалось, наконец, разлепить веки. Первое, что увидела — пластмассовый ярко-оранжевый таз и тут же вновь зажмурилась, потому что вытошнило. В принципе, и нечем было, но мышцы по-прежнему безжалостно сокращались, и я продолжала висеть на краю кровати, судорожно вцепившись в чью-то теплую руку.
— Сейчас пройдет. — Неизвестный погладил меня по голове.
Постепенно начало доходить, кому принадлежит успокаивающий голос.
— Мар… — прохрипела и принялась кашлять.
— Тише, — ответил доктор. — Постарайся поменьше говорить.
Марио уложил меня обратно на подушки и, дождавшись, когда я посмотрю на него, произнес:
— Летти, ты знала, что антибиотики вызывают у тебя аллергическую реакцию?
Таким тоном сказал, что вмиг поняла, какими будут последствия моей глупости.
— Я… не знала… — едва просипела в ответ и провела рукой по горлу, будто это могло спасти от боли.
Доктор смотрел слишком пристально. Мне стало не по себе, но все же удержалась и не отвернулась.
— У тебя была остановка сердца. Несколько секунд, но это только потому, что я не успел ввести дозу до конца. Иначе…
Внезапно в поле зрения возник Кавьяр. Он был непроницаем и мрачен. Внутри что-то оборвалось. Я судорожно сглотнула. Страх, настоящий панический, накрыл волной. Не могла оторваться от высокой фигуры грека, застывшего у стены. Темные брюки и белая рубашка, расстегнутая до середины груди, с закатанными рукавами. Весь такой напряженный, что прямо, казалось, воздух наэлектризовался.
— Я, быть может, повторюсь, — проговорил Клио ледяным тоном, — но мне проблемы не нужны. Пока ты жива, дела мои полностью контролируются. Поэтому смерти твоей я не допущу. Солгала ли ты, сказала ли правду — все равно. Манипулировать собой не позволю… Мар, заканчивай здесь и зайди ко мне…
Грек вышел, оставив после себя облако негатива. Если не расстраиваться по поводу его гнева и намеков, то вполне можно было пережить и даже переварить произошедшее. Но поскольку по глазам Марио я поняла, что и он мне не верит, пришла к выводу, что, вероятнее всего, они попытаются вытащить из меня правду. А это само по себе пугало и без перекошенного яростью лица Клио.
